По технологии составления списка вещдоков

В массиве первых 2000 позиций всего 71 погон. Первый конверт, где они находятся, имеет номер 103, последний 746. В т. ч. из 2-й сотни (сотые номера) - 2, из 8-й - 1, из 7-й - 1, из 6-й - 0. Основная плотность, т. обр., - третья - пятая сотни (т. е. номера 200-499). На нее приходится 67 погон из 71-го. из них 35 из четвертой сотни (300-399). 71-35=36. 15 из пятой сотни (400-499). 36-15= 21 (из третьей сотни, 200-299).
Таким образом, плотность идет по убывающей: 300-399 - 35, 200-299 - 21, 400-499 - 15, 100-199 - 2 и 600-699 и 700-746 - по одному.

Хотя выборка еще не полная, всего около половины, но по ней можно делать выводы.

Я обратил внимание на то, что в начале списка идет много пропущенных номеров. Всего их 114, наибольшая их плотность приходится по убывающей на номера по списку, соответственно, с первой по четвертую сотни (0-100... 300-399).

Притом самым первым идет конверт генерала Богатеровича. Что, его совершенно случайно самым первым раскопали, что ли? Или большевики его пристрели и похоронили отдельно от всех остальных, могила была особо заметной и потому ее начали вскрывать первой?

Наверно, все-таки было не так. И как объяснить пропущенные номера, сосредоточенные в подавляющем большинстве в начале?

Как, по какой технологии присваивались номера конвертам?

Мы знаем, что с места раскопок конверты перевозились за 5 км в избушку ГФП в Гнездово на мотоцикле. Не знаю, по скольку конвертов перевозилось за рейс, от балды предположу 50. Могло быть и 100, не в этом дело. Вопрос в определении не точного количества, а в принципе. Возможно одно из двух. Или всякий раз перевозилось одно определенное число, допустим, по 50, 100 или 200. Или конверты перевозили по мере заполнения коляски, через более менее равные промежутки времени, и в таком случае количества конвертов, перевозимых за рейс, не были одинаковыми.

Следующий вопрос - когда и где присваивались номера конвертам? Здесь тоже принципиально возможны два варианта. Первый - непосредственно на месте раскопок, второй - в ГФП. Известно, что трупам присваивались номера. На каждый труп вешались бирки, на которых номера были указаны.

Здесь можно, в свою очередь, сделать еще два взаимоисключающих предположения. По первому номера трупов соответствовали номерам конвертов, по второму - соответствия не было. А зачем оно должно было быть? В достаточно многих конвертах описаны одни только вещественные доказательства без указания на трупы, которым они могли принадлежать. В массовой могиле они могли обнаруживаться так, что вообще непонятно, каким трупам принадлежали. Тогда конвертов должно было образоваться больше, чем трупов. Это как раз мы и имеем. Следовательно, номера конвертов номерам трупов не соответствовали. А какие номера - трупов или конвертов - были определяющими, ключевыми? Можно ли вообще задавать такой вопрос, если, как мы только что разобрались, они не совпадали?

Попробуем ответить на него, представив себе обработку самой первой партии, допустим, 50-ти штук. Т. е. столько должно было быть, как предполагалось, конвертов и трупов. Но, предположим, конверт есть, он соответствует трупу, а при ним никаких вещдоков и опознать труп вообще невозможно. Что писать в списке? Неопознанный труп? Такие записи на самом деле встречаются, но очень редко, на 2000 один или два раза всего, причем не в начале, а где-то посерединке после 5-й сотни. Предположим, что только тогда догадались так документировать такие случаи. А сначала просто не знали, что писать, поэтому номера просто пропускались.

Дальше. Привозят в ГФП самую первую партию (допустим, 50 штук) конвертов, допустим, заполненных вещдоками. На этот момент номера у конвертов уже есть или их присваивали в ГФП? Судя по тому, что первым номером оказался Богатерович, в ГФП. Из стопки пакетов на месте раскопок его выделили, посыльный торжественно передал его криминалистам, работавшим в избушке ГФП, они ему присвоили номер первый. Альтернативно приходится предполагать, что как только копнули, так сразу наткнулись на труп генерала, что в высшей степени маловероятно. А в массиве из энного числа самых первых десятков он мог оказаться со значительно более высокой вероятностью.

Так могло быть дело, если вещдоки действительно находились в могилах и все было честно, чисто. А реально проконтролировать это при описанной технологии сделать было нельзя. Вплоть до того, что вообще все конверты с их содержимым могли быть заготовлены где-то в Германии, привезены в Гнездово, а в конвертах, которые везли с места раскопок, было что-то совсем другое. Оно могло использоваться или выбрасываться по усмотрению сотрудников, работавших в Гнездово. Вряд ли, конечно, все вещдоки были заранее заготовлены в Германии, что-то из найденного в могилах должно было включаться в число вещдоков, может быть, даже и в большинстве, так чтобы это видели сотрудники ПКК, например, которые в какой-то степени таким образом могли контролировать и обнаружить явный подлог, если бы он производился прямо на их глазах. Вопрос в том, какие именно вещдоки члены Технической комиссии ПКК могли действительно увидеть и подтвердить, что они были на самом деле.
Надо учесть, что они были на самом деле судебными медиками, а не криминалистами. Т. е. они на бумажки, на документы внимания не обращали, в них не вчитывались. Из их показаний мы знаем, что вещдоки в конвертах немцы им демонстрировали в конвертах в здании ГФП, а как туда эти вещдоки попали, польские медики не могли точно знать, представляли в общих чертах, и только.

Далее исходим из того, что в распоряжении немцев имелся список расстрелянных. Это мог быть список предназначавшихся к несостоявшемуся обмену или составленный немцами, перепленившими поляков в 1941 г. Не так важно, как именно он был составлен, важно, что был. Под него и подбирали вещдоки. Часть из них немцы могли взять на вещевом складе в Козельске, часть подделать, часть взять по обыскам в Польше. Можно также еще предположить, что часть личных документов была роздана полякам немцами перед расстрелом в 1941 г.

В самых общих чертах примерно так.

Вернемся теперь к погонам, с которых я начинал.
Если моя реконструкция верна, то с ними все ясно. В определенный момент (именно, с начала 2-й сотни конвертов) на подкидывание взяли (подвезли) 71 погон. Более менее равномерно раскидали погоны по 3-й - 5-й сотням конвертам. А потом погоны просто кончились и больше "не попадались". Предполагалось, что в дальнейшем погоны ритмично подвезут, но так не получилось. Точней, подвезли только пару, которой хватило для подкидывания в 7-ю и 8-ю сотни.

Альтернативно (естественно, правдоподобно) погоны должны были находиться более менее равномерно. А этого совершенно нет.

Абсолютно логично.

Таким, как я показал на примере погон, был принцип подкидывания и большинства остальных вещдоков.

Заканчиваю переводить в эксель список. Осталось всего 400 позиций. Нормально вколачиваю по сотне в день.
Картина становится все более ясной. Типично однородные вещдоки идут группами, плотностями. Например, юбилейные монеты (Gedenkmünzen) - №№ 3358 и 3378. Больше не попадаются нигде. И так же с подавляющим большинством других видов вещдоков. Это полностью опровергает версию, по которой расстрел выполнялся в 1940 г. Теоретически могли быть подобные случайные единичные совпадения, но тут мы имеем регулярное применение системы, которую я собираюсь показать, когда закончу перевод в эксель.

Дальнейший ход рассуждений

Предлагается к рассмотрению две гипотезы.

По первой каждая позиция соответствует трупу. Вернее, первоначально предполагалось составлять список так. Выкопали труп, обследовали, дали ему номер. Найденные при нем вещественные доказательства положили в конверт, написав на нем номер покойного. Но такая гипотеза сразу подвергается серьезному сомнению, так как первые две позиции - генералы, за ними несколько полковников, затем пошли капитаны и пр. Крайне сомнительно, чтобы самыми первыми обнаружили именно генералов, причем сразу двоих. Несколько изменив предположение, можно допустить, что номера трупам и соответствовавшим им конвертам присваивались не тотчас же по обследовании, а в конце дня, за который могли обследовать, говоря условно, приблизительно 100 трупов. В такой группе вероятность нахождения генералов гораздо выше, это более или менее правдоподобно, первый и второй номера им присвоили не по порядку выемки и обследования, а по приоритету обследованных за день.
По такой гипотезе получается, что, хотя виды вещественных доказательств и встречаются плотностями, группами, своего рода "островами", найдены они были естественно, а не подбрасывались. И почему группы - отдельный вопрос. Т. е. так могло быть и на самом деле, а почему получилось так, надо специально отдельно выяснять.

Вторая гипотеза - что вещдоки подкидывались. Они подвозились партиями, допустим, по 50-100 однородных единиц, вкладывались в каждый четвертый - пятый конверт впредь до подвоза очередной партии.

Частично первая и вторая гипотеза не противоречат друг другу, логически совмещаются, частично исключают друг друга в плане фальсифицированности. Т. е. и во втором случае номера могли присваиваться в конце дня, т. е. не точно соответствовать номерам трупов, да это и не важно, так как повторная эксгумация не предусматривалась. Важно, что при имяреке номер Х найдены такие-то и такие-то вещдоки. Чаще всего находились письма, открытки, справки о прививках. Если справки без номеров, а письма и открытки без указания получателей и отправителей, а так именно чаще всего было, то можно было в действительности обойтись даже и без этих вещдоков вовсе, выдумав их и занеся в список для, так сказать, оживляжа.
Записи такого рода можно, таким образом, попросту игнорировать, отсеивать, как информационный мусор.

Следующий вопрос - соответствие списка амтлихес отправным спискам. Вещественные доказательства должны были как-то соответствовать ему. В списке АМ по массе позиций записано просто гражданский, лейтенант, неопознанный труп, больше вообще ничего. Многие ФИО распознаны не полностью, есть установленные только инициалы. Тут идентификационную нагрузку несут личные документы, в которых указываются соответствующие имена. Дополнительно также значки полков, погоны и т. п.

Для вящей полноты картины важно еще привлекать материалы комиссии Бурденко, где приведены списки найденных ей вещественных доказательств.

Таковы мои самые предварительные соображения.

Вячеслав Сачков пишет:

Таковы мои самые предварительные соображения.

Очень хорошо.

3782. Uniformierter.
Offiz.-Ausweis mit Namen: Bupwillo, Witold, Hauptm., 2 Briefumschläge a. Namen: Radziszewski, Leonhard.

Интересная запись с т. зр. технологии. Пока она мне не попалась, я представлял порядок идентификации следующим образом. Есть труп, в офицерской форме, с погонами, возможно, в карманах. При нем находится офицерское удостоверение. Имя в удостоверении написано, значит, это то самое лицо и есть. Здесь не так. Возможно, воздержались от такой идентификации на основании того, что на почтовом конверте было написано другое имя. Но ранее такое уже неоднократно встречалось, и, не задумываясь, писали ФИО по удостоверению.

В самом начале списка, до 600-тых позиций, в списке погоны фиксировали как отдельные вещдоки. Затем это делать прекратили. Видно, сочли излишним. Я это к тому, что форма записи и идентификации в процессе изменялась, совершенствовалась.

Dokumente

I. Der Tatbestand

A. Die Auffindung der Massengräber

1. Der Abschlußbericht des Feldpolizeisekretärs Voß über die Ausgrabungen der polnischen Offiziere vom 26. April 1943

Oberkommando der Heeresgruppe Mitte
Abt. III AL 30/43

H.-Qu., den 26. April 1943

...

Auf Befehl des OKH. wurde am 29. März 1943 mit der Freilegung des bis dahin bekannt gewesenen ersten Hügels begonnen. Dieser hat eine Ausdehnung von 8mal 28 Meter. In 2 Meter Tiefe wurden die ersten Leichen sichtbar, die ausnahmslos mit dem Gesicht nach unten lagen. Eine geordnete Bestattung hatte nicht stattgefunden, es war vielmehr auf den ersten Blick zu erkennen, daß diese Opfer wahllos in das Massengrab hineingeworfen worden waren.

...

In einem der später gefundenen und heute teilweise freigelegten weiteren Massengräber befinden sich ausschließlich gefesselte Leichen. Diesen sind die Hände auf dem Rücken mit einer Kordel gebunden. Vereinzelt wai anderen Leichen der eigene Rock oder ein sackartiges Bündel über dem Kopf zusammengebunden worden.

In dem ersten Massengrab befinden sich etwa 3000 Leichen. Bis heute ist aus diesem nur die obere Schicht entfernt. An einer Grabenseite ist bis zur Sohle gegraben worden, dabei wurden 12 Leichenschichten gezählt.

In den in unmittelbarer Nähe liegenden weiteren gleichgroßen Gräbern liegen schätzungsweise weitere rund 5000—6000 Leichen. Es ist fraglich, ob mit Rücksicht auf den vorgeschrittenen Verwesungsgrad sämtliche Leichen freigelegt werden können, weil das Gelände an der Westseite in Sumpf übergeht.

Die bisher durchgeführten Identifizierungen beweisen eindeutig, daß es sich fast ausschließlich um Offiziere und insbesondere um Stabsoffiziere der früheren polnischen Armee handelt.

Unter den Leichen wurden bis jetzt 2 Generale und am 23. 4. 43 der erste Feldgeistliche gefunden.

...

Soweit sind die Ermittlungen und der Stand der Ausgrabungen bis zum 24. 4. 1943 gediehen.

...

Zur Durchführung der erforderlichen Erdarbeiten sind aus den benachbarten Dörfern 35 Zivilrussen befohlen worden, die am 29. 3. die Arbeit aufnehmen. Ferner ist das notwendige Material wie Tragbahren, Wasserwagen und ein Sezierraum beschafft bzw. in unmittelbarer Nähe aufgebaut.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=1

D. Die Identifizierung der Opfer

12. Aus dem Ausgrabungsbericht der Feldpolizei vom 10. April 1943*)

Die Ausgrabungen der polnischen Leichen im westlichen Geländeteil — mit 1 bis 7 bezeichnet**) — sind heute zu einem gewissen Abschluß gekommen. In dem ersten Massengrab (1) wurde an einer Randseite bis auf die Sohle gegraben, wo 12 Leichenschichten gezählt worden; in der Grabmitte dürfte sich jedoch die Zahl noch erhöhen. In einer Schicht liegen ungefähr 250 Leichen, so daß etwa mit 3000 Leichen in diesem Massengrab gerechnet werden muß. Der mit 2 bis 7 bezeichnete Geländeteil wurde an einigen Stellen aufgegraben und diese Stellen miteinander verbunden. Hier liegen die Leichen teilweise dicht beieinander, während sie in dem 1. Grab meist wahllos durcheinander liegen.

Wie bereits im II. Zwischenbericht erwähnt ist, befindet sich in den Bekleidungsstücken fast aller Leichen der gesamte Tascheninhalt. Von den bisher ausgehobenen 100 Leichen konnten 65 an Hand der vorgefundenen Ausweise, Briefe und ähnl. identifiziert werden. Bei 39 Leichen ist einwandfrei erwiesen, daß es sich um ehemalige polnische Offiziere handelt, und zwar folgende Dienstgrade:

2 Generäle,
2 Oberste,
1 Oberstarzt,
4 Oberstltn.,
7 Majore,
2 Oberstabsärzte,
6 Hauptleute,
1 Stabsarzt,
4 Oberltn.
10 Leutnante.

Die übrigen namentlich Erfaßten dürften gleichfalls Offz. gewesen sein, was z. Z. jedoch nicht bewiesen werden kann. Die Leichen der in der Aufstellung fehlenden Nummern konnten nicht identifiziert werden, da die Bekleidung sowie der Tascheninhalt eine Personenfeststellung nicht ermöglichte.

Die namentliche Aufstellung und der Nachweis des Tascheninhalts ist angeschlossen.***)

_____________
*) Erwähnt in Dokument 1.
**) 8. Bilddokument 1.
***) Die hier erwähnte Liste wurde bis zum 7. 6. 1943 auf 4143 Leichen ergänzt. Siehe Abschnitt IV.

32

Die Zlotybeträge (Geldscheine) sind — da nicht mehr kursfähige Banknoten — mit dem übrigen nicht verwertbaren Tascheninhalt verbrannt worden.

Von den Uniform-Dienstgradabzeichen ist nur eine Serie zusammengestellt, der Rest vernichtet worden.

gez. Unterschrift
Feldpolizeisekretär

13. Schlußbericht vom 10. Juni 1943*)

Die Aushebungs-, Identifizierungs- und Umbettungsarbeiten der poln. Offiziers-leichen sind am 7. 6. 43 abgeschlossen worden.

...

Die ausgehobenen 7 Massengräber der erschossenen poln. Offiziere liegen auf einem verhältnismäßig eng begrenzten Raum (siehe Detailskizze).

Von den geborgenen 4143 Leichen sind 2815 einwandfrei identifiziert. Die Identifizierung erfolgte an Hand der in den Kleidertaschen vorgefundenen Personalausweise, Geburts-, Verleihungs- und anderen Urkunden und der persönlichen Briefsachen. In mehreren Fällen waren Ausweise, andere Papiere und größere Zlotybeträge in den Stiefelschäften eingenäht. Die Bekleidung der Leichen ließ einwandfrei erkennen, daß es ehemalige poln. Offiziere waren, so z. B. die bei den Polen üblichen hohen Kappen der Reitstiefel. Von den bisher nicht Festgestellten wird eine beträchtliche Zahl durch die Ermittlungsarbeit des poln. Roten Kreuzes noch bekannt werden.

Im einzelnen verteilen sich die Dienstgrade auf:
General 2
Oberst 12
Oberstleutnant 50
Major 165

_____________
*) Ueber den Fortgang der Ausgrabungsarbeiten hat die Feldpolizei laufend in ihren Protokollen Bericht erstattet der zusammenfassende Schlußbericht macht indessen den Abdruck dieser einzelnen Protokolle überflüssig.

Der Mord von Katyn Bg. 3

33


Hauptmann 440
Oberleutnant 542
Leutnant 930
Zahlmeister 2
Fähnrich 8
Unteroffizier 2
Nur als Offiziere erkennbar 101
Nur als Uniformierte erkennbar 1440
Aerzte 146
Veterinäre 10
Geistlicher 1
Zivilisten 221
lediglich der Name festgestellt 21
völlig unkenntlich 50

Die lediglich als Uniformierte bezeichneten Leichen sind gleichfalls als Offiziersleichen anzusehen, da die Schulterstücke der erkannten Offiziere vielfach in den Kleidertaschen vorgefunden wurden.

Die Leichen sind jeweils nach der Identifizierung — bei der jede Leiche mit einer Nummer versehen wurde — und gerichtsärztlicher Untersuchung in neu hergerichtete Gräber unter Beteiligung der poln. Rote-Kreuz-Mitglieder beigesetzt worden. Diese neuen Gräber sind mit den Nummern 1—6 versehen; erkenntlich an der Rückseite der Kreuze. Desgleichen sind die beiden Einzelgräber der Generale beschriftet worden.

Für evtl. noch einlaufende Anfragen der Angehörigen ist eine Kartei angelegt, in der sämtliche Namen der Identifizierten aufgenommen sind.

...

E. Protokolle und die Obduktionsbefunde des deutschen Gerichtsarztes
und der Internationalen Aerztekommission über den
Leichenfund

15. Bericht des leitenden Gerichtsmediziners Professor Dr. Gerhard Buhtz über die Ausgrabungen von Katyn

1. Vorbereitungen

Am 1. März 1943 wurde mir zur weiteren Veranlassung ein Bericht der Geheimen Feldpolizei vom 28. Februar 1943 über die Auffindung von Massengräbern polnischer Offiziere zugeleitet, die von dem NKWD. im Jahre 1940 im Walde von Katyn erschossen worden waren.

Gemeinsam mit der Geheimen Feldpolizei überzeugte ich mich durch Probegrabungen insoweit von der Richtigkeit der aufgenommenen Zeugenaussagen russischer Einwohner aus benachbarten Dörfern. Da wegen des Bodenfrostes mit der Freilegung und Untersuchung der Leichen nicht sofort begonnen werden konnte, war es möglich, die Vorbereitungen für die bevorstehenden Arbeiten in aller Ruhe zu treffen.

Um bei den Arbeiten von Witterungseinflüssen geschützt zu sein, wurde durch russische Zivilisten ein heizbares Holzhaus in einem nahegelegenen Dorfe abgerissen und in nächster Nähe der Massengräber im Walde von Katyn wieder aufgebaut. Vier in das Dach eingebaute Fenster sorgten als Oberlicht für ausreichende Beleuchtung, ein Herd mit 4 Feuerlöchern diente zur Mazeration der Leichenteile, eine Reihe von Tragbahren und hölzernen Tischen zur Auflagerung der Leichen, zur Ausbreitung der Kleider und des Tascheninhalts, sowie zur Protokollführung, Papiertüten zur Aufbewahrung der Habseligkeiten und Dokumente, Blechmarken, Draht und Nummereinschlaggeräte zur Vorbereitung für die Identifizierung und die laufende Numerierung, ein Wasserwagen zur Wasserversorgung, sowie mehrere Sektionsbestecke für die Leichenöffnungen.

...

Die Ausgrabungen mußten am 3. 6. 1943 wegen der sommerlichen Wärme und der starken Fliegenplage aus sanitätspolizeilichen Gründen vorläufig unterbrochen werden.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=2

Die Leichen tragen keine Uhren oder Ringe mehr, obwohl Uhren nach den mit genauen Zeitangaben versehenen Aufzeichnungen in verschiedenen Tagebüchern bis in die letzten Tage und Stunden hinein vorhanden gewesen sein müssen. Bei einer Leiche fand man an verstecktem Aufbewahrungsplatz noch einen kostbaren Smaragdring, bei wenigen anderen noch Gegenstände aus Edelmetall (u. a. silberne Zigarettenetuis) ebenfalls in verborgener Lage. — Da durch anderweitige Untersuchungen in Orel erwiesen wurde, daß landeseigenen Häftlingen durch das NKWD. neben alltäglichen Utensilien die Wertsachen (Armbanduhren usw.) gegen Quittung abgenommen worden waren, hat man mit ähnlichen Verfahrungsmethoden auch bei der Ausraubung der Katyner Opfer zu rechnen. Demgegenüber hat man die zahlreich vorhandenen goldenen Gebiß-

43



prothesen nicht entfernt. Auch trugen noch manche Leichen — allerdings unter der Körperwäsche — wertvolle Amuletts, Goldkettchen usw.

Die Ermordeten führten in der Regel neben kleineren Beträgen Wechselgeld (polnische Banknoten, Hartgeld vorwiegend polnischen, russischen, aber auch u. a. französischen, belgischen, deutschen Ursprungs) größere Geldwerte in gebündelten, noch kaum abgegriffenen, nur einfach gefalteten polnischen Banknoten bei sich. Um nur ein Beispiel zu nennen, verfügte der ermordete Jan Zarczynski (Leiche Nr. 3775 aus Grab 1) über 900 Zloty (1 Schein 100 Zloty, 14 Scheine 50 Zloty, 3 Scheine 20 Zloty, 4 Scheine 10 Zloty). In diesem Zusammenhang dürfte der Hinweis von Bedeutung sein, daß diese Banknoten in Rußland nicht gelten und auch bereits seit dem 1. 3. 1940 im Gebiet des Generalgouvernements ihre Gültigkeit verloren hatten, also lediglich noch als Zahlungsmittel der Polen im Ausland (u. a. Schweiz, Rumänien, Frankreich) anerkannt wurden, da die Goldsicherung der ehemaligen polnischen Währung in Frankreich und dann in England deponiert worden war.

In nicht seltenen Fällen fand man bei den Opfern auch handgeschnitzte, teils noch gefüllte Tabak- und Zigarettenschachteln sowie Zigarettenspitzen, die zu dem eingeschnittenen Monogramm und der Jahreszahl „1939” bzw. ,,1940” den Namen „KOZIELSK” trugen, d. i. der Name des Gefangenenlagers — Kozielsk liegt 260 km ostsüdostwärts von Smolensk und 120 km nördlich von Orel —, in dem die meisten der in Katyn erschossenen polnischen Offiziere nach der Zwischenstation Moskau zuletzt untergebracht waren, was übrigens auch durch die Tatsache bewiesen wird, daß die von vielen Opfern mitgeführten Briefe und Postkarten von Angehörigen, Freunden und Bekannten nach Kozielsk adressiert waren.

Die bei den Leichen vorgefundenen Dokumente (Personalausweise, aber keine Militärpässe, Tagebücher, Briefe, Postkarten, Kalender, Lichtbilder, Zeichnungen) vermittelten oft wertvollste Aufschlüsse über Namen, Alter, Beruf, Stand, Herkunft und Familienverhältnisse der einzelnen Opfer. Für die Rekonstruktion der Geschehnisabläufe wichtige, in ihrer Art aber auch erschütternd wirkende Tagebucheintragungen sind beredte Zeugnisse für das Wirken des NKWD. Briefe und Karten von Angehörigen aus Oberschlesien, dem Generalgouvernement und dem russischen Interessengebiet Polen ostwärts des Bug, die gemäß den deutschen und russischen Poststempeln aus der Zeit von Herbst 1939 bis März-April 1940 stammen, runden vom spurenkundlichen Standpunkt aus die Kenntnis vom Zeitpunkt des Katyner Geschehens (Frühjahr 1940) ab.

c) Aufbereitung der Dokumente zur Identifizierung

Wenn es auch nicht meine Aufgabe war, die in größtem Umfange sichergestellten Dokumente in ihrer Gesamtheit zu identifizieren und auszuwerten, so mußten sich meine Untersuchungen doch auch im Bedarfsfalle auf dieses Gebiet erstrecken. Sei es, daß sich die Papiere in Brieftaschen, sei es, daß sie sich zu Stößen zusammengelegt in den Uniformtaschen befanden, in jedem

44



Falle war das Material infolge restloser Durchtränkung mit später eingedickten Fäulnisflüssigkeiten und Leichenfettsäuren fest miteinander verklebt und von den Rändern her zumeist krustig verbacken. In der Regel gelang es demzufolge nicht, auf mechanischem Wege die einzelnen Schriftstücke unversehrt voneinander zu lösen. Spiritus als lösendes Material zu verwenden, schien nicht angeraten, sonst wären Tinten- und Kopierstiftschriften beseitigt worden.

Die Dokumente wurden vielmehr zunächst mit Xylol oder Petroläther, dann mit Chloroform bei Zimmertemperatur behandelt, wodurch erwartungsgemäß infolge Ablösung reichlicher Fettsäuremengen eine bequeme Isolierung der einzelnen Schriftstücke erreicht und infolge starker Aufhellung auch bereits in weitem Maße die Möglichkeit erschlossen wurde, Schriftleile und ganze Texte zu lesen. Zweifel bei der Identifizierung schriftlicher Eintragungen oder Aufzeichnungen ließen sich nach der beschriebenen Vorbehandlung der Urkunden mittels der Ultralampe oder auf dem Wege der Infrarotphotographie beheben. In wichtigen Fällen wurden auch chemische Hilfsmittel zur Wiedersichtbarmachung von Namenszügen in Ausweisen, auf Familienurkunden u. dergl. angewandt. So gelang es beispielsweise in einem Falle, die über einer Unterschrift lagernde Schicht eines Lichtbildes nach Aufweichung in heißem Wasser mittels Zyankali bei gleichzeitiger Erhaltung der Unterschrift zu beseitigen, während in anderen Fällen ausgebleichte Tintenschriften durch Begasung mit Rhodan-wasserstoff wieder deutlich lesbar hervortraten.

d) Spezielle Feststellungen

Folgende Beispiele sollen zeigen, welcher Art die Dokumente und sonstigen Habseligkeiten einiger der Opfer gewesen sind. In den Taschen der Leiche Nr. 3775 fanden sich eine Geldbörse aus Leder mit zwei 10-Zloty-Scheinen, ein versilbertes Zigarettenetui mit zahlreichen Zigarettenpapieren, zwei Zigarettenspitzen aus Holz, ein Kerzenstumpf und zwei Kopierstiftreste. In der Seitentasche des Uniformrockes waren die bereits oben erwähnten 900 Zloty (Banknoten) verwahrt. In der Brusttasche des Opfers fanden sich neben einem Notizbuch mit belanglosen Eintragungen zahlreiche Schriftstücke, unter denen eine Abschrift der Heiratsurkunde aus dem Kirchenregister Aufschluß über die Person des Toten gab. Es handelte sich um den im Jahre 1909 geborenen Jan Zarczynski, der am 2. April 1934 in Kowel getraut worden war.

Weiterhin liegt ein Impfzettel Nr. 2489 bei. Es fanden sich Briefe und Karten, die Zarczynski von seiner Frau erhalten und solche, die er an seine Flau geschrieben hatte, teils aber nicht mehr hatte zur Absendung bringen können.

Die erste von mir aus Grab 8 untersuchte Leiche — Fähnrich Michael Karlinski, geboren am 12. 9. 1898 in Bugaj, Woiwodschaft Posen — führte neben alltäglichen Dingen wie Ledergeldbörse mit wenig Hartgeld, Tabaktasche aus Leder mit Majorka-Tabak gefüllt, Zigarettenpapier und einer Druckschrift von Wladyslaw Broniewski „Auswahl von Gedichten” eine Bescheinigung des Kommandeurs des Batl. des polnischen Grenzschutzes „Budslaw” vom 4. 10. 1939 mit

45



sich, aus der hervorgeht, daß Karlinski zum Bataillon dieses Grenzschutzes gehörte, am 24. 9. 39 unter dem Kommando von Major Backowski die Grenze nach Litauen überschritten hatte und danach im Militärlager Birsztany interniert worden war.

Bei einem weiteren Polen aus Grab 8 handelt es sich um Wladislaw Czernuszewicz, geb. am 21. 10. 1898 in Slonim, Zamkora 75, im Zivilleben Hilfsschreiber in der Kanzlei des Kreishauptmannes im Kreis Slonim. Unter den Dokumenten fand sich noch der Personalausweis Nr. 1439/258, der in Nowogrodek im März 1.935 ausgestellt und bis 1939 verlängert worden war. Der Ausweis war ,,Zum Benutzen der staatlichen Verkehrsmittel nach dem ermäßigten Tarif für Staatsbeamte” bestimmt. Das Lichtbild des Ausweises ist noch relativ gut erhalten, die Unterschrift noch lesbar.

Des weiteren liegt ein Postsparkassenbuch (222.359—N) vor. Der Poststempel weist als letzten Zahlungstag den 30. VIII. 1939 aus. Noch vorhandene, mit Schreibmaschine geschriebene Briefe aus dem Jahr 1939 beziehen sich auf den Bezug einer Rente infolge Arbeitsunfähigkeit und auf Versetzung in den Ruhestand. Zwei der Briefe stammen vom Amt des Woiwoden in Nowogrodek, ein dritter Brief vom staatlichen Renteninstitut in Warschau, Krakauer Straße 19. Ein an Jan Dambrowski-Slonim aus Kozielsk gerichteter Brief, der wiederum vom 22. 4. 40 datiert, in dem sich der Häftling für übersandte Geldmittel bedankt (2 Tscherwonzen und 50 Rubel, die jedoch in „Aufbewahrung” genommen worden waren), und der zugleich Hinweise auf die „in den Gefängnissen verbrachten schweren Stunden” enthält, befand sich noch in verschlossenem Umschlag, war also ebenfalls nicht mehr zur Absendung gelangt.

Bemerkenswerterweise fanden sich in der Brieftasche des Opfers auch zwei Listen mit 49 bzw. 47 Namen und Rangbezeichnungen polnischer Offiziere vor. Die Eintragungen in den Listen scheinen in ihrer Vollständigkeit bzgl. der Angaben durchaus geeignet für weitere Fahndungen nach erschossenen Offizieren zu sein. Denn aller Wahrscheinlichkeit nach handelt es sich um Mitgefangene des Czernuszewicz. Eine letzte Deutung der auf einer der beiden Listen in Rubrik „Anmerkung” befindlichen Kreuze kann indessen vorerst noch nicht vorgenommen werden.

Abgesehen von einer mit dem Monogramm „WC” versehenen Geldbörse, 190 Zloty in Banknoten und einem Tabaksbeutel aus Leinenstoff fand sich letztlich eine ovale Blechmarke unter den Asservaten vor, die folgende Angaben enthält:

T. K. UNKWD K. O.
9 4 2 4
Stadt Ostaschkow.

Ostaschkow liegt im Waldaigebiet zwischen Staraja Russa und Rshew. Da es sich hierbei um eine NKWD-Ausweismarke handeln dürfte, kann angenommen

46



werden, daß die polnischen Offiziere zu Handlangerdiensten für die Bolschewisten herangezogen wurden, was indessen ihre spätere Liquidierung nicht ausschloß.

Die vorstehenden Beispiele mögen zum Nachweis genügen, daß es an Hand der bei den Leichen aufgefundenen Dokumente in der Mehrzahl der Fälle möglich war, die Namen, Familienverhältnisse, den militärischen Rang und die zivile Beschäftigung der Opfer sofort zu ermitteln.

In zahlreichen anderen Fällen fanden sich zwar keine unmittelbar auf den Namen des Opfers hinweisenden Papiere, jedoch handschriftliche Aufzeichnungen und persönliche Beweisstücke, so daß die Identifizierung bei ihrer Vorlage durch Angehörige erwartet werden kann.

Die zahlreich aufgefundenen Briefe im Verein mit den Zeitungsdaten lassen keinen Zweifel daran aufkommen, daß die Hinrichtungen der polnischen Offiziere nach dem Abtransport aus den Gefängnissen in Kozielsk im Katyner Wald im Frühjahr 1940 stattgefunden hatten. Diese Feststellungen decken sich damit, daß die Angehörigen der gefangenen polnischen Offiziere, die bis dahin in regelmäßigem Postverkehr mit diesen gestanden hatten, seit dem Frühjahr 1940 ohne jede Nachricht geblieben sind.

Bis zur Unterbrechung der Untersuchungen am 3. 6. 43 waren aus den Massengräbern insgesamt 4143 Opfer geborgen und wieder bestattet worden.

Die wegen des Verwesungszustandes oft schwierigen, mit größter Sorgfalt vorgenommenen Identifizierungsarbeiten ermöglichten die genaue Feststellung der Personalien von 2815 Opfern (d. i. 67,9 Proz.).

Unter den identifizierten Ermordeten befinden sich 2 Brigade-Generale, 12 Oberste, 50 Oberstleutnante, 165 Majore, 440 Hauptleute, 552 Oberleutnante, 930 Leutnante, 101 Offiziere, deren Dienstgrad nicht mehr genau erkennbar war, 406 weitere Angehörige der polnischen Armee (darunter zahlreiche Offiziere und Offiziersanwärter), 146 Aerzte, darunter der Hausarzt des Marschalls Pilsudski, Dr. Kalicinsky, und 10 Veterinäre sowie ein Feldgeistlicher.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=3

Из донесений Л. Фосса:

от 26 апреля

Ich beziehe mich auf meine Berichte und Zwischenberichte vom 28. Februar, 4., 27. und 31. März, 3., 10. und 13. April 1943 und fasse meine Feststellungen wie folgt zusammen:

Anfang Februar 1943 wurden erstmals Meldungen aus den umliegenden Ortschaften überbracht, wonach sich im Walde von Katyn — Straße Smolensk/Witebsk, zwischen Gniesdowa und Katyn — Massengräber ermordeter polnischer Offiziere aus dem Jahre 1940 befinden sollten.
...
Eine Versuchsgrabung auf einem dieser Hügel, die während des Frostes im Februar 1943 durchgeführt wurde, bestätigte das Vorhandensein eines Massengrabes. In 2 Meter Tiefe wurden mehrere dicht beieinander liegende Leichen gefunden.
...
Auf Befehl des OKH. wurde am 29. März 1943 mit der Freilegung des bis dahin bekannt gewesenen ersten Hügels begonnen.
...
An der Bekleidung sowie an Hand der sich in den Taschen befindlichen Ausweispapiere wurde einwandfrei die Nationalität der Leichen und ihre frühere Stellung festgestellt. So wurden bis heute insgesamt etwa 600 Leichen freigelegt und zum größten Teil identifiziert.
...
In dem ersten Massengrab befinden sich etwa 3000 Leichen. Bis heute ist aus diesem nur die obere Schicht entfernt. An einer Grabenseite ist bis zur Sohle gegraben worden, dabei wurden 12 Leichenschichten gezählt.

In den in unmittelbarer Nähe liegenden weiteren gleichgroßen Gräbern liegen schätzungsweise weitere rund 5000—6000 Leichen. Es ist fraglich, ob mit Rücksicht auf den vorgeschrittenen Verwesungsgrad sämtliche Leichen freigelegt werden können, weil das Gelände an der Westseite in Sumpf übergeht.
...
Unter den Leichen wurden bis jetzt 2 Generale und am 23. 4. 43 der erste Feldgeistliche gefunden.
Wertsachen, wie Uhren, Ringe und Schmuckstücke, waren den Erschossenen vorher abgenommen worden, was aus Zeugenaussagen und Tagebucheintragungen der Leichen ersichtlich ist.

Die bisher bei den Leichen gefundenen Tagebücher, Taschenkalender usw. lassen den Marschweg, das Leben in dem Lager Kozielsk sowie die Behandlung bis zum Tage der Ermordung erkennen.

Die Tagebucheintragungen enden zwischen dem 6. und 20. April 1940.
Soweit sind die Ermittlungen und der Stand der Ausgrabungen bis zum 24. 4. 1943 gediehen.

от 27 марта

Vom OKH. ist die Freilegung des Massengrabes angeordnet worden.

Zur Durchführung der erforderlichen Erdarbeiten sind aus den benachbarten Dörfern 35 Zivilrussen befohlen worden, die am 29. 3. die Arbeit aufnehmen. Ferner ist das notwendige Material wie Tragbahren, Wasserwagen und ein Sezierraum beschafft bzw. in unmittelbarer Nähe aufgebaut.

Zur Sicherung des Geländes, insbesondere um Leichenplünderungen zu unterbinden, ist eine Nachtwache — gestellt vom russ. Ordnungsdienst in Stärke von 1/6 — eingerichtet.

Die Abtragung des Hügels wird etwa 5 Tage in Anspruch nehmen.

6. Aus dem Zwischenbericht der Feidpolizei vom 10. April 1943

Im Zuge der weiteren Ermittlungen wurden Landeseinwohner bekannt, die bestätigten, daß tatsächlich bereits Jahre vor dem Kriege das Waldgelände von Kosi-Gory als Richtstätte von den Bolschewisten benutzt wurde, wo die politisch verdächtigen eigenen Landsleute durch Genickschuß umgebracht wurden. Die auf der Skizze*) mit den Nr. 8—11 bezeichneten Stellen sind die Fundorte der russ. Massengräber. Die Reste der Bekleidungsstücke lassen einwandfrei auf russ. Herkunft schließen. Die Niederschriften der Zeugenvernehmungen hierüber vom 5. u. 6. 4. 43**) lassen keinen Zweifel darüber aufkommen. Die russ. Leichen sind teilweise gefesselt, d. h. ihnen sind die Hände auf dem Rücken zusammengebunden. Bei einer Leiche war der Kopf mit einem mit Sägespänen gefüllten Rock über dem Hals verschnürt; der übliche Genickschuß war auch hier feststellbar. Der Verwesungsgrad dieser Leichen sowie die Beschaffenheit der Bodenbewachsung beweist, daß diese Massengräber schon einige Jahre vor dem Kriege zugeschüttet wurden. Die Anzahl der hier umgebrachten Russen ist auch nicht annähernd zu schätzen. Es ist jedoch mit Sicherheit anzunehmen, daß das durch die drei Wege begrenzte Gelände auschließlich Richtplatz für die Russen war.

C. Antransport und Liquidierung der Opfer im Frühjahr 1940

7. Aussagen Ortsangehöriger über den Antransport der Gefangenen

a) Aussage des Russen Kriwoserzew

O. U., den 27. Febr. 1943

*) s. Bilddokument 1.
**) Dokument 3, 4 und 5.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=1

B. Der Schritt des Zentralausschusses des Polnischen Roten Kreuzes in Warschau

21. Telegramm des Polnischen Roten Kreuzes an das Internationale Rote Kreuz vom 21. April 1943
...
2. Auf Grund der Untersuchung von ungefähr 300 ausgegrabenen Leichen läßt sich feststellen, daß diese Offiziere durch Pistolenschüsse in das Genick ermordet worden sind; aus der typischen Gleichförmigkeit der Wunden kann auf eine Hinrichtung durch fachlich geschulte Henker geschlossen werden.
...
5. Bis jetzt konnte lediglich eine beschränkte Anzahl von Leichen (ungefähr 150) identifiziert werden.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=8

1. Die Auffindung von Massengräbern der ermordeten polnischen Offiziere.

Im Sommer 1942 kam einigen polnischen Arbeitern zu Ohren, daß Landsleute von ihnen von den Sowjetrussen in die Gegend von Katyn verschleppt und dort ermordet worden seien (s. Dokument 8 ). Auf eigene Faust gruben sie nach und fanden tatsächlich Leichen; sie kennzeichneten die Fundstelle durch ein Holzkreuz, schenkten jedoch dem Fund keine weitere Beachtung. Jedenfalls unterließen sie eine sofortige Meldung. Erst im Februar 1943 erfuhr dann die Geheime Feldpolizei, daß sich im Wald von Katyn ein Massengrab befinden sollte. Sofort angestellte Untersuchungen bestätigten den Verdacht. Aber erst Anfang April, als es die Witterung erlaubte, konnte mit größeren Ausgrabungen begonnen werden, die ein Verbrechen freilegten, das nur in den Schädelpyramiden der mongolischen Welteroberer seinesgleichen findet. Bis im Juli die Sommerhitze eine Unterbrechung der Ausgrabungsarbeiten notwendig machte, konnten 4143 Opfer geborgen und bestattet werden. Davon wurden 2805 einwandfrei identifiziert.

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=0

D. Die Identifizierung der Opfer

12. Aus dem Ausgrabungsbericht der Feldpolizei vom 10. April 1943*)

Die Ausgrabungen der polnischen Leichen im westlichen Geländeteil — mit 1 bis 7 bezeichnet**) — sind heute zu einem gewissen Abschluß gekommen. In dem ersten Massengrab (1) wurde an einer Randseite bis auf die Sohle gegraben, wo 12 Leichenschichten gezählt worden; in der Grabmitte dürfte sich jedoch die Zahl noch erhöhen. In einer Schicht liegen ungefähr 250 Leichen, so daß etwa mit 3000 Leichen in diesem Massengrab gerechnet werden muß. Der mit 2 bis 7 bezeichnete Geländeteil wurde an einigen Stellen aufgegraben und diese Stellen miteinander verbunden. Hier liegen die Leichen teilweise dicht beieinander, während sie in dem 1. Grab meist wahllos durcheinander liegen.

Wie bereits im II. Zwischenbericht erwähnt ist, befindet sich in den Bekleidungsstücken fast aller Leichen der gesamte Tascheninhalt. Von den bisher ausgehobenen 100 Leichen konnten 65 an Hand der vorgefundenen Ausweise, Briefe und ähnl. identifiziert werden. Bei 39 Leichen ist einwandfrei erwiesen, daß es sich um ehemalige polnische Offiziere handelt, und zwar folgende Dienstgrade:

2 Generäle,
2 Oberste,
1 Oberstarzt,
4 Oberstltn.,
7 Majore,
2 Oberstabsärzte,
6 Hauptleute,
1 Stabsarzt,
4 Oberltn.
10 Leutnante.

Die übrigen namentlich Erfaßten dürften gleichfalls Offz. gewesen sein, was z. Z. jedoch nicht bewiesen werden kann. Die Leichen der in der Aufstellung fehlenden Nummern konnten nicht identifiziert werden, da die Bekleidung sowie der Tascheninhalt eine Personenfeststellung nicht ermöglichte.

Die namentliche Aufstellung und der Nachweis des Tascheninhalts ist angeschlossen.***)

_____________
*) Erwähnt in Dokument 1.
**) 8. Bilddokument 1.
***) Die hier erwähnte Liste wurde bis zum 7. 6. 1943 auf 4143 Leichen ergänzt. Siehe Abschnitt IV.

32

Die Zlotybeträge (Geldscheine) sind — da nicht mehr kursfähige Banknoten — mit dem übrigen nicht verwertbaren Tascheninhalt verbrannt worden.

Von den Uniform-Dienstgradabzeichen ist nur eine Serie zusammengestellt, der Rest vernichtet worden.

gez. Unterschrift
Feldpolizeisekretär

http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=831&page=2

"В современной литературе по Катыни существует совершенно разная хронология дат относительно ТК ПКК. Начинается все с того, что мы можем встретить различные данные о времени прибытия ТК ПКК на место массовой казни. Профессор Чеслав Мадайчик пишет, что комиссия прибыла в Катынь уже 14 апреля 1943 г. Однако член ТК ПКК Иероним Бартошевский указывает, что 14 апреля комиссия только вылетела из Варшавы, а под Смоленск они прибыли 16 апреля . Скорее всего, именно датировка доктора Бартошевского является правильной. Это подтверждается и отчетом Скаржинского, где указывается, что комиссия приступила к работе 17 апреля (т.е. если бы она прибыла 14 числа, то остается не совсем понятно, чем занимались члены комиссии два (15, 16) дня). Не будем также забывать, что официально об обнаружении останков польских военных немцы официально объявили 13 апреля, а по Мадайчику получается, что комиссия вылетела в Катынь до официального заявления. Таким образом, за время прибытия комиссии в Катынь можно принять 16 апреля 1943 г. Тут возникает другой вопрос: когда комиссия начала работать? В монументальном исследовании посвященном Катыни «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях» можно прочесть, что комиссия приступила к работе 29 апреля. Это не совсем верно. Даже совсем не верно. Согласно отчету Скаржинского, главному источнику по этой теме, комиссия начала работу уже 17 апреля. Ошибка в «Катынском синдроме», по видимому, вызвана тем, что состав ТК ПКК пополнялся и изменялся по мере работы в Катыни на всем протяжении времени исследования. Скорее всего, с этим и связано число 29 апреля.
В состав первой делегации Технической комиссии Польского Красного Креста входили, в частности, следующие лица: генеральный секретарь ПКК Казимир Скаржинский, председатель краковского комитета Красного креста доктор Адам Шебест и доктор С. Паперт. Как уже отмечалось, комиссия приступила к работе 17 апреля. 20 апреля к ней присоединились новые члены ТК ПКК: Кассур Хуго, Грициан Яворовский, Адам Годзик. Прибыли они вместе с группой иностранных журналистов, приглашенных в Катынь министерством пропаганды Рейха. С ними был и бывший польский премьер-министр Леон Козловский. Здесь Чеслав Мадайчик делает еще одну ошибку: согласно ему, Козловский прибыл в Катынь в период предположительно с конца апреля по 3 июня. Это не соответствует данным отчета Скаржинского.
Уже то, как была организована немецкими властями работа комиссии, показывает, что ее пребывание в Катыни было обусловлено исключительно идеологическими потребностями немецкой пропаганды. Хотя, безусловно, сами члены комиссии, поляки по национальности, использовали все доступные средства, чтобы как можно ближе приблизиться к истине и установить, кем и как было совершено злодеяние над цветом польской нации. Немцы же фактически относились к ТК ПКК как к фасаду, который должен был легализовать немецкое представление о катынской трагедии.
Члены комиссии должны были извлекать из карманов и одежды убитых военных материальные свидетельства, после чего они производили их упаковку в специальные конверты. Представители Красного креста не могли проводить визуальное обследование этих материалов. Член Технической комиссии должен был заниматься только тем, что извлекать эти документы у покойных и вкладывать их в специальный конверт.
После извлечения документы доставлялись в бюро секретариата тайной полиции, где исследовались немецкими специалистами. Вскрытие пакетов проходило в присутствии представителей Красного креста. Установление имен жертв проходило также при участии поляков. Мы не будем останавливаться на том, как именно проходило установление личности, отметим лишь тот факт, что первоначальный список жертв Катыни составлялся исключительно на немецком языке. Члены ПКК объясняли отсутствие первоначального перевода на польский тем, что списки немцами отсылались в Варшаву в Главное правление ПКК, и там уже переводились на польский. Т.е. необходимости перевода их в Катыни отсутствовала.
Следует отметить, что доктор Водзинский занимался очень важной работой в Катынском лесу и фактически контролировал весь процесс. Его работа заключалась в извлечении трупов из первичных могил, осмотре и определении причины смерти, обозначении трупов порядковыми номерами и захоронении их в других местах.
...
Скаржинский впервые прочитал свой отчет в июне 1943г. на заседании главного правления ПКК. Через два года он представил оный отчет Р. Ханки (R. Hankey), секретарю вновь открывшегося британского посольства в Варшаве. Ханкия Скаржинский знал лично. 10 марта 1946г. Ханки переслан отчет в Лондон, в министерство иностранных дел, кое получило его 23 апреля (вообще разбежка дат довольна странна: более полугода Ханки держит отчет у себя и лишь в марте 1946г. посылает его в Лондон, где его регистрируют во входящей корреспонденции за датой «23 апреля»). Отчет Скаржинского был послан в Лондон по неофициальным каналам: англичане боялись, что жизни Скаржинского может угрожать опасность. В Форрин Офисе документ сражу же был засекречен. Впервые обнаружен отчет был профессором В. Ковальским в Лондоне в 1987 г., и через год был опубликован.
Отчет лишний раз подтверждает, что комиссии ПКК нужно было сыграть роль легальной вывески для немецкой пропаганды, в деле легализации немецкой версии катынских событий. По-существу, никаких реально важных работ германские власти ТК ПКК не поручили. Членам комиссии категорически было запрещено даже просматривать извлекаемые из карманов и одежды убитых материалы. Самим доктором Скаржинским было отмечено, что требования немецкой прпаганды сильно затрудняли работу комиссии. Немцам прежде всего нужно было произвести на мировую общественность, потому когда в Катынь приехала т.н. Международная комиссия экспертов работа ТК ПКК практически была свернута. Членам МКЭ, как отмечает Скаржинский, были предоставлены для осмотра тела прежде всего имеющие следы от советских четырехгранных штыков.
...
Необходимо указать на небольшое расхождение между отчетами докто-ров Скаржинского и Водзинского. Дело в том, что в них приводятся разные цифры эксгумированных: у Скаржинского 4143, а у Водзинского 4243.
...
Работа Технической комиссии проходила под полным контролем немецких властей, которые четко обозначили круг работ, выполнение которых относилось к обязанностям ТК ПКК. Выходить за рамки этого круга члены комиссии ни в коем случае не могли. Все строго контролировалось немецкими властями. Особо бдительно немцы наблюдали за тем, чтобы члены ТК ПКК сторались подтвердить версию о том, что в Катыни погребено 12000 польских офицеров. Ю. Мацкевич приводит следующий эпизод, где он рассказывает о своем общении с одним из членов Технической комиссии: «Один молодой поляк … с повязкой Красного Креста … шел в сторону одной из могил (…) Я подошел к нему и слегка притронулся к его рукаву.
- Что здесь неладно? – спросил я.
- Да, прежде всего – неправильная цифра.
- Как так… их не столько?
_Какое там! – он пожал плечами. – (…) может дотянем до четырех с половиной тысяч – никак не больше. Заврались, а теперь не могут отступить.»
Члены ТК ПКК занимались исключительно сортировкой документов и не имели права их прочтения. Данные документы, извлекаемые у убитых, доставлялись затем в секретариат полевой полиции, находившийся неподалеку от места расстрела. Там проходила дальнейшая работа с документами, в ходе которой представителями Технической комиссии и немецкими властями проводилась идентификация личностей. Идентифицированные фамилии записывались на немецком языке и отсылались в Варшаву в Главное правление Польского Красного креста. Список лиц кои, были идентифицированы комиссией непосредственно в Катыни, не составлялся, что, как уже отмечалось, сегодня приводит к путанице несуществующего «отчета» ТК ПКК с реальным отчетом ГП ПКК. Список идентифицированных в Катыни, составленный ПКК лег в основу немецкого издания 1943 г., где был представлен список идентифицированных в количестве 4123. Однако немецкие «Официальные материалы…» не могут являться надежным источником по проблеме установки конкретных лиц погребенных в Катыни. Дело в том, что в этих материалах встречаются фамилии живых поляков, а также расстрелянных самими немцами. Более того, в немецком списке есть очень много пропущенных порядковых номеров.
Из доступных исследователям сегодня материалов ТК ПКК особо следует сказать про отчеты докторов Скаржинского и Водзинского. Оба отчета представляют исключительную ценность для исследования вопроса о том, что происходило в Катыни весной-летом 1943 г. Четкая структура, логическая последовательность изложения материала, непредвзятость выводов, изложение от первого лица выделяют эти два документа, делают их основополагающими. В этих документах мы можем ознакомиться практически со всеми аспектами работы ТК ПКК в Катыни. Относительно отчета Скаржинского всегда нужно помнить, что обнаружен он был в 1987 г., а опубликован в 1988 г. С 1945 по 1987 гг. он был засекречен в Форрин Офисе. Почему он был засекречен, в принципе, понятно. Его публикация, скажем в 70-е гг. прошлого столетия, могла бы вызвать международный скандал."

   ЮзикЪ Тито (broztito). Моя дорога в Катынь-4. Техническая комиссия польского Красного Креста

"Назавтра утром мы поехали на автомашинах в Козьи Горы. Свернув в лес, мы остановились около огромной раскопанной ямы. Это был длинный ров, выкопанный, по-видимому, во всю длину и глубину могилы, но не охвативший ее в ширину, о чем свидетельствовали торчавшие по бокам рва головы и ноги трупов, еще оставшихся в земле. Срез по всей длине ямы наглядно свидетельствовал о том. что трупы погребались в строгом порядке и укладывались слоями, один на другой, в несколько этажей. Могила была вырыта в холмистой местности, и в ее высоких частях земля была сухой, глинисто-песчаной, нижние же ее части заливали грунтовые воды. Неподалеку начали раскапывать вторую могилу, где пока был виден еще только первый слой трупов. На раскопках обеих могил работали местные жители, русские. Возле могил стоял наспех сколоченный домик, в котором работала эксгумационная группа под руководством доктора Бутца, профессора судебной медицины Вроцлавского университета. Профессор Бутц был в мундире полковника. Работы группы лишь начались. На лесной поляне неподалеку от могилы лежало около двухсот трупов, вынутых из могилы и ожидающих судебно-медицинского вскрытия в том порядке, как были выкопаны. Трупы были пронумерованы и уложены в несколько рядов. Около домика доктора Бутца в разных местах уже лежало около двух десятков трупов, по-видимому, уже обследованных доктором. На ветвях деревьев и кустов висели части военной формы, снятой с трупов. Все вокруг производило впечатление едва только начавшейся и еще не слишком упорядоченной работы. Доктор Бутц попросил нас указать ему любой труп в могиле, который он велит тут же выкопать и чье вскрытие он произведет в нашем присутствии. Мы указали на тела посреди могилы. Вскрытие показало, что череп имеет входное и выходное пулевые отверстия, из распоротого ножом кармана на мундире доктор извлек открытку, адресованную ротмистру, фамилию его я уже не помню. Написана открытка была женой ротмистра и отправлена в Козельск из Гродненского уезда.

Среди разложенных вокруг домика трупов были опознанные уже останки генералов Сморавиньского и Бохатыревича. По моей просьбе доктор Бутц срезал один генеральский погон с мундира Сморавиньского и снял ленточку ордена "Виртути Милитари" с шипели генерала Бохатыревича. Этот погон, орденскую ленточку, несколько пуговиц с мундиров других офицеров и горсть земли из могил я забрал с собой в Варшаву. Реликвии эти я сохранял до самого Варшавского восстания, когда они сгорели вместе с моей квартирой и домом.

Мы обошли всю территорию вокруг и быстро научились распознавать еще не вскрытые могилы. Края их были несколько запавшими, поверхность неровной, к тому же повсюду на них были высажены маленькие сосенки, несомненно специально здесь помещенные. Невысокие ровные ряды этих деревьев выделялись на фоне остального леса, дикого и запущенного, хотя это была и не очень старая еще сосновая роща. Посаженные на могилах сосенки производили впечатление здоровых и пустивших уже крепкие корни кустов, они наверняка росли здесь более года.

От доктора Бутца я получил еще список фамилий тех, чьи трупы он уже успел осмотреть и чью личность идентифицировал. Их было тридцать человек. Список этот я проверил и дополнил еще в Грущенках, на обратном пути. "

Фердинанд ГЕТЛЬ

[Отчет о посещении Катыни 11 апреля 1943 года]

http://katyn.chat.ru/getl.htm

Кем именно и в какой именно момент взрезались карманы? Главное - на глазах членов ТК ПКК или раньше?

Если принять гипотезу о раскопках осенью 1942 г., то все нормально. Раскопать захоронение, разложить по карманам вещдоки и закопать, а весной 1943 г. раскопать снова.

В показаниях Кривозерцева Мацкевичу проходит интереснейшая деталь. На месте захоронения суглинок, а могилы засыпаны черной землей. Для чего были бы нужны энкавэдистам такие изощрения? Чтобы на могилах лучше росли маскировочные саженцы? Не годится. Потому что высажены были хвойные, сосенки, которые на суглинке растут лучше, чем на черноземе. Для чего еще? Совсем непонятно.

Но неясно также и то, зачем и как это могли сделать немцы. Предположим, раскопали и вынули суглинок. Когда стало нужным закапывать после подкидывания вещдоков, собрать вынутый грунт и им же засыпать трупы. Но почему-то для засыпки используют чернозем. Может быть, потому что технологически так получалось проще и быстрее. Привезти на самосвалах взятую откуда-то землю, быстренько разгрузить и все дела. А если закапывать лопатами, используя вынутый суглинок, так получалось бы намного дольше и требовало бы гораздо больше трудозатрат. Наверно, так. Чернозем с оккупированной территории немцы вывозили, как известно, многими эшелонами. Его у них было в полном достатке. А тут его нужно было сравнительно достаточно немного. Наверно, так. Может, и не чернозем, но просто несуглинистая почва, взятая где-то сравнительно недалеко от Козьих гор. Это не меняет принципа. Технология та же: приехало несколько самосвалов с землей, разгрузилось, и все дела.