Дневник Мацея Козловского

Мацей Козловский

Конверт № 0424

Блокнот принадлежит, по всей вероятности, поручику ВАЦЛАВУ КРУКУ. На 54 листках белой нелинованной бумаги без пере­плета встречаются русские словечки; есть рисунок бородатого мужчины, подписанный: КРУК ВАЦЛАВ, Козельск, 1940. Собственно записи, которые мы приводим полностью, занимают две страницы.

8 IV 40 — До сих пор ничего не записывал, так как считал, что нет ничего особенного. В последнее время, т.е. в конце марта и начале апреля, начались предотъездные настроения. Мы считали, это все обыкновенные слухи. Между тем слух реализовался. В первых числах апреля (..) отправлять понача­лу небольшие транспорты. Из Скита рабо (..) человек по пят­надцать. Наконец в субботу 7-го ликвидировали... и перенес­ли в главный лаг. Тем временем нас разместили в майорском блоке. Вчера ушел транспорт с высшими оф., 3 ген., 20 — 25 полковников и столько же майоров. Судя по тому, как прохо­дила отправка, мы не падали духом. Сегодня пришел мой че­ред. Утром я помылся, в бане выстирал носки и носовые платки (..) вообще «с вещами». После сдачи казенных вещей был повторный обыск в 19 бар., а оттуда... через ворота нас вывели к машинам, на которых мы доехали до маленькой станции, не Козельска (Козельск отрезан из-за половодья). На станции нас погрузили в тюремные вагоны под усилен­ным конвоем. В тюремной камере (которую я вообще впер­вые вижу) нас тринадцать. Я еще не познакомился со своими случайными товарищами по несчастью. Теперь мы ждем отъ­езда. Насколько раньше я был настроен оптимистически, на­столько сейчас (..), что это путешествие не сулит ничего хо­рошего. Хуже то, что (..) неизвестно, сумеем ли мы разузнать, в каком направлении поедем. Будем терпеливо ждать. Едем в направлении Смоленска. Погода... солнечная, на полях еще много снега.

9 IV, вторник — Ночь провели удобнее, чем в бывших ва­гонах для скота. Было немного больше места и не трясло так ужасно. Сегодня погода (..) совсем зимняя. Сыплет снег, па­смурно. На полях снегу как в январе. Невозможно сориенти­роваться, в каком направлении мы едем. Ночью ехали очень мало, только что проехали довольно большую станцию Спас-Пеменское {60}. Такой станции на пути к Смоленску я на карте не видел. Боюсь, мы едем на север или на северо-восток — су­дя по погоде. Днем так, как бывало раньше. Вчера утром да­ли порцию хлеба и сахара, в вагоне — холодную кипяченую воду. Теперь скоро полдень, а ничего нового есть не дают. Обращение тоже... хамское. Ничего не позволяют. Выйти в сортир можно, только когда конвоиры пожелают, не помога­ют ни просьбы, ни крики. Немного воспоминаний из Скита. Лучшими товарищами по несчастью были учит. СУХАР­СКИЙ из Белостоцкого и ШАФРАНСКИЙ, бухгалтер. Мы составляли что-то вроде триумвирата в майорском блоке. На прощанье я подарил Шафранскому свой армейский свитер. Он хотел его купить и даже давал 50 р. и часы, но я не взял, может, еще пожалею. Отдал ему, хоть и было тяжко, руковод­ствуясь жалостью к мерзляку. Перед отъездом из Скита у нас был неофициальный концерт хора. Мои скульптурные рабо­ты пользовались большим успехом. Пришлось сделать два ба­рельефа майору Голубу (гураль и Богородица), крест ротмис­тру Пешерту, табакерку и (..) больше всего восхищения вызывали мои шахматы. А я за них боялся, потому что пусти­ли слух, будто при обыске забирают все деревянные поделки. К счастью, это оказалось только сплетней. Нож, однако, за­брали. Сейчас 14.30. Подъезжаем к Смоленску. Пока стоим на товарной станции. Подобно большинству крупных рос­сийских вокзалов (..) вокзал-гигант, пути тов. станции тянут­ся на несколько километров. Однако мы в Смоленске. Время к вечеру, проехали Смоленск, доехали до станции Гнездово. Похоже, нам тут выходить, потому что крутится много воен­ных. Пока, во всяком случае, нам не дали буквально ни крош­ки. Со вчерашнего завтрака живем пайкой хлеба и скромной порцией воды.