Суд временем... и суд над временем

http://boris-vit.livejournal.com/158782.html Oct. 27th, 2010 at 12:07
Суд временем... и суд над временем.
Николай Карлович работал судьей. То есть не то чтобы прям судьей, но ему было доверено судить на телевидении разные времена от имени своего времени. И даже не то чтобы судить (судили зрители в зале и у экранов), но он каждый раз высказывал свое мнение по процессу, которое не всегда совпадало с мнением людей в зале и всегда не совпадало с мнением более широкой публики.

Придя в очередной раз на заседание, Николай Карлович слегка смутился, увидев на сцене, кроме адвоката-прокурора Сергея Ервандовича и прокурора-адвоката Леонида Михайловича, еще целую толпу людей. Он узнал, среди прочих, другого Леонида, Макаровича, а также Станислава Станиславовича - первых руководителей двух Новых Независимых Государств, выступавших свидетелями защиты при обсуждении Беловежского договора; гайдаровского министра, защищавшего в одной из первых передач "шоковую терапию", и много-много других лиц, явно бывших на прошлых передачах. Некоторые были и сами удивлены, на лицах же у других была словно каменная маска, кое-у-кого, похоже, дрожавшая. Большинство молчало, но некоторые еще переговаривались.

"Что за чертовщина!?" – удивился судья. "Что у нас сегодня? Что обсуждаем?" – не мог вспомнить он, и, встав со своего судейского кресла, пошел выяснять у режиссера, но остановился, пройдя полпути. Причиной его остановки стала гробовая тишина, вдруг установившаяся в зале – тот и без того небольшой шум смолк так резко, что Николай Карлович повернулся: его место было занято. В судейском кресле сидел… Отец Народов собственной персоной. Перед ним, кроме бумаг Судьи, лежали еще несколько папок. Кроме того, Иосиф Виссарионович бесцеремонно открыл лежавший на столе ноутбук, подключенный через Wi-Fi к Интернету, и явно стал загружать новостную страницу.

Николай Карлович был ошарашен, но не только появлением Генералиссимуса самим по себе, но и осознанием того, что тот сейчас что-то скажет, и что Сталину мало кто посмеет сейчас перечить. В том числе охранники из ЧОПа в зале вытянулись в струнку, явно готовые исполнить любое приказание, исходящее из уст нового Судьи. Николай Карлович начал осознавать уже и себя правоверным сталинистом, даже не реальным, а именно таким, какими рисовал их, сталинистов, в своих многочисленных статьях, книгах и телепередачах. Он уже раздумывал над тем, какие показания лучше дать на этого зарвавшегося либералишку прокурора-адвоката Леонида Михайловича (с которым только вчера задушевно беседовал на тему исторической правды и непонимания ее телевизионной аудиторией, стабильно, несмотря на двадцатипятилетнее промывание мозгов, голосовавшей за тоталитарные точки зрения). Леонид Михайлович, в свою очередь, должно быть, думал, как яростнее обличить этого троцкиста, буржуазного псевдодемократа и врага народа Николая Карловича… но тут Кровавый Тира… то есть, конечно же, Вождь, заговорил:

- Итак, граждане, вы тут уже несколько месяцев собираетесь, чтобы обсуждать разные вопросы отечественной истории. Что ж, дело правильное, без прошлого нет будущего. Но я думаю, что кое-что нужно добавить и скорректировать…

Николай Карлович поймал себя на жутко нелояльной мысли "сейчас будет звериный оскал тоталитаризма и травли инакомыслящих". Хотел было прихлопнуть эту мыслишку, пока не поздно – но Сталин продолжил:

- По всей видимости, главным подсудимым на этом процессе частенько подспудно является товарищ Сталин. Что ж, товарищ Сталин не идеален, у него были ошибки и просто неприятные черты. Поэтому мы сейчас не будем слишком строго оценивать упреки в его адрес, а сосредоточимся на сути вопросов и, главное, исторического выбора, стоявшего перед людьми и страной в разные периоды.

Немного осмелев, Николай Карлович решил пока не прихлопывать свою крамольную мысль, а оставить ее для внутреннего пользования.

Тиран… то есть Вождь… то есть, возможно, все же Тиран… в общем, Сталин продолжал:

- Первое, что надо исправить, касается аудитории в студии. Как мы помним, раз за разом, за редким исключением, результаты голосования в студии отличались от результатов голосования более широкой аудитории…

При этих словах у половины обитателей зрительских трибун похолодела спина.
Вождь повернулся в сторону продолжавшего стоять за кулисой Николая Карловича:

- Гражданин… - и Отец Народов назвал судью по фамилии.

Николай Карлович подумал: "По фамилии назвал. Вспомнит, что мы с ним вроде как дальние родственники… или нет? Репрессирует за это? Господи, а фильм, фильм, где я прадедушку сыграл…"

Но Новый Судья пока всего лишь попросил его сесть рядом с Леонидом Михайловичем и его свидетелями.

- Итак, аудитория. Ее в зале надо…

Чоповцы… то есть кровавые вертухаи возрождавшегося на глазах режима… то есть верные слуги Закона (пусть и не в милицейской форме), казалось, снова вытянулись в струнку, готовые арестовать всех находившихся на трибунах, но Вождь продолжил:

-… разбавить представителями народа.

В зале поднялся небольшой гул – в него входили колхозники из разорившихся колхозов, рабочие из закрывшихся заводов и прочая публика попроще, чем холеные москвичи, преобладавшие до того. Некоторые из последних опасливо косились на "быдло", то есть на пролетариат и крестьянство, но потеснились.

Вождь отвлекся от новостной ленты на ноутбуке, порылся в одной из своих папок, и сказал:

- Ну что ж, приступим. Начнем с рассмотрения так называемого Беловежского Договора. Сергей Ервандович, Вы там говорили, что при восстановлении Державы мы обойдемся без репрессий… Так вот, это не совсем так.

Николай Карлович начал прикидывать, как и куда лучше бежать из зала.

- Некоторым из свидетелей, я думаю, место скорее на скамье подсудимых. Что там у нас говорилось?

На экран были выведены кадры из передачи про Беловеж. Станислав Станиславович там яростно распалялся на предмет бедственного положения советского ученого и пенсионера в лукашенковской Белоруссии и замечательной жизни там, где были проведены демократические реформы. Сам же Станислав Станиславович сидел в зале бледный, как снег, и будто проглотил комок.

- Столько заведомо ложных утверждения на единицу речи! И это при Вашей-то вине! – с укоризной промолвил Сталин. – Увести!

"Началось!" – с ужасом подумал Николай Карлович, и не он один. Бывший Руководитель Независимого Государства, наконец, смог из себя выдавить:

- Я профессор-физик! Я честно трудился! Прошу…

- Были профессор! – безапелляционно заявил Вождь. - Ладно, сейчас времена гуманнее, чем в наше время, суд учтет и Ваш трудовой стаж.

Спотыкавшегося Станислава Станиславовича повели к выходу вертухаи.

- Ну а Вы, наш "представитель умной части украинской элиты"? – зло иронизировал Сатрап над словами Леонида Макаровича, сказанными им в той передаче. – Вас смолоду ловили на пособничестве бандеровцам, простили и дали сделать комсомольскую, а затем партийную карьеру. А Вы?

Леонид Макарович, как опытнейший аппаратный волк, вел себя увереннее, но он же быстрее понял, что дергаться бесполезно. Кровавые палачи увели и его.

- Я думаю, этот позорный "договор" будет в ближайшее время денонсирован, - сказал Иосиф Виссарионович, держа в руках трубку, но не раскуривая ее. Он дал знак, и на экране замелькали кадры из передачи про Шоковую Терапию 1992 года.

- Следующий вопрос – так называемые "реформы Гайдара-внука". Что вы там говорили, граждане свидетели защиты? Что не оставалось выбора, кроме как отпустить цены? А почему вы не упомянули о том, что для решения проблемы "рухнувшего потребительского рынка" в мировой практике существуют и другие меры, кроме гиперинфляции? Нормирование потребления, перевод наличных в инвестиции и другие. Что эти меры можно хотя бы сочетать. И что гиперинфляционный сценарий, как тут верно подсказывает в Интернете один товарищ, является самым разрушительным.

На экране бывший гайдаровский министр доказывал, что передача права на внешнюю торговлю нефтью каким-то спекулянтам, с пропажей "куда-то" львиной доли стоимости этой нефти, "дала возможность хоть чем-то наполнить бюджет".

- А что, так никто бы не купил, без этих "посредников"? – с сарказмом спросил Кровавый Тиран.

– Дать зарезать несушку из-за одного яйца!... И Вы, гражданин, к этому причастны тоже? – продолжал Сталин, спрашивая бывшего министра и пристально глядя на него.

- Что? – недоумевал Вождь, глядя на экран, где продолжали транслироваться доводы бывшего министра, - падение началось раньше, а вы насытили людей? Пустые полки?

Генералиссимус вздохнул, порылся в лежащих перед ним бумагах.

- Да, кое-что было запушено раньше. Никитка натворил дел, и Леонид потом не все исправил, а кое-что запустил еще больше. Про этого, последнего, я вообще молчу. Но, тем не менее, падение производства до ваших реформ было минимальным, а рост потребления продолжался вообще вплоть до вашей "терапии". Приостановите трансляцию передачи, дайте графики реального потребления по годам 1985-1995!

На экране показались линии, похожие на океанские волны. Устойчивый подъем слева, со стороны цифры "1985" на оси абсцисс, кое-где замедлялся, где-то значение даже немного снижалось, но почти везде график прямо обрывался вниз со страшной силой именно в то время, когда кто-то "наполнил прилавки".

- Так что прекратите путать наличие товаров на полках с потреблением! Пустые полки сами по себе – сравнительно небольшая неприятность. И падение производства даже после фокусов этого, со Ставрополья… мы, думаю, до него еще доберемся… не было таким уж серьезным. Вы, товарищ (Сталин обратился к Виктору Владимировичу, бывшему главе Центробанка) на той передаче справедливо начали говорить про то, что "больному насморком отрезали ногу", но, жаль, не раскрыли тему. А надо было пресечь это издевательство над здравым смыслом. Вам, гражданин адвокат, совершенно справедливо было сказано, что Вы с голоду не умерли. Впрочем, Вам всегда было неплохо.

Леонид Михайлович при этом побледнел.

Снова возобновился показ кадров из давнишнего заседания "Суда". Молоденькая дама то ли из Газпрома, то ли из Газпромбанка, выступая в качестве свидетеля, уверяла, что "на экспорт сырья была ориентирована уже экономика СССР". Дама также присутствовала и сейчас.

- Эх, Никитка… Эх, Леонид… - Вождь снова рылся в бумагах,

- Нет, тут все тоже, кажется, чисто, - Сталин некоторое время подержал трубку в зубах, по-прежнему не раскуривая ее, потом продолжил:

- Гражданка, а Вы можете назвать цифру, какой процент составляла выручка валюты за нефть в бюджете и Валовом Национальном продукте СССР? Пусть даже и после широкого освоения сибирских месторождений.

Дама то ли промолчала, то ли беспомощно пожала плечами.

- Тогда к чему делать такие заявления? Заведомо ложные! От этих, как у вас тут говорится, "нефтедолларов" экономика СССР могла зависеть только в плане некоторых импортных статей. Вы, идеологи и апологеты "реформ", сами обвиняли советскую экономику в "излишней автаркичности". А тут, оказывается, "зависимость"-де от экспортной выручки…

Вождь отложил подальше трубку.

- Так что можно было и поконкретнее, Сергей Ервандович, - сказал он, обращаясь к тогдашнему обвинителю. Потом поглядел на даму и сказал уже ей:

- А Вы, гражданка экономист… Я думаю, работа в восстановленном Министрестве Нефтяной и Газовой Промышленности может оказаться для Вас сложноватой. Я вот тут посмотрел письма с мест… В восстанавливаемом совхозе "Заря" в Вологодской области место бухгалтера свободно. Я думаю, там Вы пригодитесь.

У Леонида Михайловича с Николаем Карловичем, шевельнулась надежда, что период самых страшных репрессий, возможно, уже завершился. Как будто чувствуя их мысли и эмоции, Кровавый Диктатор обратился к ним:

- Не бойтесь так, граждане. Вы будете исправлять последствия своих, так сказать, творений.

Два маститых литератора призадумались над тем, что это будет реально означать, а Вождь тем временем отвернулся от них и объявил:

- Теперь рассмотрим тему про Ивана Грозного. Повернулся ли у кого-нибудь язык воспевать Курбского, этого Троцкого и Власова шестнадцатого века?

Продолжение следует