Обмен дипломатами в немецком репортаже 1941 г.

http://labas.livejournal.com/838631.html
Игорь Петров (labas) @ 2010-03-25 13:23:00
Метки данной записи: ns
обмен дипломатами в немецком репортаже 1941 года

Немецкие репатрианты.
"Свиленград – болгарский городок на болгарско-турецкой границе внезапно стал местом встречи людей со всего света. Даже во времена когда печальной памяти Лига Наций процветала, в ней не бывало такого собрания народов самых разных кровей и рас, не бывало такого дикого смешения языков, не бывало такого наглого бескультурья, которое отвратительно и бесстыдно демонстрируют советские подданные и которое выглядит разительным контрастом на фоне сдержанного поведения европейских дипломатов и даже обычных людей.
В центре внимания находился советский посол Деканозов, целыми днями разгуливавший в пижаме и поглощавший в компании двух племянниц невообразимые количества водки и икры. В остальном господин Деканозов и прочие советские русские не были удовлетворены обращением с ними во время путешествия к турецкой границе. Они придирались ко всему и выступали с нареканиями по малейшему поводу, хотя Митропа и болгарский Красный Крест, который организовал в Свиленграде пункт приема пищи и санчасть, заботились о большевиках самым трогательным образом, буквально пытаясь читать их желания по глазам, чтобы избегнуть любого повода для жалоб. Однако все путешествие проходило под знаком сплошного недовольства и неуместных эскапад со стороны советских русских, хотя им пытались предоставить все возможные удобства. Их, однако, не устраивало, что газеты доставляются с опозданием, что телефонная связь с советскими посланниками в Софии и Анкаре была установлена недостаточно быстро, им не нравилась даже еда, хотя как раз в этом отношении никаких претензий быть не могло. Советских русских сполна обеспечивали как едой, так и напитками. Но они, вовсе не привыкшие к чревоугодию у себя на родине, здесь строили из себя разборчивых господ, которым ни рейнское вино, ни венский шницель не были по вкусу. Что, впрочем, им не мешало опустошать винные бутылки сотнями во время трапез, которые лучше назвать обжорством и попойками. Главный же сюрприз поджидал немецких и болгарских сопровождающих после того, как большевики, наконец, были переправлены через турецкую границу. Митропа с немалым ужасом обнаружила, что всё, что в спальных вагонах и ресторанах не было прикреплено намертво, советские забрали с собой. Здесь они не стали мелочиться и проявлять разборчивость, а просто унесли почти все скатерти, салфетки и полотенца. Из цоколей выкрутили лампочки, даже латунная фурнитура и термометры не избежали общей участи. Болгарский Красный крест недосчитался немалого количества посуды, чашек, стаканов и более 200 тарелок. Просто удивительно, сколько вещей может пригодиться простому русскому. Даже туалетные принадлежности в уборных пропали. Такое поведение большевиков выглядит просто скандально, особенно на фоне их прежнего высокомерия. Хроникер хотел бы стыдливо умолчать о предосудительных с моральной т.зр. выходках, которые, однако, не прошли незамеченными для сопровождающего ж/д персонала. Таким образом эти осчастлививатели человечества поразили глубочайшим бескультурьем не только немецких, но и болгарских чиновников.

Насколько же иная картина предстала перед глазами xronikera, когда он смог наконец приветствовать на болгарской земле немецких (а также венгерских, словацких и румынских) репатриантов, претерпевших многонедельные мытарства. Сразу бросилось в глаза безупречное поведение каждого в немецком посольстве и колонии: от посла до самого последнего клерка или рабочего. О том, что им пришлось пережить, мы узнали лишь из их рассказов, которые могли служить пламенными обвинениями против бесчеловечного и нарушающего международные конвенции поведения Советов по отношению к немецким репатриантам. Тяжелее всех пришлось сотрудникам генконсульства в Ленинграде, работникам верфи и инженерам, которые занимались оснащением поставленного Германией Советскому Союзу военного корабля. Сразу после начала войны их арестовали прямо на рабочих местах, в примитивных автомобилях для перевозки заключенных доставили в арестантский поезд и отправили в концлагерь в Кострому. Сотрудников генконсульства, в том числе консула Динстманна словно преступников, распихали по вонючим вагонам третьего класса, которые охраняли вооруженные до зубов сотрудники ГПУ. Покидать купе было строжайше запрещено и даже в туалет пленников сопровождал ГПУшник. Во время путешествия не разрешалось говорить друг с другом, а вся пища состояла из еле теплой воды и почти несъедобного хлеба. За это ни с чем несообразное «пищевое довольствие» еще приходилось и втридорога платить. Советские русские напротив на всей дороге к турецкой границe за более чем сносное питание не заплатили ни пфеннига. В концлагере в Костроме московские немцы встретились с ленинградскими. Им пришлось провести там целую неделю, при этом гигиенические нормы не выдерживали никакой критики. Немцев разместили здесь в бараках-времянках, которые окаменели от грязи, да и просто не были предназначены для того, чтобы в них жили люди. Ко всему этот примитивный барачный лагерь был обнесен двойным забором из колючей проволоки и окружен двойной цепью охранников ГПУ. И здесь у немцев практически не было свободы передвижения, лишь в вечерние часы под пристальнейшим наблюдением им по отдельности на несколько минут разрешалось покидать бараки.

Но подлинные страдания немецких репатриантов начались первого июля, когда их повезли в Ленинакан. В течение пятидневного путешествия они терпели просто адовы муки. Каждому разрешили взять с собой лишь маленький чемодан с личными вещами, а ленинградской колонии не позволили и этого. У них осталось в буквальном смысле лишь то, что они носили на себе. Три долгие недели спустя, уже в Стамбуле, они смогли впервые переодеться и сменить белье. Кроме уже упомянутых неудобств и запретов во время путешествия при невыносимой жаре немцам пришлось выдержать многочисленные, граничащие с истязаниями, каверзы сотрудников ГПУ. Даже немецкому послу, которого разместили в отдельном грязном купе, не выдали постельного белья. После бесконечных переговоров и выплаты фантастических сумм удавалось там и сям добиться незначительных улучшений. В течение всей поездки при ужасной жаре не разрешалось открывать окна, а двери купе должны были быть распахнуты днем и ночью. Перед каждым купе стояли до зубов вооруженные ГПУшники, которые не позволяли его покидать. После оплаты сказочных сумм питание незначительно улучшилось, т.е. кроме обычной воды и хлеба утром – чая и других напитков немцы не видели на протяжении всей поездки – стали подавать обед, впрочем, весьма своевольно: иногда в три дня, а иногда в семь или восемь вечера. Обед состоял из тарелки едва теплого неаппетитного супа и т.н. холодных котлет с абсолютно непроваренными макаронами. Фарш в большинстве случаев был протухшим и несъедобным. Горячего питания немцы не получали ни разу. Даже больным не давали ни малейших послаблений. Практически все немецкие репатрианты испытывали проблемы со здоровьем, поэтому некоторых даже пришлось оставить в немецком госпитале в Стамбуле.

Желание подробно живописать все страдания и дикости, которые немцам пришлось перенести, заведет нас слишком далеко. Следует, однако, упомянуть, что в течение пятидневного путешествия по ночам в купе не разрешалось зажигать даже самого малейшего освещения и что несчастные люди все эти пять длинных дней и ночей провели в страшных мучениях, окончившихся лишь с пересечением турецкой границы. Но до того им пришлось провести в Ленинакане несколько кошмарных дней, которые стали для них подлинной проверкой нервов, так как до завершения дипломатических формальностей люди пребывали в неведении о своей дальнейшей судьбе. Тем временем издевательства не прекращались. Им не давали газет, их шантажировали, требуя немыслимые деньги даже за простую воду. Лишь благодаря энергичным действиям посла удалось добиться, что репатриантам согласились дослать часть их багажа. Как же велико было их разочарование, когда измученные нуждой люди обнаружили, что все присланные им чемоданы взломаны и полностью разворованы. Вместо ценного имущества в них лежали старые тряпки, рваные сапоги, шляпы и мятые газеты.

Хроникер, которому в спешке удалось лишь поверхностно рассказать о страданиях немецких репатриантов на пути через красную преисподнюю, получил подтверждения всех упомянутых фактов у также покинувших Советский Союз венгров, словаков и румын. Венгерский посланник фон Кристоффи во время долгих бесед выражал свое крайнее возмущение бесчеловечным поведением большевиков и неоднократно указывал на то, что к советским дипломатам в Венгрии относились безупречно. В том же духе высказывались румынский и словацкий посланники. Надеемся, что во время последующего официального расследования все издевательства над репатриантами будут задокументированы во всех подробностях, после чего будут предприняты соответствующие шаги."
Информационное агентство «Transocean», 22.07.1941

Надо заметить, в тогдашних переговорах об обмене дипломатами советская сторона имела небольшое тактическое преимущество. Трудно сказать, насколько дорог Берии был Деканозов, а вот находившаяся в Москве родная сестра была Риббентропу безусловно дорога. Конечно "трансокеанский" репортаж следует сопоставить с рассказами другой стороны. Валентин Бережков вспоминал http://militera.lib.ru/memo/russian/berezhkov_vm2/01.html :

"Всех интернированных предъявили нам в лагере на окраине Берлина. Размещенные в бараках, окруженных колючей проволокой, они были голодны и плохо одеты, большей частью только в пижамах, в домашних туфлях, а то и босые.
Теперь мы узнали, что в ночь на 22 июня гестаповцы врывались в квартиры советских граждан, вытаскивали их прямо из постелей. Им не разрешали брать с собой ничего из вещей. Под конвоем они сразу же были отправлены в концентрационный лагерь.
Мы обеспечили интернированных советских граждан питанием, но экипировать их гитлеровцы не разрешили. Так, полуодетые, они и были погружены в общие сидячие вагоны специального состава, который, как нас заверили немцы, должен был следовать за поездом с советскими дипломатами.
Условия в поезде интернированных были очень тяжелые. Люди терпели неудобства, прежде всего из-за страшной скученности. Один мог прилечь только тогда, когда остальные трое, располагавшиеся на этой же скамейке, стояли. Питание было крайне скудное. Из-за отсутствия теплой одежды многие простудились: временами — особенно при переезде через Альпы — в вагонах было очень холодно.
[...]
В Нише наш состав загнали на запасной путь. Выходить из вагонов не разрешали. Вскоре мы узнали, что в Ниш прибыл и второй состав с советскими гражданами. Его пассажиров из вагонов переправили в концентрационный лагерь, расположенный в помещении старой казармы. Только через несколько дней советскому консулу и еще двум сотрудникам посольства разрешили навестить интернированных в этом лагере. За пять дней пути люди еще больше похудели, одни были простужены, другие страдали от желудочных заболеваний. Никакой медицинской помощи им не оказывали. Только после наших настойчивых требований посольскому врачу разрешили посетить лагерь и осмотреть больных. Нам также удалось добиться некоторого улучшения питания интернированных."

В книге «Тайны Смоленской площади» Б.Сопельняк пишет, не указывая источник:

"Издевательства над людьми продолжались и по дороге — многочасовые переклички под палящим солнцем, сто граммов хлеба и похлебка из брюквы на целый день, ужасающая теснота, невозможность помыться и постоянные намеки на то, что немецкие дивизии войдут в Москву раньше, нежели туда прибудет посольский поезд."

Воспоминаний советских чекистов, сопровождавших поезд в Ленинакан, мне найти не удалось. Тогдашний дипломат, советский шпион и будущий высокопоставленный ГДР-овский чиновник Герхард Кегель цитирует http://militera.lib.ru/memo/german/kegel_g/16.html в своих мемуарах официальный дневник немецкого посольства (многократно извиняясь за использование «фашистского» источника), в чем-то подтверждающий «трансокеанский» рассказ, а в чем-то его смягчающий:

"6.00. [26 июня, Кострома] Остановка у временной платформы. Станция, судя по всему, находится лишь в стадии строительства. Вдали виднеются два больших деревянных дома и красная кирпичная водонапорная башня. Все это похоже на дом отдыха. У железнодорожного полотна стоят легковые автомобили и автобусы. Легковые автомобили предусмотрены для посла, посланника фон Типпельскирха, советника Хильгера и его жены. Багаж кладут в грузовики... Недолго идем пешком, затем первый, потом второй деревянный забор с колючей проволокой.
6.45. Завтрак на новом месте. Просторная и уютная столовая, в которой, в отличие от прохладных и сырых жилых помещений, тепло. Выпив кофе, хотя никто так и не разобрался, кофе это или какао, все ложатся спать, стремясь наверстать упущенное.
13.00. Обед. Все с любопытством изучают меню. Потом начинается организация быта. Выясняется, чего не хватает. Нет веников, ведер и половых тряпок. В длинном письме коменданту лагеря — майору ГПУ перечисляется самое необходимое...
27 июня. Несмотря на лето, похолодало еще больше. Удовлетворены лишь некоторые просьбы из тех, что мы передали...
28 июня. Перед завтраком кое-кто выходит на зарядку. Во время завтрака узнаем приятную новость: открывается магазин, в котором можно купить мыло, сигареты, спички и т.д. Организуются занятия спортом, кто-то садится за карты, больным оказывается помощь. Постепенно каждый находит себе подходящее занятие... Каких-либо сообщений об обстановке на фронте мы не получаем. Около полудня появляется комендант лагеря, который требует сдать все имеющиеся в багаже радиоприемники, оружие и ядовитые вещества. Огнестрельное оружие мы сдали уже в Москве, но кое у кого есть ножи, которые можно считать кинжалами. Вечером комендант сообщает, что сегодня после десяти часов вечера должны прибыть сотрудники германского генерального консульства в Ленинграде. Сразу же начинается подготовка к их встрече... Приносят со склада и накрывают для них постели. Выставляются ночные посты.
22.45. Слышен шум моторов, открываются ворота, и из автомашин выходят приехавшие из Ленинграда. Увидев в лагере нас, они удивлены...
30 июня, 10.30. Начал действовать обещанный несколько дней тому назад горячий душ...
1 июля, 9.00. Майор объявляет, что в 10 часов мы трогаемся в путь... Раздается команда собирать чемоданы, составлять списки, завтракать, мыть посуду. «Консул» Ламла оплачивает счет. Пребывание в Костроме обходится нам в кругленькую сумму — 16 тыс. рублей...
18.30. Прибыли в Иваново. Раздают хлеб и воду. Мы так проголодались, что с аппетитом едим сухой хлеб.
20.30. По вагонам раздают хлеб, колбасу и масло...
2 июля. 9.00. Поезд трогается в южном направлении. Мы начинаем понемногу устраиваться, готовясь к долгому путешествию... Холодно и неприятно.
12.00. Майор сообщает, что в Курске мы сможем получить продовольствие. Он говорит, что надеется выполнить наш заказ, переданный ему женой Хильгера.
18.00. Прибыли в Курск. Подвозят хлеб, масло, колбасу, чай, сахар. Обсуждаются проблемы, как следует распределить и хранить продукты. Завтра должно стать уже теплее, а это значит, что нам надо подумать о том, как сохранить продовольствие на 112 человек. Постепенно темнеет. В одной из бесед майор сообщает, что в Москве к поезду прицепили еще два вагона с немцами... Переход в эти вагоны строжайше запрещен. По обе стороны наших вагонов стоят вооруженные работники ГПУ; кроме того, еще один работник находится в коридоре. В результате настойчивых требований Вальтер получает разрешение дважды в день пройти в сопровождении одного из работников ГПУ через коридоры вагонов, чтобы раздать пассажирам продукты и лекарства, выслушать их просьбы и т.д. В прицепленных вагонах оказались транзитники и технический персонал посольства, который нам пришлось оставить в Москве.
3 июля, 3.00. Прибыли в Харьков. Полное затемнение. Во время стоянки у вокзала у всех открытых дверей — часовые с примкнутыми штыками. Под гимнастерками заметны кобуры с револьверами... Поезд в полной темноте отправляется дальше.
6.30. Рассвело... Проходя по вагонам, Вальтер заметил, что к поезду прицеплен вагон-ресторан, в котором находится около 40 сопровождавших нас сотрудников ГПУ.
7.00. Вагон-ресторан начинает действовать — до самой границы нас сопровождает маленькая горбатая женщина. Она предлагает нам бутерброды и консервы. Продавая эти скудные товары, она неплохо заработала.
16.00. Поезд прибыл к Азовскому морю...
10 июля, 10.00. Ленинакан..."

Во время самой процедуры обмена, состоявшегося 13 июля, произошел инцидент, о котором рассказал в своей книге непосредственный свидетель тех событий Эрих Зоммер. Три женщины отказались переходить на советскую территорию. Все они были жившими в Берлине еврейками, в прошлом гражданками Латвии, попавшими в 40-м под советскую юрисдикцию. Эсэсовец Хайнеманн (подробнее о нем см. у Бережкова) ухмыльнулся и объявил Деканозову: «Что ж, они выбирают свободу». Двум женщинам (матери и дочке) от этой ухмылки стало не по себе, и они переменили решение, присоединившись к советской группе. Третья же настояла на своем (Хайнеманн: «Да мы ее устроим на работу в РСХА, не каждый день встречаются люди, в совершенстве владеющие четырьмя языками»). Ни ее имени, ни информации о ее дальнейшей судьбе мне найти не удалось.