В вопросе определения «времени, которое прошло с момента смерти
катынских жертв до момента эксгумации их трупов» польские судмедэкс
перты занимали очень осторожную позицию, поскольку считали, что «при
исследовании эксгумированных трупов определение давности смерти яв
ляется вообще очень сложным, и установить ее можно только приблизи
тельно, и только тогда возможно дать наиболее правильный ответ на этот
вопрос, когда есть возможность провести сравнительные исследования при
тех же самых внешних и внутренних условиях» (Л.21). Последнее заявле
ние очень важно для оценки деятельности как немецких судмедэкспертов
из комиссия Бутца, так и советских — из комиссии Бурденко.
Бутц и его коллеги сделали все, чтобы обосновать тезис о невозмож
ности установления более или менее точного времени смерти по причине
зависимости процесса разложения от множества факторов, меняющихся
со временем, не исследованности процессов разложения в массовых захо
ронениях без гробов и пр. Акцентировать внимание на этих трудностях
для Бутца было важно потому, что они не могли дать удовлетворительного
ответа на вопрос, который, очевидно, возникал перед ним, и который поль
ские судмедэксперты сформулировали так: почему «эксгумация жертв
массовых расстрелов, выполненных немцами, показывает, что в одной из
двух могил, которые отдаленны друг от друга на несколько метров, в кото
рых находятся жертвы одной и той же экзекуции, трупы в одной могиле
незначительно разложились, а в другой же почти превратились в скелеты.
От чего это зависит?» (Л.21).
Ответить на этот вопрос Бутц, видимо, не мог, поскольку опыта вскры
тия массовых захоронений, подобных катынским могилам, у него не было.
Но, скорее всего, он не хотел ни ставить этот вопрос, ни, тем более, отве
чать на него. Вместе с тем простая констатация факта столь разного разло
жения трупов в соседних могилах позволяла раздувать тезис о сложности
установления времени захоронения и доводить его до полного отрицания
такой возможности. В свою очередь, утверждения о невозможности точного
установления времени захоронения создавал необходимую базу для вывода
о том, что время расстрела необходимо и можно устанавливать на основе
показаний свидетелей и последних дат, имевшихся в документах, письмах,
газетах и т.д., найденных при трупах. Итак, для проведения сравнительного
анализа у Бутца не было ни только данных и опыта, но и стимула.
Иное дело, советские судмедэксперты, в томчисле задействованные в
Специальной комиссии Н. Н. Бурденко. За 1942–43гг. они накопили ко
лоссальный опыт исследования массовых захоронений советских людей,
уничтоженных фашистами, их пособниками и союзниками. В том числе
и опыт, полученный при раскрытии массовых захоронений в Смоленске
и его ближайших окрестностей, в непосредственной близости от Козьих
гор. Н. Н. Бурденко понимал важность получения такого материала для
230 Раздел V
исследования захоронений польских военнопленных в Катынском лесу
и, очевидно, эти соображения были учтены при составлении графика ис
следования массовых захоронений в Смоленске и его ближайших окрест
ностях, которые проводились с 1 по 16 октября 1943г. Цель работы включа
ла в себя и «определение» «срока давности погребения». Всего в это время
здесь было эксгумировано и частично исследовано более 135 тыс. трупов,
в томчисле в районе, прилегающем к Козьим Горам — между Смоленском
и ст. Катынь по обе стороны железной дороги и Днепра (Ясенная, Ракитня,
Серебрянка, Дубровенька, Красный Бор и др.) — около 15 тыс.1
. Благодаря
схожести природных и климатических условий, а также точного знания
времени расстрела и захоронения убитых эти исследования давали комис
сии Бурденко необходимый для сравнения материал.
Эти работы дали необходимый для сравнительного анализа матери
ал: совпадающую с катынскими захоронениями толщину поверхностно
го слоя земли (от 0,3 до 3,0 м), часть трупов была в одежде, нахождение
в могилах разного рода предметов бытового обихода, бумаг, документов,
подвергавшимся схожей среды в течение разного, но точно установленно
го времени. Относительно времени захоронения в акте судмедэксперти
зы сказано, что «давность погребения эксгумированных трупов, судя по
результатам судебно-медицинских исследований, должна быть отнесена,
преимущественно, ко второй половине 1941 года, к 1942 году и только в
4х местах захоронения к 1943 году»2
).
Можно утверждать, что важнейшее условие более или менее точного
определения давности захоронения, означенное в «Отзыве» профессоров
Ольбрыхта и Сенгалевича, в работе советских судмедэкспертов выполня
лось. Поэтому они могли использовать сравнительный метод в исследо
вании катынских захоронений в гораздо большей мере, чем любые другие
их коллеги. Отсюда и ценность их наблюдений, оценок, выводов, гораздо
большая, чем каких бы то ни было других судмедэкспертов.
Хотя профессора Ольбрыхт и Сенгалевич не брали на себя ответ
ственность за определение давности катынских захоронений, однако они
1
Масштабы исследований и данных для проведения сравнительного анализа харак
теризуются размерами массовых раскрытых захоронений, расположенных около: 1) бывшей
Смоленской радиостанции у с. Гедеоновка — до 5000 трупов; 2) с. Магаленщина-Вязовень
ка — до 3500 трупов; 3) плодовоовощного хозяйства у с. Реадовка — до 3000; 4) пионерского
(основного) сада — до 500; 5) Дома Красной армии — до 1500; 6) Большого концентрацион
ного лагеря №126 — до 45 000; 7) Малого концентрационного лагеря №126–15 000;
Мед
городка Западной железной дороги — до 1500; 9) деревни Ясенная — до 1000; 10) бывшего
немецкого госпиталя военнопленных и общежития студентов Мединститута по Рославль
скому шоссе — до 3000; 11) Лесопильного и Ликероводочного заводов — до 500; 12) Концент
рационного лагеря у дер. Печерской — до 16 000; 13) селения Ракитня — 2500; 14) авиазавода
№35 в районе станции Красный Бор, совхоза Пасово, дер. Александровской, ГЭС, поселка
Серебрянка и Дубровенька — 12 000 (Там же. ОП. 44. Д. 637. Л. 2).
2
Там же. Л.1–2, 4.
Документы, материалы, переводы 231
не избегали делать выводы там, где считали это профессионально оправ
данным. Так, например, они решительно отвергали попытки определить
время года, когда был произведен расстрел и захоронение, на основе та
кого факта, как отсутствие насекомых и следов их жизнедеятельности на
трупах. Этот факт германской стороной использовался для обоснования
тезиса о том, что расстрел производился в апреле — первой половине мая
и служил подтверждением правильности вывода о том, что польские во
еннопленные были расстреляны весной 1940г. Польские судмедэкспер
ты возражали: «Не имеет большого практического значения тот факт, что
на трупах или на одежде катынских жертв нигде не было найдено насе
комых… и ни в коем случае эта особенность не дает право делать вывод,
что расстрел жертв происходил в холодное время года, когда насекомых
не было» (Л.20). Объективно, этот вывод превращался в косвенный аргу
мент, укреплявший позиции советской версии.
Как относились Я. С. Ольбрыхт и С. Сенгалевич к Бутцу и его колле
гам? Безусловно, они не подвергали сомнению их профессионализм. Они
уклоняются от прямого ответа о причинах труднообъяснимых поступков
Бутца в ходе исследования катынских жертв, но ряд их замечаний и оценок
(«развлекались» с микроскопом; пробавляются «домыслом»; не утружда
ют себя доказательствами и т.д.), позволяют предположить, что польские
эксперты хорошо понимали, что Бутц выполнял определенное задание и
делал все, чтобы доказать то, что требуется и обойти все факты, мешающие
выполнению этой задачи. В этом плане наиболее показательно, пожалуй,
такое их заявление: «Не только проф. Бутц, но также и другой немецкий
эксперт др. Губер (Huber) позволил себе увлечься не только истиной, но
и фантазиями» (Л.21). «Позволили себе увлечься фантазиями» — сказано,
конечно, мягко, но в контексте всего документа, достаточно определенно,
чтобы избежать вольных толкований этой фразы и вывести немецких суд
медэкспертов из-под обвинения в принесении своей профессиональной
компетенции в жертву политической необходимости.
Польские судмедэксперты также высказывали свои соображения по
поводу некоторых вопросов, выходящих на круг их профессиональных
обязанностей. Однако историки могут принять их мнение во внимание,
поскольку они говорили о них со знанием дела. При этом объективно, они
не просто сеют сомнение в немецко-фашистской версии катынской траге
дии, но и дают серьезные, хотя и косвенные, аргументы в пользу советской
версии. Приведем несколько примеров.
Профессора Ольбрыхт и Сенгалевич указывали на необоснованность
принятия германской стороной показаний свидетелей в качестве абсолют
но надежной информации и считают, что «показаниям свидетелей вообще
не следует приписывать окончательного, а тем более решающего значе
ния». Уже потому, что они могли давать ложные показания, а также по
232 Раздел V
причине тесного переплетения в них эмоционального начала и выводов,
их изменения со временеми под воздействиеммножества различных внеш
них и внутренних по отношению к свидетелю трудноуловимых и трудно
учитываемых факторов. Таких, как условия, при которых возникло конк
ретное содержательное наблюдение, особенности физического состояния
свидетеля, отрицательное влияние эмоций на качество наблюдения, опас
ность, что свидетель подвергся репрессиям и т.д. Свою роль играли пол,
возраст свидетеля и другие факторы. Поэтому оценка достоверности сви
детельских показаний оказывается трудноразрешимой задачей. В катын
ском деле, по их мнению, эта проблема присутствует в виде отказа свидете
лей — местных жителей, давших сначала показания в гестапо о расстреле
военнопленных поляков в апреле–мае 1940г., а на допросах в НКГБ СССР
после изгнания оккупантов, отказавшихся от них (Л.2–3).
Польские судмедэксперты ставят под сомнение правомерность ус
тановления личности захороненных в катынских могилах и времени их
смерти на основании информации, имеющейся в документах, письмах, за-
метках, дневников и т. п., найденных при трупах, а заодно и всю систему
«объективных» доказательств германской стороной версии расстрела
польских военнопленных в апреле–мае 1940 г. «Эти документы, — пишут
Ольбрыхт и Сенгалевич, — должны пройти техническую и химическую
экспертизы для установления качества бумаги, почерка, печати и для
констатации изменений, которым они могли подвергнуться под воздей
ствием разложения трупов и их длительного пребывания в земле, более
того, документы эти должны пройти графологическую экспертизу при
достаточном количестве сравнительного материала. Без таких детальных
анализов следует быть очень осторожными с вынесением заключений,
касающихся как идентификации личности жертв Катыни, так и времени
их смерти» (Л.31). Не исключают они и прямого подлога, указывая на
возможность проведения при эксгумации «заведомой подмены докумен
тов, ведь может оказаться и так, что ктото имел при себе документы, ви
зитки, фотографии и т. п. другого человека, и таким образом проведенная
идентификация может оказаться неверной; то же самое касается и даты
последней записи в дневнике, который был найден при трупе, эта дата
не обязательно должна соответствовать дате смерти данного человека»
(Л.3). Их недоверие не только понятно, но и оправданно: фактов такой
подмены в литературе отмечено более чем достаточно. В данном случае
они умалчивают о возможности с помощью подложенных документов
документировать нужную версию времени расстрела, но это очевидно
и без прямого признания ими такой возможности.
Профессора Ольбрыхт и Сенгалевич считают несостоятельной попыт
ку Бутца объяснить факт расстрела польских военнопленных в Козьих
Горах боеприпасами немецкого производства. Мифический характер его
Документы, материалы, переводы 233
версии для них был очевиден: «Поскольку с началом войны в Польше все
оружие и патроны под страхом смертной казни должны были быть выда
ны польским органам общественной безопасности, утверждение… что не
мецкие патроны происходили из трофеев, захваченных Красной армией
в 1939г. на восточной территории Польши, следует назвать, по крайней
мере, достаточно произвольным» (Л.10).
Авторы «Отзыва» также показывают несостоятельность утвержде
ний Бутца, что с телами после расстрела и захоронения не производилось
никаких работ, призванных обеспечить подтверждение немецко-фашист
ской версии времени расстрела. То есть они наносят еще один прямой
удар по центральным пунктам немецко-фашистской версии и основам ее
аргументации. Отмечая тот факт, что «пуговицы на верхней одежде и на
белье у жертв Катыни всегда были застегнуты», Бутц представляет его
как гарантию того, что после захоронения никто никаких манипуляций
с одеждой на трупах не производил. Но польские судмедэксперты отме
чают, что член «международной комиссии», проф. Гаек обнаружил «при
внешнем осмотре одного из трупов», имевшего следы «единственного
ранения в голову», «немного сплюснутую» пулю, которая «свободно ле
жала» между плащом и рубашкой. Причем в этом месте ни на плаще, ни
на рубашке никакого отверстия не было, как не было и никаких измене
ниях и повреждениях на теле от ее проникновения и присутствия. «Не
надо объяснять, — делают они вывод, — что физически невозможно, что
бы пуля из выходного отверстия, находящегося на середине лба жертвы,
при закрытом плаще могла упасть между плащом и рубашкой (Л.10-11).
Перед нами еще один случай, когда профессор Ольбрыхт и Сенгалевич
не только вступают в полемику с немецкими коллегами, но и фактиче
ски ведут ее на стороне советской версии. Последнее относится также и
к следующему наблюдению: о профессиональности лиц, производивших
расстрел.
Авторы «Отзыва» согласны с проф. Бутцем и протоколом междуна
родной медицинской комиссии в том, что характер ранений, вызывавших
смерть («стереотипное огнестрельное ранение в шею»), «если не свиде
тельствует, то, во всяком случае, вполне ясно говорит о профессиональном
навыке стрелявших». Но если Бутц при этом имел в виду людей из НКВД
СССР, то польские эксперты не спешили с ними соглашаться, поскольку,
с одной стороны, имелись альтернативные варианты ответа на этот вопрос,
а с другой — они хорошо знали профессионализм немецких фашистов в
деле массового истребления людей. Свое возражение Бутцу они облекли
в такую форму: «Исследование жертв многочисленных массовых захоро
нений, убитых немцами на территории Польши, является неоспоримым
доказательством того, что и они были выполнены опытной рукой и тем же
способом» (курсив наш. — В. С.) (Л.11).
234 Раздел V
Завершая анализ и оценивая свой труд, профессоры Ольбрыхт и
Сенгалевич констатировали: «Мы считаем, что показали достаточно
много пробелов, ошибок и неточностей, чтобы можно было признать
утверждения, сделанные немцами в публикации «Amtliches Material zum
Massenmord von Katyn» как материал, не выдерживающий точной науч
ной критики, а тем самым признать его обладающим слишком большим
пропагандистским характером. Делая такой вывод, мы использовали
только точные предметные рассуждения, не позволяя ни одному чувству
увлечь себя, памятуя, что все чувства всегда являются врагами трезвого
мышления» (Л.36). Достойное завершение сложной работы, огромную
моральную и политическую ответственность, за результаты которой они
прекрасно осознавали.
Публикуемый документ — «Судебно-медицинский отзыв» профессо
ров Ольбрыхта и Сенгалевича — будет полезен для всех, кто желает дей
ствительно разобраться в истории катынской трагедии.
Пользуясь случаем, выражаюискреннююпризнательность за большую
помощь в подготовке документа к публикации Лагно Анне Романовне.
* * *
Тема: Важная статья В.А. Сахарова 
Вт Мар 08, 2016 10:44 pm