Западные журналисты и правда

http://www.bbc.co.uk/russian/international/2009/08/090805_journalists_war.shtml "Би-би-си" 5 августа 2009 г., 15:11 GMT 19:11 MCK
Журналисты на российско-грузинской войне Марк Григорян
Русская служба Би-би-си
Российско-грузинская война стала первым масштабным вооруженным конфликтом, проходившим не только на поле боя, но и на экранах телевизоров - в прямом эфире.
Журналисты, оснащенные оборудованием, которое позволяет быстро и качественно передавать в редакции текст, звук и изображение, пытались найти самые зрелищные кадры, проинтервьюировать самых известных политиков, наглядно показать страдания и ужасы войны.
А редакции, в свою очередь, желая опередить конкурентов, немедленно транслировали полученные материалы в эфир или ставили на страницы интернет-изданий.
Но "война в прямом эфире" меняет статус журналистов и их изданий в ходе конфликта, так как им уже не достаточно лишь показывать ход военных действий. Ибо репортеры, рассказывающие о том, что видят, не дают сколько-либо полной картины происходящего, им недоступен военно-политический контекст конфликта.
И политики поняли это раньше, чем многие журналисты. Они поняли также, что журналистов нужно использовать, чтобы война - или та ее часть, которая идет в телевизоре, - проходила к их выгоде.

Немного истории
Первая революция в освещении войн произошла, наверное, в 1870 году, когда репортер лондонской Times Вильям Говард Рассел спешно вез в редакцию репортаж с места битвы у французского городка Седан, где германские войска окружили и разбили французскую армию.
Битва при Седане была важнейшим событием франко-прусской войны, а поражение Франции в этой битве в итоге привело к падению Второй империи Наполеона III.
Рассел спешил. Чтобы не терять времени, он писал свой репортаж по ночам. Но приехав в Лондон, вдруг с удивлением обнаружил, что другие газеты напечатали отчеты о битве на два дня раньше.
А получилось это потому, что корреспонденты конкурирующих изданий послали свои статьи по телеграфу. Таким образом, появление телеграфа резко изменило скорость журналистской работы и приблизило читателей газет к боевым действиям.
И чем больше развивалась техника, тем ближе придвигалась война к аудитории СМИ. С появлением компактных фотокамер возник жанр фронтовых фотографий, одним из непревзойденных мастеров которого считается Роберт Капа, а с развитием кино и радио появились радиорепортажи и киносъемки прямо с театра боевых действий.
Еще больше приблизились боевые действия к читателю, слушателю и зрителю с появлением портативных видеокамер. Операторы могли теперь снимать войну "ближним планом", находясь непосредственно в окопах и показывая все ужасы с максимально близкого расстояния и максимально точно.
Они это делали на Карабахской войне, в Кувейте, на Балканах...
Информация о войне публиковалась буквально в режиме реального времени. Так было и во время натовских бомбардировок Белграда, а потом во время иракской операции.
Развитие интернета, через который сейчас можно посылать и фото, и звук, и видео, окончательно закрепило "эфирный" статус боевых действий в ходе прошлогодней пятидневной августовской войны.

Журналисты на войне
При освещении вооруженных конфликтов журналисты, в общем, занимаются тем же, чем и в мирное время, а именно: показывают, комментируют, анализируют.
И лучшее место для этого, конечно, - передовая.
Но в современных войнах, проходящих преимущественно в воздухе, передовой как таковой может и не быть. Как не было ее в российско-грузинской войне. И журналисты либо ездили от одной полуобезлюдевшей деревни к другой, либо прижимались к командным пунктам, где можно было получить чуть больше информации, чем у растерянных, ничего не понимающих мирных людей.
Но командные пункты показывали журналистам только ту часть войны, которая выгодна им. То есть представляли свою сторону жертвой, а сторону противоположную - агрессором.
Чтобы выглядеть жертвой, надо просто чтобы журналистам показали (а те - рассказали своей аудитории), что "не мы начали". А также что среди погибших и пострадавших были женщины и дети.
Убийства, паника, крики и плач - все это создает в глазах людей, находящихся за тысячи километров от конфликта, картину избиений, образ жертвы.
Военные репортеры понимают, что эти картины эффектны и правдивы (ведь люди действительно страдают), а экстремальные эмоции вызывают сочувствие аудитории.
Журналистам, комментирующим и анализирующим, не обязательно ездить на фронт. Они должны видеть и показывать контекст происходящего, его военно-политическое обрамление.
Поэтому их работа может основываться на тех интервью и репортажах, которые добывают репортеры. Но, конечно, лучше, если комментаторы и аналитики окажутся как можно ближе к тем, кто принимает решения, чтобы суметь получить информацию "из первых рук", от руководителей - военных и политических, - чьи приказы заставляют действовать массы людей и военную технику.
Естественно, высокопоставленные военные и политики должны показывать комментаторам ту часть войны, которая им выгодна. Они должны выглядеть ответственными руководителями, радеющими за свой пострадавший народ-жертву чужой агрессии.
А это значит, что политики и военные используют журналистов, чтобы война - или та ее часть, которая проходит в телевизоре, - проходила к их выгоде.
Понимают ли это журналисты?

«Мы проиграли в информационной войне»
Эту фразу произносят все участники всех конфликтов последних лет. Ее повторяют так часто, что она теряет часть смысла, становясь просто эмоциональной формулой, фиксирующей статус жертвы.
Если говорить о российско-грузинской войне, то явственно прослеживаются две линии, две стратегии информационного поведения.
Если Грузия была заинтересована в симпатиях западного мира, то руководство и СМИ России сконцентрировали свою деятельность на русскоязычной аудитории, живущей, главным образом, в странах СНГ.
Поскольку Би-би-си является западной вещательной компанией, то автор этой статьи в ходе войны мог с легкостью дозвониться до членов правительства Грузии, чтобы получить комментарий о происходящем в стране. У меня были номера мобильных телефонов министров, которые, как правило, отвечали на звонки и не отказывались представлять свою точку зрения.
Не удалось мне лишь интервью с президентом Саакашвили, который, как мне говорили в его пресс-центре, в те дни отказывался говорить по-русски.
Каждый день в ходе войны пресс-центр правительства Грузии высылал мне SMS-сообщения на мобильный телефон, в которых говорилось о действиях российских вооруженных сил на территории Грузии. Подавляющее большинство этих сообщений соответствовало действительности.
Грузинские власти организовывали для журналистов поездки в "горячие точки", показывая им разрушения, причиненные действиями россиян.
Официальная же Москва была для нас практически недоступна. Можно разве что вспомнить беседу с вице-премьером Сергеем Ивановым в программе Hard Talk на Би-би-си. Была одна или две поездки для репортеров, организованные командованием российских сил.
И были журналисты, погибшие в Южной Осетии.
Были журналисты, раненые в ходе обстрелов и ограбленные мародерами, шнырявшими по южноосетинским дорогам и селам. Собственно, моих коллег из западных СМИ в ходе войны, за редкими исключениями, просто не впускали на территорию Южной Осетии.
При этом именно на западных телеканалах появились самые скандальные кадры, связанные с этой войной, - Саакашвили, нервно жующий свой галстук, и он же, убегающий от российского самолета.

Вопросы, вопросы
Российско-грузинская война, как другие масштабные вооруженные конфликты, поставила перед журналистикой ряд вопросов. И главный, конечно, - это вопрос независимости.
Насколько в реальности независимы журналисты, и возможно ли в принципе непредвзятое освещение событий такой значимости и такой эмоциональной силы? И если мы, журналисты, хотим оставаться независимыми, то как этого добиться?
Ведь военные и политики обладают властью "пускать" или "не пускать" журналистов в те места, которые им выгодно или невыгодно показывать публике. На моей памяти эта власть была ясно продемонстрирована в первой чеченской войне, а затем и в ходе вторжения сил коалиции в Ирак.
И что делать журналистам? Пробиваться в "закрытые зоны", рискуя собственной жизнью (что, собственно, и делают некоторые наши коллеги), или отсиживаться в штабах и столицах, получая комментарии от высоких должностных лиц?
И сможем ли мы показать войну, не искажая при этом общей картины? Да и журналистское ли это дело?
-------------------------------------------------------------------------------
Не, ребятишки, после вашего нагло-бесстыжего вранья в Югославии и Южной Осетии потуги разглагольствовать о журналистской правде в западном исполнении просто смешно - идите найух, христопродавцы (и заодно расскажите польскому журналисту Виктору Батеру КАК надо блюсти свою "честь") ... ((( )))

http://inosmi.ru/politic/20101210/164819319.html ИноСМИ 10/12/2010
В России свобода слова находится под контролем государства ("The Washington Post", США) Кэти Лалли (Kathy Lally)
Москва — Посмотрите, как выглядит мир из страны, где СМИ управляются государством.
В один из вечеров, в прайм-тайм, по главному телеканалу по всей огромной России показывают концерт, данный в честь страшных людей — налоговиков. А на другой день орган по контролю над СМИ обвиняет пользующуюся уважением газету в экстремизме — за откровенные репортажи о группировках неонацистов.
Данный в конце ноября в честь двадцатилетия налоговой инспекции концерт смотрелся весело. Шутили и пели знаменитые деятели индустрии развлечений. Потом запел хор налоговых инспекторов, весь переливаясь в лучах софитов, с золотыми эполетами на плечах, с песней денег на губах — совсем непохожий на угрожающего вида агентов, способных привести к падению внезапно ставшего неудобным миллиардера или разорить скромного предпринимателя, у которого не оказалось нужных друзей.
Государство, однако, не предоставляет такой же восхищенной аудитории борцам-журналистам, например, Дмитрию Муратову — редактору «Новой газеты», получившему предупреждение за распространение экстремистских взглядов. Еще одно такое предупреждение — и газету могут закрыть.
Статья, вызвавшая недовольство, была написана по следам двойного убийства, совершенного в январе 2009 года. Двадцатипятилетняя стажерка редакции Анастасия Бабурова, писавшая о молодых фашистских движениях, получила пулю в затылок, возвращаясь с пресс-конференции и направляясь к оживленной станции в метро. Вместе с ней шел правозащитник, адвокат и журналист Станислав Маркелов. Первая пуля досталась ему. Погибли оба.
В этом году «Новая газета» занималась изучением организационного устройства, членского состава и лозунгов неонацистских группировок, преимущественно приводя цитаты с их же веб-сайтов. Муратов считал, что статья, по западным стандартам — вполне обычная — побудит власти начать расследовать деятельность фашистов.
«Вместо этого мы получили предупреждение за экстремизм», — сказал он.
Недавно редакция проиграла апелляционный процесс, начатый после вынесения ей предупреждения в марте. Муратов готовит очередную апелляцию, на этот раз — в Конституционный суд России и даже в Европейский суд по правам человека.
«Если нам не писать о неонацистах и коррупции, то о чем вообще тогда писать? — спросил он. — О том, как звезде опять сделали подтяжку лица?»
Муратов — крепкий мужчина в поношенном свитере с закатанными рукавами — явно считает эту мысль абсурдной. Под его началом работает шестьдесят журналистов, с нетерпением желающих проливать свет на темные уголки, пусть даже над ними нависает нечто вроде постоянной угрозы жизни. Шестеро журналистов «Новой газеты» погибли или скончались при неясных обстоятельствах. Самый известный такой случай — гибель военной корреспондентки и правозащитницы Анны Политковской, застреленной в собственном подъезде в 2006 году.
Дух принуждения создает нехватку свободы слова. Таково мнение миллиардера и бывшего агента КГБ Александра Лебедева, который вместе с Михаилом Горбачевым владеет 49% акций «Новой газеты».
«„Новая газета“ занимает место общественного мнения, — сказал Лебедев, считающий, что выходящее трижды в неделю издание процветает благодаря Муратову. — Он великий человек, очень честен, очень смел и очень талантлив как редактор».

Внушение
Лебедев — банкир, но хочет, чтобы его считали издателем и специалистом по журналистским расследованиям. Ему принадлежат лондонские издания Evening Standard и Independent. Несмотря на его прошлое, ему, по его словам, никогда не нравилась идея ограничивать свободу слова и передвижений.
Принадлежащий ему Национальный резервный банк (Москва) в ноябре перенес налет порядка ста спецназовцев с автоматами и в черных лыжных масках. Это произошло сразу после того, как «Новая газета» опубликовала большое эксклюзивное интервью с Михаилом Ходорковским — нефтяным магнатом, перешедшим дорогу государству и заключенным в тюрьму в 2003 году за уклонение от налогов и мошенничество.
«Это было запугивание и ничего больше», — сказал Лебедев. Он считает, что налет был связан с банком «Российский капитал», который НРК приобрел в 2008 году, когда он лопнул, и вернул государству, узнав о недостаче 200 миллионов долларов. По его словам, документы забрали силой, хотя он предлагал к ним свободный доступ. Лебедев сказал, что налет перепугал клиентов и обошелся ему в 100 миллионов долларов из-за отзыва вкладов.
«Это определенно было внушение, — размышляет Лебедев, — только от кого? Возможно, от коррумпированных чиновников, действовавших по собственной инициативе? Или от кого-то еще?»
Муратов задается тем же самым вопросом. Сотрудники агентства по управлению государственным имуществом недавно выиграли в суде дело о клевете против газеты, писавшей о коррупции на строительных проектах, пользующихся поддержкой Кремля. Это событие явно шло вразрез с нередко повторяемыми президентом Дмитрием Медведевым жалобами на неизлечимую коррупцию — на прошлой неделе президент даже сказал в своем обращении к народу, что при госзакупках были украдены миллионы.
Ректор института «Законодательство и практика масс-медиа» Андрей Рихтер сказал, что государству «Новая газета» не нравится, но оно нуждается в ней, как и в пользующейся громкой славой радиостанции «Эхо Москвы», как в доказательстве наличия в России свободы слова напоказ перед почетными гостями.
«Закрытие газеты приведет к неслабому скандалу, — сказал он. — Но государство не против того, чтобы вынести ей предупреждение. Это как вылить на них ушат холодной воды».

Верные последователи
О проблемах газеты Муратов рассказывает с терпением, которое российский народ выработал за века равнодушного, а то и враждебного отношения со стороны властей. Но при разговоре о телевидении он начинает терять терпение — именно по телевизору большинство россиян узнает все новости, и именно телевидение контролируется государством активнее всего.
На этой неделе в «Новой газете» напечатали второй в серии репортажей об убийстве четырех детей и восьми взрослых в станице Краснодарского края (на юге страны) и обвинили представителей верховной власти в многолетнем попустительстве деятельности преступных банд. Тем же вечером по телевидению рассказали о версиях причин случившейся двумя днями ранее авиакатастрофы (тогда погибло два человека), показали сюжет о визите Медведева в Польшу, а премьер-министра Владимира Путина — на Дальний Восток, где он выругал местных чиновников за высокие цены на авиабилеты.
По сравнению с телевизионной аудиторией количество читателей «Новой газеты» ничтожно. Утверждается, что у нее 350 тысяч подписчиков и 1,5 миллиона читателей. Зато у нее верные последователи-идеалисты.
Двадцатилетний Никита Гирин — стажер, готовится перейти на полную ставку. Он помнит, как впервые увидел «Новую газету» в своей родной Рязани, когда ему было шестнадцать лет.
«Я открыл и начал читать, — рассказывает Никита. — Я понял, что ничего не знал о своей стране. С тех пор я захотел что-то изменить, пусть даже только в умах у людей».
Опасности его почти не пугают.
«Я знаю, что меня могут побить, но это же не повод становиться пассивным. Если работать честно, приходится быть готовым, что побьют».
А Муратов работает. За его спиной стоит фотопортрет Анны Политковской. Она смотрит ему через плечо и с решительным видом улыбается.

Оригинал публикации: In Russia, free speech is a matter of state control
==============================
1. Хороший пример борьбы за правду в лице "Новой гОЙзеты", неоднократно ранее уличенной в использовании фальшивок (например, А.Дюковым)!
2. Откуда и кем управляются западные СМИ, практически одновременно и в унисон подняшие визг и истерику 080808, выдавая видео обстрела грызенчегами Цхинвала за стрельбу осетин по грузинской территории?