Сопроматчики против артистов разговорного жанра

http://krylov.livejournal.com/2025361.html
Константин Крылов (krylov) @ 2010-04-18 20:28:00
Настроение: Аракчеев, помимо всего этого, должен быть свободен
Сопроматчики против артистов разговорного жанра. На одну традиционную тему
Некий комментатор бросает по ходу: http://krylov.livejournal.com/2022752.html?thread=78292576
Ну что такое эта оппозиция и идеология? Гуманитарными словами не решить технократических задач. А ведь все оппозиционеры как на подбор гуманитарии. И глупо трындеть о великом русском народе, когда е*нется какая-нибудь очередная плотина-ГРЭС. Или они нам не нужны? Ну так давайте вслед за обезьянками образца начала 90-х вообще всю техносферу разнесем.

И дальше – «после советского марксизма-ленинизма быть русским националистом просто деградация». А потом – трубный гимн советскому «технократическому мышлению».
Я эту песенку про «гуманитариев» слышу не в первый, не в десятый и даже не в сотый раз. Обычно я молчу или бормочу что-то невнятное. А сейчас подумал – пожалуй, стоило бы эту тему несколько разъяснить.

1

Образ «гуманитария» в глазах «технаря» выглядит примерно так. Гуманитарий – это какая-то дрянь человеческая. Учёным себя называет, а на самом деле *нецензурная брань* мочёный. Строем не ходит сопромата не знает, а туда же очки нацепил. Чертить не умеет, паяльник в руки не брал. Вообще безрукий, не умеет розетку починить, от бачка унитазного шарахается. Спирта технического приборного не пил, на морозе установку не налаживал. Стругацких не читал, Булычёва, а всё какие-то свои кислые фильмы смотрит, плесневые книжки нюхает, пидарасами написанные. Про эти книжки пидарасачьи свои книжки пишет, искусствовед бля. И сам - кривляка, пидарас, не мужик. Вот такие-то пидарасы СССР и развалили.
На взгляд «гуманитария», «технарь» - прокуренный мужик в растянутом свитере, обычно двух слов связать не может, но держится дерзко, потому что математику знает. Или там эту, как её, биологию. Говорит в основном о непонятном, чтобы фрустрировать и показать, кто тут главный. Если вдруг начинает говорить по-человечески, гуманитарий радуется: ой, говорящий технарь, и им, знать, не чуждо человеческое. Но вообще технари опасны и брутальны, от них нужно держаться подальше, а не то зашибут интегралом и гаплогруппою прихлопнут. Говорить с ними не о чем, их надо сторониться.
Мне, конечно, сейчас скажут, что это я карикатуру намалевал, а на самом деле всё сложнее. У некоторых гуманитариев даже есть друзья-математики, а то и физики. Которые нормальные ребята, хотя и не без своих закидонов, и помнят, что СССР развалился не без участия академика Сахарова, ни разу не искусствоведа. А некоторые технари, скрепя сердце, признают, что и среди этих пидарасов есть приличные люди, которые, может, интегралов с неба не хватают, зато языки знают и поболтать с ними любопытно. Так что ты, Крылов, спизднул, как типичный гуманитарий.
Ну понятно. Это из серии «у меня тоже есть друзья-…» Если такие разговоры ведутся, значит, есть проблемки.
И они есть. Хотя, прошу заметить, не симметричные. «Технари» «гуманитариев» презирают и третируют, а те их скорее побаиваются. Потому что у «технарей» - это гуманитарии знают точно – есть преимущество. Они занимаются настоящим делом. Наука и техника – это тебе не филология всякая или история какая-то там. История была давно и неправда, искусствоведение вообще лажа, а закон Ома вот он туточки настоящий. И гуманитарии это где-то как-то признают, даже когда хорохорятся.
Присмотримся же к культу «сопромата». И начать рассмотрение придётся с тех времён, когда сама тема «ненужных гуманитариев» и всепобедительных «технарей» вообще возникла. То есть с советских времён, укромных и былинных.

2

Известно – у кого чего болит, тот о том и говорит. Советская идеология постоянно воспроизводила рассуждения о «борьбе классов». Образованные люди пропускали эту классовую тему мимо ушей, как очередную дурь начальства. И были в корне неправы. Просто нужно было понимать говоримое правильно.
А именно. «Классовые антагонизмы» приписывались растленному Западу. На самом деле они были характерны именно для советского общества. Которое было выстроено именно как общество антагонистических классов, групп, прослоек и страт, где все были поставлены в такие отношения друг к другу, чтобы иметь причины для взаимной ненависти, презрения и других негативных чувств. Поставлены – не каким-то естественным порядком вещей, а самой советской властью. Имеющей огромные возможности для социального конструирования и ими вовсю пользующейся.
Тут прошу внимания. На Западе люди тоже стравлены между собой. Но они стравлены там на индивидуальном уровне, как конкуренты в конкурентной системе. Однако социальные группы западного общества не находятся друг с другом в «вечном антагонизме», а, наоборот, более или менее осознают, что нуждаются друг в друге. Это не значит, что ни у кого ни к кому нет претензий. Напротив, они есть, и их очень много. Однако это именно что ПРЕТЕНЗИИ, то есть рационально оформленные требования, исходящие из осознания собственных интересов. Рабочий может крайне скверно относиться к владельцам завода – но не за то, что они владеют заводом, а за то, что у него нет страховки и низкая зарплата. Заводовладелец может скверно относиться к биржевому спекулянту – но не за то, что он биржевой спекулянт, а за то, что он обваливает акции его завода. Народ не любит чиновников, но не за то, что они чиновники, а за то, что в таких-то казённых учреждениях неразбериха и волокита. И так далее.
«Сова» ссорила целые социальные слои. Причём именно те, которые должны, по идее, друг дружку поддерживать и «естественными образом совокупляться». Ссорила так, чтобы люди ненавидели друг друга не за дело, а за одно то, что человек принадлежит к другому слою. Драться всерьёз, разумеется, не давали – а вот антагонизм разжигали всячески. Идеологически-организационными методами.
Не следует в этом видеть какое-то специальное злодейство ради злодейства. Скорее, здесь удачно совпали некоторые идеологически-пропагандистские посылы и чисто практические задачи.
Начнём с идеологии. Которая имела отчётливые ницшеанские обертона. В частности, она проповедовала любовь не к ближнему, а к дальнему, отчаянно боролась с человеческой привязанностью к реальной общине (Gemeinschaft), а саму энергию привязанности перевести в «пролетарскую солидарность» с какими-нибудь мифическими «голодающими берлинскими рабочими», к «мировому пролетариату» и прочим фикциям. Любовь к родным и близким не то чтобы прямо отрицалась (хотя в двадцатые годы было и это), но, скажем так, не поощрялась. Советский человек должен был любить мечту - «крестьян Гренады» или «поколения, которые будут жить при коммунизме», но при этом бдительно подозревать соседа по коммуналке и при малейшем поводе сигнализировать на него в компетентные органы.
Заметим, что и озабоченность берлинскими рабочими, и донос на соседа считались проявлением одного и того же свойства – так называемой «сознательности». Которая в своей позитивной части кончилась плохо: советские таки нашли того дальнего, которого полюбили, и это был Запад. Перестройка была логически неизбежным финалом именно советских идей. Это отдельная и очень интересная тема, но мы о другом.
Что касается практики, речь идёт о банальном divide et impera в чистом виде. Люди, не доверяющие друг другу и не умеющие договариваться между собой, являются идеальными объектами управления – каждый из них является «единицей-вздором, единицей-нулём», как выражался пролетарский поэт Маяковский. А против него – миллионнопалая рука государства.
Подчеркнём – в этом нет ничего нового. Новизна подхода была именно в массовидном стравливании: не человек против человека, а большая группа против большой группы. Чтобы люди били друг друга по площадям.

Несколько примеров.
В советское время возникла противоестественная с управленческой точки зрения практика раздельного руководства городом и пригородной местностью, с сознательным противопоставлением «города» и «деревни» - причём «деревни» именно самой ближайшей, которая в радиусе ста километров. Хотя по идее город и пригород должны образовывать единую систему полисного типа, особенно в условиях российских «расстояний». Но нет, нельзя. Даже на уровне начальства: чтобы областной начальник городскому завидовал и ненавидел его, а городской – побаивался.
Или вот совсем из другой оперы. Советский Союз был единственной в мире страной, где официанты не просто ненавидели и презирали посетителей (это везде есть), а ещё и демонстрировали эту ненависть и презрение в открытую. То же касалось дворников, уборщиц, швейцаров: их хамство не просто терпелось, но и поощрялось. Чтобы человек даже в дорогом ресторане садился не за первый попавшийся свободный столик – а «куда соизволят посадить», и чтобы боялся лишний раз кликнуть гордого официанта, вышагивающего как страус. Право на внешние (хотя бы внешние!) знаки уважения получали только крупные советские чиновники. А простой человечишка со своими рублишками должен был ощущать классовую ненависть обслуги. И ни на секундочку не смел почувствовать себя «уважаемым господином».
Или знаменитое – «у нас рабочие получают больше профессоров». На самом деле и тут всё было сложнее, но и рабочие, и профессора в это верили. Более того, образованное сословие подвергалось постоянным ритуальным унижениям перед «чумазыми». Чего стоит та же практика «помощи колхозам» - когда учёные корячились на полях или перебирали гнилую картошку [1]. Делалось это, ясен пень, не из хозяйственных надобностей, но и не просто для того, чтобы лишний раз цукнуть образованцев. А для того, чтобы выставить образованных людей в унизительном и нелепом виде перед «народом»: кверху задом на раскисшем поле. И чтобы обе стороны накрепко запомнили это унижение: простому народу – чтобы относились к образованных людям как к опущенцам, а образованцам – чтобы они на подсознанке относились к «народу» как к свидетелям их позора, и боялись даже и близко подходить.
И так далее. И тому подобное [2]. Заметим, что технология всегда использовалась одна и та же: тем, кто объективно находится «ниже», дозволяется мнить о себе как о соли земли и расхамливаться, чуть приподнятых пугают «яростью народной».
Разумеется, и «гуманитариев» с «технарями» именно что СТРАВИЛИ. И на это были, кроме общесоветских, ещё и особенные причины.

3

«Гуманитарных наук» в нормальном смысле этого слова в СССР, разумеется, не было. Потому что важнейшие сферы гуманитарного знания были абсолютно табуированы. Не говорю даже о вершинах – скажем, запрете теологии (имеющей огромное значение для мышления как такового). Но, например, были запрещены послемарксистская философия вообще и политическая философия в частности. Усечено было и изучения новой и новейшей истории. А социальная и политическая философия, а также новейшая история – это основа гуманитарного знания. Запретить это - всё равно что физикам запретить дифференциальное исчисление. «Фсё, приехали» [3].
Но некоторые вещи можно расчухать и без дифуров, на чистой геометрии. Или, касаемо нашей темы – на Плутархе, Макиавелли, раннем Марксе и здравом смысле. То есть гуманитарий, даже пользуясь устаревшими инструментами анализа, может составить в своём уме более или менее внятную картинку общества, в котором живёт, и что-то в нём понять. Разумеется, если знать факты о собственном обществе.
Поэтому «гумов» держали вдали от реальной информации о советском общественном устройстве. Они не видели и не знали важнейшей части советской жизни – а именно, советского материального обеспечения. Например, не существовало адекватных описаний того, как устроена советская производственная машина, военная машина, управленческая система. И всё такое прочее.
Делалось это очень просто. Интеллектуал черпает знания либо из книг, либо из личного общения, либо из опыта. Из опыта – 10%, из общения – 30%, остальное из книжек. Достаточно лишить интеллектуала книжек и затруднить общение с людьми, знающими тему. Желательно, чтобы общение вообще не шло. Тогда даже самый умник будет блуждать в трёх соснах, не видя пути. Потому что ему подсовывают ложную информацию или вообще не дают никакой.
Вот тут-то мы и начинаем понимать, откуда растут ноги у физико-лирической темы. Потому что «технари», если бы могли нормально общаться с гуманитариями, и сами бы нахватались базовых знаний по общественным вопросам, и информацию дать могли бы. Ибо «технари» на то и технари, чтобы присутствовать – хотя бы на правах квалифицированной обслуги – практически везде, кроме разве что управляющей системы. Но всё остальное они ВИДЯТ.
Поэтому «технарям» всячески внушалось презрение и ненависть к «гуманитариям».
Как именно? Да как обычно. Начиная с демонстративно более жирного пайка «технарям» («физикам повышенная зарплата и молоко за вредность») и кончая специальным «йумором». «Гуманитарный склад ума» = «идиот», этого я ещё в школе наслушался. В целом - обычные советские приёмы, подлые, но безотказные. Для «технарей» даже слабали специальную культурку, довольно уродливую и противную, но именно что «для технарей». «Стругацкие», «окуджавка», культ туризма, водка-гитарка и прочие забавы для ребятни. И, конечно, вливались тонны яда в уши. Презрения к ненужным, жалким уродам, слабакам и дурачкам, которые этот свой греческий язык учат и историю Месопотамии, потому что не умеют интегралов щёлкать и в походы ходить. И сопромата ни в жисть не выучат, а ведь на сопромате вся цивилизация стоит. Потому что куды ж без сопромата, да никуды, ни туды и ни сюды. И неча тут.
Разумеется, «технарей» держали в полнейшей изоляции от каких бы то ни было гуманитарных знаний. То есть именно в полной: советские технари НИЧЕГО не понимали в социальных вопросах и подходили к ним совершенно по-детски. Буквально – на уровне детских представлений о сексе. Когда ребёнок где-то слышал, что такая штука есть и она как-то связана с пиписьками, но вот реальных знаний о физиологии и технике процесса (не говоря уже о всякой «психологии») у него никаких нет. Я очень хорошо помню, как доктора физматнаук рассуждали о вопросах общественных. Как я теперь понимаю, люди не видели и самых элементарных вещей, происходящих буквально у них под носом и затрагивающих их лично. «Начальники дураки», «всё вроде правильно, порядка только нет», «у нас есть такие приборы», и прочий ментальный мусор. В крайнем случае они дорастали до банальной антисоветчины – то есть той же хрени, только со знаком минус. «У них есть такие приборы», «их начальники умные», «у них не всё правильно, но порядок зато есть». Но уровень разговора оставался ровно тем же самым.

4

Напоследок придётся напомнить об особой роли так называемой интеллигенции.
Интеллигенция не равна интеллектуальному классу, а по сути ему противоположна. Состоит она из людей, скверно справляющихся со своей профессией и набирающих социальные очки своего рода подработками. Ну примерно как советский спекулянт: числится в конторе, иногда даже туда ходит, работник никакой, держат потому, что достаёт бабе начальника югославские сапоги. У него на самом деле работа – сапоги доставать. Такая специальная работа.
Интеллигенция состоит из дрянных работников умственного труда, которые не столько трудятся умственно, сколько фарцуют импортным товарцем, только не материальным, а духовным. Об этом я уже писал, стоит только добавить, что и эта контрабанда шла под внимательным надзором соответствующих инстанций. Так, дешёвый и глупый «антисоветизм» можно было завозить сюда почти беспрепятственно, западную русофобию – так даже и желательно, это всячески поощрялось. Русский купит за всю зарплату книжку самиздатовскую, придёт домой, дождётся, пока все заснут, и с фонариком под одеялом, трепеща, раскроет – вот сейчас он всю правду-то узнает. И прочитает – «русские от природы рабы, коммунизм – это русский шовинизм, евреи - свет в окошке». ХОРОШО. А вот всяких западных социологов – или, тем паче, советологов - даже и понюхать не давали.
Особо интересную в этом отношении роль играла публичная часть интеллигенции.
Тут опять-таки прошу внимания. В перессоренном, ненавидящем друг друга до боли и дрожи социуме была одна категория людей, которых ЛЮБИЛИ ВСЕ. Это было можно и даже желательно. Можно сказать, это была единственная точка, единственная социальная группа, которая и держала весь социум вместе.
Я имею в виду АРТИСТОВ. Ну, киношных и театральных исполнителей ролей, музыкантов, певцов с певичками, эстрадных комиков-хохотунчиков e titti frutti. Замечу – не писателей, даже не поэтов. Потому что писатели были поделены на «лагеря» и разные социальные группы потребляли своё, а на чужое плевались. Даже поэтов принято было любить «своих». Но вот когда речь шла о развлекательных людях - тут дозволялась и поощрялась именно что межклассовая и межсословная любовь, не знающая преград и расстояний. Пугачёва, Райкин, да хоть какой-нибудь Гафт – то были всеобщие кумиры, их почитали все, от академика до сантехника. Люди слушали Жванецкого как пророка, записывали в тетрадочку слова одесского мудреца. Над песнями Окуджавы или Визбора рыдали взахлёб. Про Высоцкого вообще не говорю – это был воистину всенародный любимец. Ну а про Борисовну вообще сочинили анекдот. «Энциклопедия будущего: Брежнев – мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачёвой» [4].
Так вот. Этих-то самых артистов «технари» до сих пор и принимают за образец «гуманитарной интеллигенции». До сих пор, повторяю.
То есть. Обычный «технарь» подсознательно убеждён, что какой-нибудь историк или социолог – это такой же «жванецкий», только глупее и хуже, потому что Жванецкий смешной и умный, и всё правильно говорит, а историк или социолог выглядит примерно так же, только бубнит под нос что-то несмешное и непонятное. Гуманитарий – это такой артист разговорного жанра, причём неудачливый, провалившийся. Которого не взяли на сцену, как Райкина, но вообще-то это одна порода.
Разумеется, я говорю именно о подсознанке. Доказывать такие вещи сложно, а отрицать легко. Но я рекомендую добросовестным и благонамеренным читателям проделать такой мысленный эксперимент. Попробуйте представить Дугина или Павловского в телевизоре, а потом на это место мысленно посадите Жванецкого, или, того лучше, покойного Аркадия Райкина. А потом попробуйте проделать то же самое, только посадите Райкина на место, скажем, интервьюируемого федерального чиновника. Во втором случае воображение забуксует, а вот в первом – вряд ли.

5

Сейчас, конечно, все эти темы – далёкое прошлое. Техническая культура СССР находится в процессе демонтажа. Гуманитарка переживает что-то вроде псевдоренессанса – публикуется много книжек, которых некому читать. Сколько-нибудь серьёзных профессионалов, занимающихся гуманитарными науками в западном смысле слова, у нас как не было, так и нет – и, «учитывая тренды», никогда не будет.
Тем не менее, эти фантомные боли всё ещё эксплуатируются. Последние «физики» всё ещё кривят физии, видя последних «лириков». Те платят им всё той же опасливой неприязнью глубоко забитых, фрустрированных людей, которым внушили, что самое важное в жизни – сопромат, который они, ничтожные, не знают.
На самом деле этот самый «сопромат» не стоит вообще ничего без гуманитарных знаний, которые позволяют построить успешное общество и управлять им. То есть без истории, психологии, социологии, правоведения и прочих не очень точных, но очень нужных наук. Советское общество управлялось в некотором смысле извне, поэтому оно было этих знаний лишено по определению. Но вообще-то только знания о человеке и обществе имеют самостоятельную ценность. «Сопромат» становится нужен, когда решены вопросы общественного устройства, власти, собственности, стабильности и тому подобное. Если всё это налажено и есть кому поддерживать систему – можно строить стоэтажные небоскрёбы. Нет – и сарай построить оказывается невозможным, за отсутствием досок, гвоздей и людей, которые вместо того, чтобы строить сарай, взяли доски и пошли бить этими досками друг другу морды. И тут уж хоть обсчитайся, толку не будет.
При этом, повторюсь, готовых специалистов у нас нет. Гуманитарные науки у нас нужно создавать заново, начиная с банальной задачи изучения нашего собственного социума (который практически не исследован).
Но начинать надо именно с этого. И здесь предубеждения против "гуманитариев" могут сыграть не самую лучшую роль.

За этим и пишу.

[1] Эта практика была настолько важна, что в своё время даже специального человека Владимира Высоцкого, «артиста для русских», которому дозволялось и предписывалось держаться подальше от чисто советского дискурса, чтобы не растерять популярности - и того подрядили на написание и исполнение невероятно гнусной песенки «Товарищи учёные», прославляющую издевательство над «профессоришками».
Весьма рекомендую освежить в памяти этот уникальный в своём роде текст, вдумываясь и вчитываясь в каждую строчку. Глотать такое без соли и без лука могли только забитые советские люди, не понимающие и даже боящиеся понимать, что над ними глумятся. Впрочем, знаю людей из научного сословия, которые даже тогда от этой мерзотины кривились – но «володе» прощали, списывая дело на незнакомство народного барда с реалиями. У нас люди добрые.
[2] Разумеется, эти рассуждения сами по себе не оригинальны. Искусственно-антагонистический характер советского общества – общее место классической советологии. Забавно, что даже советские люди имели возможность ознакомиться с этой доктриной: в СССР был переведён фантастический роман Станислава Лема «Эдем», где изображался именно такой социум, с откровенными намёками на «первое в мире государство рабочих и крестьян».
[3] Понятное дело, в небольшом количестве полноценной гуманитарки начальство всё-таки нуждалось. Хотя бы чтобы вовремя осваивать новые социальные технологии. Поэтому на практике проводилась политика контролируемой терпимости – как во Франции XIX века к проституции. Некоторое явление не дозволялось официально, но при этом регулировалось. Так и здесь: всякий «немарксизм» официально не разрешался, на практике же определённое количество людей было допущено до настоящих, непропагандистских книжек. Однако этот слой людей был отделён от остальных особо толстыми стенами.
[4] Думаю, не нужно объяснять, что эта среда была (и остаётся) сугубо номенклатурной. Нельзя стать популярным или лишиться популярности. В артисты НАЗНАЧАЮТ, и назначенные могут быть уверены в своём положении – «пой-пляши, дорогой, хоть до могилы, зал всегда будет полон».
Всем, например, понятно, что таже Пугачёва в ЛЮБОЙ стране давным-давно вышла бы в тираж. Но мы будем иметь счастье видеть её саму и её приживал «в самый прайм-тайм» ещё лет двадцать, пока она, наконец, не умрёт, а потом её место займёт дочь-преемница, потом внучка, и так до бесконечности.

)(