Карлсон-который-живет-на крыше и загадка русской души

http://slon.ru/blogs/bysnyk/post/495000/
19.11.10 | 16:05
Карлсон и загадка русской души
Почему Карлсона любят в России и презирают на родине?

Когда на родине Астрид Линдгрен говорят о популярности ее книг во всем мире, то неизменно приводят в пример Россию и другие страны бывшего СССР, где они изданы миллионными тиражами. В Швеции есть даже такой апокриф: где-то в начале восьмидесятых советский посол Борис Панкин, общаясь с писательницей, сказал ей, что две самые часто встречающиеся в советских семьях книги – это Библия и «Карлсон, который живет на крыше». «Надо же! – воскликнула тогда Линдгрен. – Я и не думала, что Библия пользуется такой популярностью!»

Трудно представить, чтобы в годы государственного атеизма советский посол мог столь горячо высказаться о Библии, да еще и прилюдно. Это в каждом западном доме тогда можно было найти Священное писание, но никак не в большинстве наших квартир. Но что касается популярности Линдгрен, то здесь все верно: СССР был и остается абсолютным чемпионом мира по тиражам ее книг и любви к ее героям. Особенно к Карлсону, который живет на крыше.

Между тем, у себя на родине, да и в мире вообще, Карлсон, этот «умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил», не входит по популярности даже в первую тройку. Повсеместно самым любимым линдгреновским героем считается Пеппи Длинный чулок (на самом деле, ее зовут Пиппи), следом идут братья Львиное сердце, Эмиль из Лённеберги, герои из деревни Бюллербю и дочь разбойника Роня.

И понятно, почему: у Линдгрен в оригинале Карлсон описан как личность далеко не самая симпатичная. Это беспринципный, бесцеремонный, грубоватый и зацикленный на себе шкодник, временами упрямый, временами – сварливый. Персонаж, созданный вовсе не для подражания. Антигерой.

[Кадр из русского мультфильма про Карлсона] Наш же Карлсон – полная противоположность шведскому. Ну как его не любить? Ведь он, как многослойная кулебяка, где начинка – на любой вкус, причем, не только детский, но и взрослый. Веселый и беспечный любитель приключений, вечный выдумщик, с которым никогда не соскучишься; а при этом – нонконформист, бунтарь и цельная личность, сохранившая в себе непосредственность, доброту и наивность ребенка. Персонаж вполне уверенный в себе и с собственными представлениями о добре и зле, которые, может, и отличаются от общепринятых, но все же оказываются верными в своей основе.

В формировании нашего образа Карлсона важную роль сыграл русский перевод Лилианны Лунгиной, который она сделала еще в конце 50-х. Шведские линдгреноведы, поджав обиженно губы, утверждают, что он полон ошибок и несоответствий, а переводчик недостаточно хорошо знала особенности шведского языка и реалии страны.

Действительно, Лунгина сместила акценты и усилила отдельные более понятные нам черты характера этого летающего анархиста, добавив ему очарования, под которое наверняка по ходу дела подпала и сама. То же относится и к персонажам второго плана. Так, например, по мнению профессора-слависта Магнуса Юнггрена, от русской фрекен Бок веет атмосферой советской коммуналки.

Но в результате всех этих вольностей русский текст оказался почти весь разобран на цитаты. Чего не скажешь о первоисточнике. Речь Карлсона в переводе Лунгиной не совсем детская: округлость и отточенность озорных реплик явно намекает на наличие у него жизненного опыта.

«Спокойствие, только спокойствие!» – ну, разве слетит такое с уст семи-десятилетнего ребенка само по себе? Да и в оригинале по-шведски это звучит как «Тихо, тихо!», «Спокойно, спокойно!» Но зато какой образ! Настоящий взрослый ребенок. А его знаменитое: «Пустяки, дело житейское», «Я небольшое привидение с мотором! Дикое, но симпатичное!», «Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга!» Какой взрослый не оценит язык этого милого раздолбая с пропеллером!

Впрочем, по словам того же Юнггрена, вольности Лунгина допускала с предварительного согласия автора.

Проблемы перевода «Карлсона, который живет на крыше» стали весьма животрепещущей темой в лингвистических кругах. В обсуждении ее, наверняка, участвовали и наши скандинависты. В результате появились новые переводы, которые хоть были и ближе к оригиналу, но все равно в глазах читателей не могли сравниться с «неправильным» переводом Лунгиной, ставшим каноническим.

Мультипликационная внешность Карлсона, говорящего словами все той же Лунгиной, но голосом Василия Ливанова, только добавили ему тепла и обаяния, которых в изначальном замысле Линдгрен не было и в помине. А голос Фаины Георгиевны Раневской, которым говорит фрекен Бок! Он в не меньшей степени способствовал популярности мультфильма и, соответственно, его главного героя у советских зрителей. Кстати, мне доводилось слышать и от самих шведов, что наш Карлсон гораздо интереснее шведского (правда, разделить удовольствие от мультика за пределами нашей страны могли очень немногие: право на экранизацию книги никто не приобретал, и путь на зарубежные экраны фильму был заказан).

Нашему Карлсону можно дать где-то за тридцать, а то и ближе к сорока. А вот в шведской киноверсии – не мультипликационной, а игровой, снятой в начале 70-х наверняка с одобрения самого автора – он предстает в образе десятилетки, говорящего голосом взрослого. Голову его украшает большая лысина, напоминающая тонзуру монаха-католика (у нашего же шевелюра густа до невероятности). Для человека с нашим представлением о Карлсоне – просто жесть.

В шведско-норвежской мультверсии от 2002 г. изображение Карлсона перекликается с каноническим образом художницы Ило Викланд, созданным для первого издания книги. Наш где-то похож на него, но разве что издали, по формальным признакам: маленький и толстый. При ближайшем рассмотрении их и наш Карлсоны оказываются совершенно разными. Тот – ближе к детскому возрасту, у нас – «мужчина в полном расцвете сил».

В застойные годы была у нас такая песня – «Толстый Карлсон». Весьма популярная. В первую очередь, благодаря замечательной мелодии «Yellow River». Трудно только сказать, почему на месте Желтой реки оказался Карлсон. Может, музыкантам просто хотелось исполнять модный шлягер, и чтобы упростить согласования с реперткомом, фронтменом выставили толстого, озорного Карлсона? Ведь претензий по идейной части к нему не могло быть никаких: чиновники – тоже люди и, как все человеческое, любовь к Карлсону им не чужда! Но это уже вопрос к автору слов – маэстро Резнику.

Хоть и мы люди взрослые,
Вечно ходим с вопросами.
И как тут быть, если нет тебя здесь,
Толстый Карлсон!

День и ночь ждем мы Карлсона.
Прилетай к нам, пожалуйста.
Нам трудно жить без тебя, чудак наш,
Толстый Карлсон!
Вот мы слышим, вот мы слышим

Мотора стук, веселый стук

Это с крыши, прямо с крыши

Спешит к нам друг, наш чудесный друг.
Это значит сказка 
может доброй явью стать,
Если Карлсон нам поможет
 этот мир понять.
Толстый Карлсон!

«Если Карлсон нам поможет этот мир понять…» Это уже не развлекуха, а философия. Может, действительно, Карлсон оказался еще и зеркалом русской души, и его феномен носит у нас не только культурный, но еще и философско-мировоззренческий характер?

Надо думать, если бы Борис Панкин поведал Астрид Линдгрен еще и об этой песне, завел бы пластинку, не говоря уже о том, чтобы показать видеозапись мультфильма, дав в руки подстрочник, писательница лишилась бы дара речи. А еще, говорят, когда в 1986 г. в Москву прибыл с визитом Ингвар Карлссон, шведский премьер-министр, кто-то сказал ему (в шутку, конечно): «А-а-а, вы не тот Карлсон!» Может, действительно ждали другого? Даже на высшем уровне.