Расследование сюжета древесной маскировки комиссией Мэддена

Заключение немецкой катынской комиссии основывалось на следующих трех главных комплексах доказательств: 1) документы, найденные у покойников, 2) судмедзкспертиза и 3) ботаническая экспертиза.
Позднейшие даты обнаруженных документов относились к весне 1940 г.
Время смерти устанавливалось по посмертным изменениям мозга по методу входившего в комиссию венгерского врача Орсоса - 3 года.
Такие выводы получила комиссия к предпоследнему дню своей работы 29 апреля 1940 г. Но, видимо, они показались недостаточными, и тогда, по всей видимости, у Орсоса, появилась идея в подкрепление провести также и ботаническую экспертизу.
Для ее проведения был вызван лесничий вермахта Фритц фон Герфф, занимавшийся в окрестностях примерно 60 км от Смоленска лесозаготовками для немецкой армии.
Во второй половине дня 30 апреля комиссия заседала в судебномедицинском отделе смоленской больницы. Оживленно дискутировались пункты заключения. В процессе спора председатель комиссии доктор Бутц распорядился принести микроскоп. Его спросили, зачем. Бутц ответил, что для проведения также и ботанической экспертизы. Румынский врач Биркле возразил: "Орсос, конечно, большой специалист в судебной медицине, но он берет на себя слишком много, претендуя на славу также и выдающегося ботаника". Один из участников комиссии поинтересовался, нет ли в группе армий Центр профессионального лесничего, которого можно было бы пригласить для проведения ботанической экспертизы. Бутц ответил утвердительно и прямо из комнаты, в которой происходило заседание, передал кому-то по телефону распоряжение прислать лесничего для выполнения экспертизы. Через несколько минут в комнату вошел лесничий вермахта Фритц фон Герфф.
По показаниям последнего на комиссии Мэддена, Бутц достал из чемодана два или три сосновых деревца, возраст которых очевидно составлял порядка 5-7 лет. Одно из них было разрезано, и фон Герфф рассмотрел разрез в микроскоп. Точный возраст он не запомнил, но отчетливо запомнил характерное затемнение у одного из годичных колец, что указывало на то, что три года назад в росте дерева произошла задержка, наиболее вероятной причиной которой была пересадка с одного места на другое, что потребовало стрессовой адаптации. Часть членов немецкой комиссии не удовлетворилась таким заключением и спросила его, а не могло ли затемнение быть вызвано не пересадкой, а, скажем, сильными перепадами температуры и т. п. причинами. Герфф им ответил, что и такой вывод категорически нельзя исключать.
На вопросы участников комиссии Мэддона, видел ли он ранее деревца непосредственно на могилах перед началом эксгумации, лесничий ответил отрицательно, пояснив, что ранее на том месте он бывал лишь однажды, 14 апреля, когда могилы были раскопаны, а раскопки к тому времени шли уже, как у него сложилось впечатление, не менее восьми дней, но не более двух недель.
Отсюда логически вытекают следующие выводы.
1. То, что деревца (всего в чемодане Бутца их было 2-3, а из них под микроскопом фон Герфф рассматривал срез только одного из них) были взяты с поверхности могил, устанавливается лишь на основании заявления Бутца, сделанного членам возглавлявшейся им комиссии. Притом участник этой комиссии датский доктор Трамзен вообще не припомнил, рассматривал ли лесничий срез под микроскопом, запомнил лишь факт присутствия лесничего на заседании и то, что Бутц заявил, будто бы специалист лесничий установил время пересадки деревьев.
2. Отсюда следуют два основных альтернативных предположения:
1) саженцы были пересажены 3 года назад непосредственно на поверхность могил (что констатировалось в заключении фон Герффа) или
2) деревца не пересаживались, выросли не на поверхности могил, а вообще на территории захоронения, перенеся 3 года назад, в 1940 г., сильную климатическую перегрузку (сильный перепад температуры и т. п.).
Кроме того, вполне допустима версия о том, что деревца для экспертизы были взяты вовсе не с мест захоронения в Козьих горах, а откуда-то совсем из другого места, причем было заведомо известно, что они пересаживались 3 года назад.
Главное, что заключение фон Герффа следует квалифицировать как более чем сомнительное.

Однако самый большой интерес представляет следующий пассаж в показаниях Зитца:
"Д-р Биркле часто критиковал открытия д-ра Орсоса, часто заявлял, что он слишком заходит и ведет себя слишком по-дикторски.
Мы обычно с юмором относились к этим перепалкам, поскольку считали, что вопросы четко снимались в былых различиях между районом Зинбурга и другими частями страны. Особенно это выражалось, когда возник вопрос об этих сосенках (Dr. Birkle frequently objected to the findings of Dr. Orsos, and frequently found them to be too far reaching or of a too dictatorial nature.
All of us frequently smiled at these bickerings, because it was our opinion that this was clearly manifested in former differences about Sienburgen and other parts of the country. This was expressed particularly when the question of these fir trees arose)".

Что Зитц подразумевал под былыми отличиями Зинбурга от других районов страны, остается неясным. Однако имеет смысл разобраться в этом.

Ниже следует текст показаний.

TESTIMONY OF EUGEN OBERHAEUSEH[/center]








Об эпидемии сыпного тифа в шталаге в Зинбурге в в конце 1941 г. и об уничтожении трупов умерших подробнее: Erlebnisse eines Nettetalers in Kriegsgefangenschaft

Von Günter Nonninger http://www.fdp-nettetal.de/index.php?id=40

Я не воспроизвел в пересказе главного тезисов показаний Оберхойзера, между тем как они тоже существенно важны.
Что мы имеем?
Комиссия должна была 30 апреля закончить работу и подписать заключение. Но ее члены никак не могли договориться друг с другом. По свидетельствам Маркова и Гаека, споры-то, конечно, шли, но заключение было уже заранее написано и оставалось его только подписать, а особые мнения по отдельным пунктам члены комиссии должны были оставлять при себе.
Однако по всему похоже, что выявленный до сих пор пор материал недостаточно устраивал немецких организаторов. Постольку ботаническую экспертизу, как козырной туз в карточной игре, они заготовили на самый последний момент и поручили ее выполнение надежному исполнителю - арийцу, кадровому офицеру вермахта.
Причем поначалу попробовали выбросить эту карту "дуриком". Если бы Биркле не заартачился, "экспертизу" саженцев мигом "на коленке" выполнили бы Орсос или Бутц. Но так как Биркле потребовал соблюсти хотя бы минимум процедурных требований к экспертизе (чтобы ее проводил специалист по ботанике, а не по судмедицине), моментом исполнили вызов Герффа. Причем, по свидетельству Зитца, явился по телефонному вызову, сделанному Бутцем, буквально через несколько минут после звонка. Между тем как тот же эпизод в показания Герффа изложен иначе. Лесничий показал, что основным местом его работы тогда были достаточно отдаленные окрестности Смоленска (километров за 60). Если бы он находился в тот день, как обычно, на местах лесозаготовок, так быстро бы с ним не связались и он не сумел бы явиться буквально через несколько минут.
Следовательно, в тот день он был где-то неподалеку от места заседания комиссии. Вполне даже вероятно, что специально дожидался звонка, будучи наготове прибыть по нему максимально скоро. Действительно же, время сильно поджимало руководителей комиссии, затягивать написание и подписание заключения было уже нельзя.
Поэтому Герфф произвел экспертизу так стремительно, что доктор Трамзен даже не обратил на него внимания, не запомнил, запомнил только заявление Бутца, которое было сделано после завершения выполнения экспертизы лесничим.
Почему фон Герфф разбегался, как мальчик на побегушках? Потому что приказ неотложно и срочно явиться на заседание комиссии, по его словам, как он запомнил, исходил от имени генерал-квартирмейстера, который был его всевластным повелителем на земле.

Если сюда присовокупим показания генерала Оберхойзера комиссии Мэддена, тогда решительно все встанет на свои логические места. Мы получаем полностью строжайше управляемый кукловодом командованием группы армий "Центр" спектакль театра марионеток, каковыми выступали члены международной комиссии и эксперты.
Комиссию Мэддена интересовало, почему военнослужащие, подчиненные генералу, ежедневно проходя мимо польских могил в течение около двух лет, так и не догадались, что это такое. Оберхойзер отвечал: эти могилы были замаскированы саженцевыми посадками, полян с молодой порослью, в точности похожих на эту, в Катынском лесу полно. Это энкавэдисты сумели так искусно подстроить.

И все оказалось бы совершенно замечательно, вышло бы по планам фальсификаторов, если бы на комиссии Мэддена лесничий простодушно не ляпнул, что его заключение не стоило ломаного гроша, поскольку сам он считал тогда и остается при убеждении до сих пор, что причиной образования затемнения у одного из годовых колец на срезе саженца вполне могла быть не только пересадка с одного места на другое, но и естественный природный катаклизм типа слишком резкого перепада температуры. (От себя добавлю: а могло никакого затемнения и не быть вовсе, потому что военный лесничий существо подневольное и т. д. Вот если бы экспертиза производилась с соблюдением всех положенных процедурных формальностей, если бы эксперт был независимым, да еще и не одним, тогда... А так вообще никаких оснований доверять полученному заключению не остается.)
А теперь попытаемся себе представить, насколько более слабыми оказались бы доводы немецкой комиссии, если бы они не подкреплялись квалифицированным заключением эксперта лесничего. Начнем с того, что в заключении комиссии Бурденко о ботанической экспертизе не говорилось вообще ничего. Этот аспект не затрагивался также в выступлениях советских представителей на Нюрнбергском суде, - потому что служил очень сильным аргументом защиты, опровергнуть который представлялось очень тяжело.
До принесения показаний свидетелями на комиссии Мэддона по этому вопросу дела. А с того момента уже совершенно элементарно.

Судебномедицинская экспертная комиссия, во главе с главным экспертом Красной Армии, профессором Авдеевым М. И., провела обследование мест захоронения и сжигания трупов в Лисеничах и установила: «Симметричное расположение на поверхности площадок, где были обнаружены ямы с пеплом, молодых побегов деревьев, из которых часть засохла или слабо развивается, указывает на то, что деревья посажены на этих площадках искусственно, с целью маскировки площадок. Для этой же цели производилось вкапывание по поверхности площадок пней деревьев. Эти факты свидетельствуют о том, что немецко-фашистские власти всемерно стремились скрыть следы своих преступлений. Выбор места для своеобразных «фабрик смерти» в глубине котловины, скрытой почти со всех сторон от постороннего взора высокими холмами и деревьями, также помогал немцам орудовать скрытно. Естественные условия местности, применявшаяся маскировка и сильная охрана позволяли палачам творить свое страшное дело в глубокой тайне».

Таким образом, гитлеровские убийцы на территории Львовской области придерживались той же методики скрытия своих преступлений, которую они начали раньше, убив польских офицеров в лесу под Катынью. Экспертная комиссия установила полную идентичность маскировки расположенных в Лисеничах могил с такой же маскировкой могил убитых немцами польских офицеров в Катыни.
Для распространения опыта по истреблению людей, сжиганию трупов, маскировке преступлений немцы создали в Львове при Яновском лагере специальную школу по подготовке «квалифицированных кадров».

В эту школу приезжали коменданты лагерей из Люблина, Варшавы, Кракова и других городов. Руководитель зондеркоманды № 1005 Шерляк у «рабочего места» учил комендантов, как производить извлечение трупов из земли, как складывать их в штабели, сжигать, высеивать пепел, перемалывать кости, засыпать ямы, производить на них маскировочную посадку деревьев и кустарника.

Источник: НЮРНБЕРГСКИЙ ПРОЦЕСС, т. IV «Военные преступления и преступления против человечности». Документ СССР-6 «О злодеяниях немцев на территории Львовской области». Сообщение Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Стр. 66-82.