В. Сахаров. Тайны Катыни

Смотрят в книгу, видят... — что изволят, то и видят

Проблема Катыни продолжа­ет оставаться одной их важ­нейших в плане научно-ис­торическом и предельно острой — в политическом. Попытки представить ее «исчерпанной» несостоятельны вследствие недоступности для науч­ной общественности многих архив­ных документов [1], а также все еще недо­статочного исследования доступной их части. Это прежде всего относится к германским и польским докумен­там, проливающим свет на историю фальсификации списков так назы­ваемых жертв Катыни. На необходи­мость более тщательного изучения их автор обращал внимание участни­ков «круглого стола» в Государствен­ной Думе РФ, посвященного пробле­мам Катыни (19 апреля 2010 года)[2].

В данной статье представлены не­которые новые результаты изучения списков «жертв Катыни», которые дополняют, развивают и усиливают аргументацию против гитлеровско-геббельсовской версии этой челове­ческой трагедии. ©Речь идет о содержании записей, составленных при раскопках могил в Катынском лесу. Работы, связанные с извлечением трупов, их обыском, изъятием находившихся при них документов, их описанием, прово­дила группа служащих полевой по­лиции под руководством секретаря полиции Восса (Voss). В ходе этих работ, при необходимости, проис­ходило либо «обеспечение» трупов заблаговременно подготовленными документами, бумагами или комп­лектами их, либо дополнение ими «вещдоков», обнаруженных при трупах. По итогам этой работы со­ставлялись ежедневные (иногда два раза в день) отчеты, которые подпи­сывал Восс[3]. В них фиксировались количество эксгумированных тру­пов, присвоенные им порядковые номера, биографические данные, а также перечислялись и описывались «вещдоки»: разного рода документы, бумаги (письма, открытки, фото, справки, визитки и т. д.) и личные вещи. Иногда вместо трупа регист­рировались отдельные «вещдоки» или их комплекты.

В некоторых случаях (о причинах можно только догадываться) отде­льные документы или их комплекты оставлялись для проведения каких-либо работ с ними, по итогам кото­рых регулярно составлялись допол­нительные отчеты[4]. Иногда они не давали ничего нового по сравнению с ежедневными (основными) отчета­ми Восса, иногда содержали допол­нительную информацию (разного характера и ценности). После окон­чания работ на месте захоронений (6 июня 1943 года) началась подго­товка официального издания свод­ных данных, полученных Воссом[5]. При этом, по неизвестным нам при­чинам, информация дополнительных списков в него не всегда включалась. Между основными списками Восса и их официальным изданием также имеются разночтения, свидетельству­ющие о весьма небрежном отноше­нии к работе над ними, а также о том, что им вообще не придавалось боль­шого значения.

Органы государственной власти Германии, осуществлявшие руковод­ство этой работой, критически отно­сились к этим спискам, признавая их в известной мере сфальсифицированными[6]. Все участники этого полити­ческого театра на катыжких могилах прекрасно понимали, что ни о каком опознании на основании исследова­ния самих останков не могло быть и речи. Основой для идентификации (а без нее вся эта фашистская затея «ломаного гроша» не стоила) могли служить только соответствующие до­кументы и бумаги. Их надо было до­ставать. Из того, что было «под рукой». Что и делалось.

Представители польского Красно­го Креста (ПКК) допускались только к операциям по складированию изъ­ятых у трупов «вещдоков», их транс­портировке (в упакованном и запе­чатанном виде) в место, где с ними проводилась дальнейшая работа — очистка от грязи (это была послед­няя стадия работы с ними, к которой допускались поляки). Описание их производилось исключительно пред­ставителями германской полиции. Что происходило с документами на этой стадии работы с ними, предста­вители ПКК ничего не знали. Озна­комление со списками, составленны­ми германской стороной, вызвало у руководства ПКК критическое отно­шение к ним[7].

Составляя свой вариант списка «жертв Катыни»[8], ПКК как мог уст­ранял все, что считал ошибочным (в частности, заменял немецкие на­звания населенных пунктов, улиц и т. д. и т. п. прежними — польски­ми), а также устранял или замаски­ровывал все, что могло указать на фальсификацию документального обеспечения процесса так называемой идентификации (псевдоиден­тификации) обнаруженных трупов. Но всего не предусмотришь! К тому же германская сторона, судя по по­разительной небрежности прово­димой работы, и не очень старалась. Расчет в войне все еще строился на победу над СССР, на достижение се­паратного мира с США и Англией, которые, как и поляки, были вполне удовлетворены версией катынской трагедии, предложенной фашист­ской Германией.

Однако, как известно, история пошла иначе. Поэтому, как была, так и осталась сторона, заинтересованная в установлении истины в этом вопро­се! И у нее есть основания поднимать этот вопрос, в том числе и потому, что германская и польская стороны оста­вили для этого достаточно материала, позволяющего утверждать о фальси­фикации процесса идентификации трупов, извлеченных из массовых за­хоронений в Катынском лесу. О том, что различные органы германских властей при участии польского Крас­ного Креста, преодолевая взаимную ненависть, разыграли на этих моги­лах мерзопакостнейший политиче­ский спектакль.

В данной статье мы намерены оз­накомить читателей с материалами, зафиксированными в германских списках эксгумированных и иден­тифицированных в Катыни, а также в польском варианте этих списков, подготовленных ПКК[9]. Речь идет об адресах последнего места жительства расстрелянных в Катынском лесу лю­дей, об адресах корреспондентов, от которых они получали письма, а так­же об адресах, для отправления на которые корреспонденция ими была подготовлена, но не отправлена. Объяснения требуют факты получе­ния в лагерях НКВД СССР корреспон­денции из Германии, в том числе и из еще не созданного шталага, а также из США и Голландии, а также факты обнаружения в катынских могилах трупов людей, проживавших в горо­дах и на улицах, польские названия которых были изменены на немецкие уже после окончания германо-поль­ской войны, во время нахождения польских военнопленных на терри­тории СССР, когда они не могли обзавестись какими-либо документами, фиксирующими изменение адреса своего последнего довоенного места жительства.

В статье использована только та часть имеющегося в списках матери­ала, фиксирующего адреса перепис­ки и место проживания, в которой указаны новые, немецкие, названия городов. За рамками статьи оста­лись все случаи с польским назва­нием городов. Тем не менее основ­ные выводы, базирующиеся, прежде всего, на факте невозможности для военнопленных поляков получать корреспонденцию с польских тер­риторий, оставшихся под контро­лем Германии, распространяются и на них. Они также распространяют­ся и на достаточно многочисленные случаи отправления корреспонден­ции из польских городов, отошед­ших к СССР в сентябре 1939 года, названия которых выполнены так, как они назывались, находясь в со­ставе Польши.

Чтобы лучше понять возникаю­щую здесь проблему, необходимо кратко сказать об организации пере­писки в лагерях Управления по делам военнопленных НКВД СССР с загра­ничными адресатами. Этот вопрос специально не исследовался, однако известно, что с германской стороны вся корреспонденция, связанная с военнопленными поляками, жестко контролировалась, в том числе и по вопросу о военнопленных, находив­шихся в СССР. Даже официальные сношения ПКК с Международным комитетом Красного Креста в Же­неве проходили при посредничест­ве германского Красного Креста. «В такой ситуации польские военно­пленные и заключенные в СССР бъли предоставлены сами себе (курсив мой. — В. С.)». Иначе говоря, герман­ская сторона не проявляла заинтере­сованности в поддержании перепис­ки с ними. Начиная с 20 ноября 1939 года военнопленные получили пра­во получать и отправлять по одному письму в месяц. Документы НКВД СССР свидетельствуют, что связь военнопленных с семьями, прожи­вавшими на польских территориях, отошедших к рейху или вошедших в состав его генерал-губернатор­ства, поддерживалась при помощи «польского Красного Креста в Вар­шаве», полностью подконтрольного в этом вопросе германскому Крас­ному Кресту. Из контекста можно по­нять, что она была односторонней. Этот вывод находит подтверждение в другом документе, содержащем просьбу польских военнопленных офицеров предоставить им «возмож­ность свободного обращения к тому посольству, уполномоченному при Правительстве СССР, которое взяло на себя охрану интересов польских... военнопленных», а также «снестись с Красным Крестом, чтобы дать нам возможность переписки с нашими семьями, пребывающими за грани­цей СССР». Они также жаловались, что «до настоящего времени еще не урегулирована переписка с семья­ми», и просили «выяснить, пошли ли наши письма на территорию, окку­пированную Германией, если нет — дать нам возможность писать при помощи Красного Креста». Иначе говоря, ответа на свои письма, на­правленные в Германию, они не полу­чали! Возможно, по вине германской стороны. 22 февраля 1940 года руко­водство УПВ направило Л. П. Берии докладную записку с информацией об этой просьбе и просило его указаний...[10] Заканчивался февраль, во­еннопленные поляки из-за границы писем не получали. Начинался март, когда переписка была запрещена во­обще.

Обращает на себя внимание гео­графия этих адресов. Как правило, это крупнейшие города. В абсолютном большинстве они находились на тер­ритории Польши, оккупированной Германией в сентябре 1939-го и во­шедшей в состав рейха в октябре того же года, отдельные (Варшава) — на территории генерал-губернаторства, созданного в октябре 1939-го, а так­же на территории СССР, оккупиро­ванной Германией лишь в 1941 году (Lwow — Львов — Lemberg). Устано­вить точное время переименования упомянутых в адресах городов (и улиц в них), вошедших в состав Гер­мании, на доступном автору матери­але не удается. Известно, однако, что на бывших польских территориях, отошедших к рейху, процесс начался спустя некоторое время после обра­зования 26 октября 1939 года гене­рал-губернаторства в соответствии с приказом рейхсканцлера Гитлера от 12 октября и растянулся на несколько лет. В Западной Пруссии, например, начало стихийного («дикого») оне­мечивания названий городов было положено лишь 29 декабря 1939 года, переименование улиц относится к более позднему времени[11].

Для нашей темы эта проблема пе­реименования важна потому, что в списках эксгумированных и иденти­фицированных в Катыни названия городов, отошедших к рейху, встре­чаются в разных вариантах: в первом случае — исключительно в немец­ком, а во втором — в польском. Слож­нее стоит вопрос об использовании польского («ul.») и немецкого («str.», «strape») слова «улица» — оба сло­ва встречаются как в названии улиц польских городов, вошедших в рейх, так и в состав генерал-губернатор­ства. Использование новых названий городов было обусловлено полити­ческими причинами, и делалось это несмотря на то, что новые (немецкие) названия могли порождать сомнения по поводу их версии расстрела поль­ских военнопленных органами НКВД СССР. В некоторых случаях (возмож­но, в соответствии с источником ин­формации) указывалось польское название города, например «Lodz», а не «Litzmannstadt» (см. №№ 551, 934, 1793, 2126, 3197, 3372, 4070), «Lwow», а не «Lemberg» (см № 1824). Это об­стоятельство может указывать на то, что полицейские чины из команды Восса добросовестно переписывали все, что видели в документах (или в том, что их заменяло).

В польской версии списка эксгуми­рованных и идентифицированных в Катыни все без исключения названия переименованных немцами городов и улиц давались в польском вари­анте, что также было продиктовано политическими соображениями. На­пример, сведения о рождения Pufahl Roman в списке ПКК (№ 3708) пред­ставлены так: «Ur. 25.1.1894. Lwowek», а о Kuzmar, Jan (№ 3967) — «Ur. 1893, Posznan (курсив мой. — В. С.)». Но в указанные годы эти города входили в состав Германской империи и на­зывались «Neustadt Pinne» и «Posen». Часто такое изменение названий затрудняет установление времени происхождения того или иного до­кумента, письма. В любом случае это является надежным свидетельством вольного отношения ПКК к герман­скому списку, переработке его ин­формации в соответствии с собст­венными интересами, но в рамках фашистской версии произошедшего. Документально устанавливается, что ПКК, хорошо зная о многочисленных случаях фальсификаций, допущен­ных германской стороной при так называемой идентификации трупов, активно поддерживал гитлеровско-геббельсовскую версию «массовых расстрелов в Катыни» органами НКВД СССР весной 1940 года.

К сожалению, сверить зафикси­рованную в списках информацию о «вещдоках» с подлинными докумен­тами и бумагами невозможно, пос­кольку в конце войны все они были уничтожены[12]. Однако разобраться в этих вопросах помогают датировка, имеющаяся на части корреспонден­ции, а также дополнительная инфор­мация о времени создания документа, изменения названия города, адми­нистративной единицы, в которой он находился, улицы в нем.

В биографических данных расстре­лянных иногда встречается указание на место их проживания («Wohnhaft», «Wohnh.»). Нельзя исключить в ряде случаев действительного существо­вания такой связи, однако есть доста­точно аргументов для утверждения, что часто такой связи между эксгуми­рованными трупом и записанными с ним «вещдоками» не было.

Вот эти адреса. Город Позен (в со­ставе рейха; германский «Posen», бывший польский «Poznan»). В офи­циальном германском списке он зна­чится как место проживания Werecki Piotr (№ 710): «Verwaltungssekretar aus Posen» (секретарь управления из Познани). В польском списке этот номер пропущен. В Познани про­живал («Wohnhaft in Posen») Bajonski Jan (№ 1484), а также Aksan Nikolaj (№ 1526) — («Wohnhaft: Posen»).

Более точные указания на места проживания в Posen зафиксированы в отношении:

№1515. Rola-Szadkowski Leonhard. («Posen, ul. Strafie d. 27»);

№ 1715. Mielczarski Stanislaw. («Po-sen, ul. Waly-Jagiely 22 m 2»);

№ 1811. Witkowiak Wojciech. («Po-sen, Gorna-Wilda, 13 m 15»);

№ 2027. Buczkowski Waclaw. («Po-sen, ul. Szwajcarka, 29 m 8»);

№ 2433. Ambroziewicz Wlodzimierz. («Posen, ul. 3. Maja 5»);

№ 2540. Majorowicz Antoni. («Posen, ul. Mickiewicza 22»);

№ 2631. Dormanowski Bogdan. («Po-sen, Alte Hetmanska 40/6»);

№ 2679. Dadobnik (?) jozef. («Posen, g. Wilda 28 m 7»);

№ 4059. Raczynski Kazimierz. («Po-sen, ul. Fredry 3»);

№ 2566. Неопознанный. («Posen, ul. Szydlowska 13»);

№ 3986. Неопознанный. В еже­дневном (основном) списке Восса место проживания не указано. Ин­формация о нем появляется только в дополнительном списке: «Posen, Matykstr. 53». «Волшебникам» из группы полевой полиции Восса удалось получить эту информацию из одного-единственного «вещдо-ка» — «1 Eintrittskarte fur Wilsonpark in Posen» (1 входной билет в парк Уилсона в Позене). Как это удалось им свершить, к сожалению, навсе­гда останется одной из бесчислен­ный тайн Катыни! В польском спис­ке адрес проживания (город, улица, дом) благоразумно опущен, а «обез­вреженное» таким образом указание на бесценный «вещдок» сохранено (с использованием польского назва­ния города): «Legit. wst^pu do parku Wilsona w Poznaniu».

Город Бромберг (в составе рей­ха; германский «Bromberg», быв­ший польский «Bydgoszcz»). Ука­зание на город Bromberg как на, возможно, место проживания име­ется в описании «вещдоков», свя­занных в списке с трупом № 1006 («Hammer jozef.): «Offz.-Ausweis, Waffenschein, 1 Mitgliedskarte der Res.-Offz., Bromberg, 3 Fotos, 1 Zettel mit Offiziersnamen»). В Бромберге (Bromberg) проживал также Kuminek, Henryk, Bruno (№ 3313). По адресу «Bromberg, Danziger Str. 57» прожи­вал Gadomski Tadeusz (№ 1037), а не­далеко от него («Bromberg, Danziger Str. 1») — Dobak Stanislaw (№ 2250).

Город Гдыня (в составе рейха, гер­манский «Gdingen», с 19 сентября 1939 года — «Gotenhafen», бывший поль­ский «Gdynia») как место проживания выступает в двух случаях: относитель­но Mrozik, Alisi (№ 2810): «Gdingen S.W. Janska 54/9», а также Wozny, Kazimierz, Henryk (№ 1068): «In Gotenhaven. ul. Swi^tojanska 108».

Город Данциг (в составе рейха, гер­манский «Posen», бывший польский «Gdansk») в этом качестве также на­зван в двух случаях. Первый — Baranski Tadeusz (№ 2664), проживал по ад­ресу: «Danzig, ul. Chanowskiego 12».

Второй — адрес места жительства Urbaniak Antoni (№ 866) обозначен косвенно: «Angestellter der Staatsbank in Danzig» (служащий государствен­ного банка в Данциге).

Город Лицманштадт (в соста­ве рейха, с 1940 года германский «Litzmannstad», бывший поль­ский «Лодзь»). Здесь по адресу «Litzmannstadt, Narotowicza 48 m 2» проживал Schreer Joachim (№ 678). В списке ПКК этот номер пропущен. Krochmalski Jan (№ 2870) проживал по адресу: Litzmannstadt, Allee uni 18m 32.

Варшава, в отличие от названных выше городов, находилась в генерал-губернаторстве, она не переимено­вывалась, однако при указании на название улицы в ней используют­ся не только польское слово («ul.»), но и германское «str.». Адрес места жительства ряда эксгумированных представлен следующим образом:

Boldok Tadeusz (№ 211 ) — «Warschau,

Grodzkistraj3e»; Krajewski Roman Wincenty (№ 801) — «Warschau, Platz Invalidow». № 3613 — неопознанный, в основном списке Восса его место проживания не зафиксировано. Оно появилось в дополнительном списке: «Warschau-Marienstadt 3», а в офици­альном списке получило закрепле­ние. В польском списке упоминание о месте жительства отсутствует.

Особо следует сказать о русском го­роде Львов с древней и очень сложной историей. Находясь в составе Австро-Венгерской империи, он назывался «Lemberg». В интересующее нас время (1939—1943 годы) он трижды менял название: в Польше — Lwow, в СССР (с сентября 1939-го) — Львов, после занятия города вермахтом (в ночь с 29 на 30 июня 1941 года) и включе­ния его в состав рейха, он был переименован в «Lemberg»[13].

В основном списке Восса № 437 числится как неопознанный, прожи­вавший по адресу: «Lemberg». В допол­нительном списке он уже опознан (Markowski Wojсiek), а адрес уточнен: «Lemberg, Betczenska 39», однако в официальном списке эти дополне­ние и уточнение проигнорированы. В польском списке этот номер про­пущен.

№ 797 — Dresdner Robert проживал: «Lemberg, pl. Smolki, 5». Официальный список фиксирует под этим номером труп совсем другого человека — Niezy Josef — с иным набором «вещдоков».

№ 839 — в списке Восса труп чис­лится неопознанным, указание на место проживания отсутствует. Оно появляется в дополнительном списке: «Lemberg, Waskastr.». Однако в офици­альном германском и польском спис­ках данное уточнение было проигно­рировано.

1№ 892 в списке Восса также чис­лится как неопознанный. Среди «ве-щдоков» зафиксировано фото с над­писью: «Hanina Gajowska, Lemberg, Zyzyinska 24». № 3875 — Zaworotnik Jur проживал по адресу: Lemberg, ul. Geninga 19. В отношении № 3032 (Krejckowski Stanislaw) «Lemberg» в германских списка, очевидно, ука­зан также как место проживания («Kr^ckowski Stanislaw, Ltn., Lemberg,geb. 1914»).

Подводя итог сказанному, отметим следующее. Во-первых, в решении вопроса о месте проживания определяющим являются время составления документа, содержащего информа­цию об адресе, и сопутствующие ему обстоятельства. Во-вторых, становит­ся ясно, что германские и польские списки эксгумированных в Катынском лесу и перечни связываемых с ними «вещдоков» являются бесполезными в качестве военнопленного поляка, проживавшего в западной части Гер­мании: был на территории Польши во время ее войны с Германией, отказал­ся возвращаться в Германию, предпо­чел участь военнопленного.

Польские списки эксгумиро­ванных в Катынском лесу и перечни связываемых с ними «вещдоков» являются бесполез­ными для действительной идентификации «жертв Катыни». Истинная ценность этих источников заключается в их способности изобличать фаль­сификаторскую деятельность германских «исследователей» катынских захоронений.

Все это справедливо и в отноше­нии некоторых документов и коррес­понденции, которая также оказалась зафиксированной в этих списках.

Странным представляется наличие у польских военнопленных разных документов и текстов на немецком языке: №363 — книга; №3708 — «До­кумент о военной службе на немецком языке»[14]: № 4120 — «1 биография на не­мецком языке», место проживания ее владельца — «Liebenau, SchloJ3straJie»[15]. Интересный случай — неизвестный № 1606. Неопознанный. Среди «вещдоков»: «2 Teile einer Paketauf-schrift: mit Adresse und Absender; Adresse: Franciszek, Sohn d. Jan Kozielsk; Absender: Osrerade, Regierungsbezirk Posen» (2 части пакета с надписями: ад­ресом назначения и отправителя; ад­рес — Franciszek, сын — d. Jan Kozielsk; отправитель — Osrerade, админист­ративный округ — Posen). В поль­ском списке: «...Osterode Poznanski Franciszek syn Jana».

№ 1264. Неопознанный. В перечне «вещдоков»: «Отправитель: Idaszewski в Schrimm. Warthegau, ul. Wartheufer 1». В польском списке появляется ука­зание на дату письма: «13.1.1940». Warthegau — название западной части Польши после ее аннексии Германи­ей и превращения в одну из областей (Der Gau) ее. Schrimm — это немец­кое название польского города Срем. Письмо позднее, из Германии. В плену он его получить не мог.

Ряд писем отравлен из облас­ти Warthegau (западные районы Польши, присоединенные к рейху). № 1047. Неопознанный. В дополни­тельном списке Восса состав «вещдоков» расширяется, появляется запись: «1 Adresse: Szulczynski, Posen-Wartegau, Konigsplatz 3». В официальном гер­манском списке, а также в списке ПКК она проигнорирована. № 3049. Tutschek, Adolf. «Вещдоки» представле­ны четырьмя почтовыми карточками с адресом отправителя: «Gg. Tutschek, in Sterbruch, Kreis Kempen, Warthegau». № 3690. Ciesielski, Stefan. Среди «вещдо-ков»: «Почтовые открытки с отпр.: Ле­сопильный завод Laski, почта Hirschek, Kreis Kempen, Warthegau» (край Кем-пен, Вартегау). До 1920 года край Кем-пен в Познани находился на юго-вос­точной окраине прусской провинции Позен, в конце октябре 1939 года он был включен в состав Reichsgau Posen, Regierungsbezirk Калиш.

№ 1018. Неопознанный. Среди «вещдоков» листок с адресом: «Sofia Koszinska, ul. Lipnowska 13, Wloclawek-Leslau». В польском списке город на­зван «Wloclawek», что гарантирует восприятие этой записи, как создан­ной до германской оккупации. Между тем данное название возникло позд­нее. В октябре 1939 года на основе военного округа Позен (Posen) было создано административное образо­вание Reichsgau Posen, 29 января 1940 года переименованное в Reichsgau Wartheland, а находящийся в нем го­род Wloclawek был переименован в Leslau. Итак, это письмо не могло быть написано ранее этой даты и получено ранее февраля месяца.

№ 2468. Slowik Adolf. Среди «вещ-доков»: «1 письмо с адресом: Господин Капек, Франц, Konigshutte II, Deutsch-land, Ost-O.-Schl., Grafin-Laura-Str. 1». Konigshutt (Krolewska Huta — «коро­левская хижина») — город в Верхней Силезии, принадлежал Германии до 1921 года, затем Польше (Chorzow), с сентября 1939-го — снова Германии. Konigshutt II, или Chorzow II, — севе­ро-западная часть города.

№ 1776. Chmielewski Kazimierz. Среди «вещдоков»: «2 Briefe a. Namen: Irena Schmidt, Lemberg, ul. Bulwar-ska 1, adressiert an: Eward Schmidt, Ko-zielsk.» (2 письма. Имя: Ирена Шмидт, Lemberg, ul. Bulwarska 1; адресует в: Эвард Шмидт, Козельск). В поль­ском списке адрес изменен: «Lwow, ul. Bulwarska 1». Письмо в Козель­ский лагерь из города с названием «Lemberg», или «Lwow», направлено быть в принципе не могло, так как с сентября 1939 года он входил в со­став УССР и назывался Львов. Запута­лись германские подчиненный Восса и их соратники из ПКК.

Особо следует сказать о ряде за­граничных адресов, находившихся вне Германии. У одного, опять же не­опознанного, трупа (№ 3733) зафик­сировано письмо из США («1 письмо со штемпелем, New York, Brooklyn). Список ПКК дополняет эту информа­цию датой его отправления: «stempel Broklin N.Y. 4. Dec. 28. 1939». Значит,

письмо из США в начале 1940 года было получено в лагере для воен­нопленных! Если поверить в эту ис­торию, то как следует относиться к рассказам об ужасном и всевозмож­ном притеснении польских военно­пленных в советских лагерях?! Чтобы поверить в возможность этого, надо быть безнадежно наивным челове­ком. Перед нами очередной под­ложный документ, проще говоря — фальшивка. То же следует сказать и о письме голландского Красного Крес­та, которое якобы получил Kardas Marian (№ 728).

Имеется также ряд писем, якобы подготовленных к отправлению по адресам (вариации на тему: «на де­ревню, дедушке»), которые гаранти­руют не только то, что они не могли бы дойти по назначению, но и то, что в лагере их не приняли бы к отправ­ке на почту. У № 1588 (Zapolski Jerzy) зафиксировано письмо с фантасти­ческим адресатом: «1 ходатайство об освобождении из заключения комен­данту в Москве». № 473 в основном списке Восса пропущен. В дополни­тельном списке появляется запись о трупе (Berlinerblau Leopold) с данным номером и указанием на один «вещдок» — карточку: «Лагерь Fichnowsk, станция Babinka, при Smolensk». От­правление (допустим это) из данного лагеря карточки с адресом, раскры­вающим всем его местоположение, исключено; значит, ее поступление в Козельский лагерь невозможно. Если предположить, что она предназна­чалась для отправки из Козельского лагеря, то возникает вопрос: как этот Berlinerblau Leopold мог узнать не только о существовании этого лагеря, но и о его расположении? В офици­альном списке данный труп числится неопознанным майором, упомина­ния об этой карточке отсутствуют — возможно, потому, что она была признана слишком грубо сделанной фальшивкой. В списке ПКК этот но­мер пропущен.

Ниже мы приведем те материалы из списков эксгумированных и иденти­фицированных в Катыни, в которых имеются указания на важные для нас даты или обстоятельства, позволяю­щие сделать заключение о возмож­ности или невозможности данного события.

У неопознанного трупа (№ 2784) в качестве «вещдоков» зафиксиро­ваны: «2 Briefe aus einem deutschen Gefangenenlager mit Adressenangabe: Germania, Fr. Kozl, Nr. 1751 Stalag II c IX/19» (2 письма из немецкого ла­геря для пленных с указанием его ад­реса: Germania, Fr. Kozl, № 1751 Шта-лаг II c ГХ/19)[16]. Поскольку переписка между военнопленными, содержав­шимися в германском и советском ла­герях для военнопленных абсолютно исключена, то вывод, что мы имеем дело с фальшивкой, неизбежен. Если кому-то данное заключение покажет­ся излишне категоричным, добавим: 19 сентября 1939 года ни Fr. Kozl (но­мер 1751), ни кто иной (с каким бы то ни было другим номером) отправить какое-либо письмо по какому бы то ни было адресу не мог. По той прос­той причине, что данный Stalag IIC был образован девятью днями позд­нее — 28 сентября 1939 года[17]. Фаль­шивка она и есть фальшивка (Мал зо­лотник, да дорог!)

№ 3708. Pufahl Roman. Проживал: Warschau, Strafte des 6. August 58 m 2. Среди «вещдоков» зафиксировано: Bescheinigung uber Militardienstzeit in deutscher Sprache (Документ о воен­ной службе на немецком языке).

№ 3072. Вместо трупа зарегистри­рован следующий комплекс «вещдо-ков»: «3 почтовых открытки с отпра­вителем: Solska Halina Rembertow ul. 11. Nov.». Город Rembertow до герман­ской оккупации Польши был районом Варшавы, позднее стал отдельным го­родом.

№ 781. K... Boleslaw. В связи с ним зафиксировано фото с надписью: «Deine sich sehnende Frau, Lemberg, den 13.2.1940» (Твоя тоскующая жен­щина, Лемберг, 13.2.1940). Сомнение вызывает то, что эта женщина (пред­положительно, полька), делая эту надпись, назвала город не «Львов», как он назывался в это время (это можно объяснить), ни даже «Lwow» (что можно было бы ожидать), а «Lemberg». Через двадцать лет после того, как он перестал так называть­ся, и за полтора года до того, как по­сле начала Великой Отечественной войны он после захвата его герман­скими войсками вновь получит имя «Lemberg».

№ 1017. Krol Fryderyk. Среди «вещ-доков»: «1 Brief an das Rote Kreuz in Berlin mit Abs.: A. Krol in Schwarzwasser» (1 письмо Красному Кресту в Берли­не с отпр.: A. Krol в Schwarzwasser). В польском списке запись почему-то изменена с важным для нас до­полнением: «Listy z nadawca^ Helena Krol, Strumien Gornu Sl^sk Wshod z dn. 7.1.1940 r.» Здесь необходимы не­которые пояснения относительно места нахождения корреспондента. Schwarzwasser: во-первых, место в Ostprignitz-Ruppin (Германия); во-вторых, немецкое название поль­ских городов Strumien (на Висле в Cieszyn — Силезия) и Czarna Woda (Поморское воеводство), которые в октябре 1939 года вошли в состав Германии. Следовательно, некто из Германии или из вошедших в рейх польских земель направил письмо в Берлин! Вполне возможно. Но при чем здесь Козельский лагерь, Сталин, Берия и т. д. и т. п.? И этот «вещдок» представляется как доказательство того, что его обладатель оказался в советском плену и был расстрелян органами НКВД весной 1940 года в Катынском лесу!!! Очередной «ляп» фальсификаторов из команды Восса, который ПКК пытался скрыть.

Германские списки трижды зафик­сировали очень интересный для нас адрес: улица Адольфа Гитлера («Adolf-Hitler-Str.») в двух городах. Здесь, по адресу «Bromberg, Adolf-Hitler-Str. 30» проживал доктор Wincenty Sniady. «Маленькая записная книжка» с этим адресом была якобы обнаружена при трупе № 3836, под которым значит­ся некто Sniady Franciszek. Польский Красный Крест исказил запись в по­литически важной для них части, ука­зав прежнее название города и улицы: «notesik z adresem: Sniady Wincenty Bydgoszcz, Gdanska 30». Этим легко устранялись всякие следы «просчета» команды Восса, а значит, и основания для подозрения относительно фаль­сификации данного комплекса «вещ-доков».

Вот еще одна маленькая история, связанная с этим городом и улицей в нем. Среди вещдоков Frelkewicz Jozef

(№ 1300) зафиксирована: «1 Karte, Absender: Frelkewicz, Litzmannstadt, Adolf-Hitler-Str. 104a» (1 карта, от­правитель: Frelkewicz, Litzmannstadt, улица Адольфа Гитлера 104a). С этим адресом и возможностью его появле­ния у какого бы то ни было польского военнопленного, содержавшегося в СССР, связаны две проблемы. Поль­ский город Лодзь был переименован в «Litzmannstadt» лишь 11 апреля 1940 года по приказу самого Адольфа Гитлера[18]. В это время уже начался, как утверждается гитлеровско-геббель-совской версией, расстрел польских военнопленных из Козельского лаге­ря в Катынском лесу. Допустим, что так и было. Допустим также, что карточка эта была отправлена 11 апреля или в ближайшие дни, а на прохождение ее, как международной корреспонден­ции, по всем инстанциям потребова­лось бы в лучшем случае дней 10—15. Значит, в руки адресата она могла бы попасть в период между 22—26 и 26—30 апреля. Скорее всего гораздо позднее. Но хорошо известно, что с 3 по 11 апреля из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области было отправлено 1643 воен­нопленных, а по 28 апреля (включи­тельно) — 4235. Последние 259 воен­нопленных отправили 10—12 мая[19]. Шансы получить данную открытку в лагере были ничтожны.

Но даже окажись этот военноплен­ный в последнем списке, все равно он не смог бы получить эту карто­чку. Просто потому, что еще в марте 1940 года всякая переписка военно­пленных на время была полностью прекращена. Если эта карточка дей­ствительно принадлежала Frelkewicz Jozef, то это может означать, что он не был среди военнопленных и был рас­стрелян при иных обстоятельствах в условиях оккупации части советской территории германскими войсками. Либо команда Восса, во время прове­дения так называемой идентифика­ции «снабдила» данной телеграммой труп кого-то из расстрелянных фа­шистами в 1941 году.

Наконец, из «вещдоков», записан­ных за Kardas Marian (№ 728) мы уз­наем, что сам он проживал по адресу: «Bromberg, Adolf-Hitler-Str. 67 oder 68». Как его угораздило переместиться не только в пространстве (с централь­ной улицы крупного польского го­рода в барак Козельского лагеря УВП НКВД СССР), но и во времени (из не­коего месяца 1940 года, возможно, не ранее апреля) во вторую половину сентября 1939 года, чтобы попасть в советский плен, — одному богу известно! Если всерьез принять такую его способность к столь чудесным пе­ремещениям, то легко будет принять и информацию о получении им письма голландского Красного Креста («Brief vom hollandischen Roten Kreuz»), ми­нуя всяческие препятствия, которые НКВД СССР чинило для военноплен­ных в их стремлении к общению с заграницей. Иначе всю эту историю с № 728 придется отнести к разряду небылиц, сочиненных в окружении Восса для безгранично доверчивых обывателей из Польши, Великобрита­нии и США.

Такой адрес мог быть написан в документе или на какой-либо бумаге, только спустя некоторое время после официального присоединения тер­ритории, на которой был располо­жен польский город Bydgoszcz (Быд-гощ), переименованный в Bromberg, а улица Gdanska — в Adolf-Hitler-Str. Но когда это произошло, никакой во­еннослужащий польской армии, ока­завшийся в плену в СССР, не мог жить ни в городе Bromberg, ни на улице Adolf-Hitler-StraBe. Да и никакие доку­менты или бумаги с таким адресом не могли попасть в катынские могилы до момента их вскрытия командой Восса в конце марта — начале апре­ля 1943 года. Впрочем, возможен еще один вариант: бумаги с этим адресом могли попасть в катынские могилы вместе с самим Kardas Marian уже пос­ле оккупации Смоленской области германской армией. Следовательно, и расстрелян он мог быть только по распоряжению германских оккупа­ционных властей, естественно — не органами НКВД СССР.

Не менее — пожалуй, даже еще бо­лее интересна и показательна — исто­рия с № 3096 (не опознан). В списке Восса информации о месте прожи­вания нет. Она появилась только в дополнительном списке («Schoneck/ Westpr. Bahnhofstr. 35») и получила за­крепление в официальном списке. Проблема в том, что данный адрес появляется даже не в 1940 году, а зна­чительно позднее. В составе Герман­ской империи Schoeneck — поселок в Западной Пруссии; после перехода ее к Польше (1920 год) название поселка изменили на Schoneck; позднее он был преобразован в город Skarszewy. Под этим названием в 1939 году он вошел в состав Германии и был переименован в город Schoneck. И только в 1942-м получил название «Schoneck (Westpr)». Westpr — «Западная Пруссия»[20]. И в этом случае, если мы всерьез примем гитлеровско-геббельсовскую версию катынской трагедии, придется допус­тить еще более значительную, чем в предыдущем случае, способность данного неопознанного № 3096 к пе­ремещению во времени уже не на не­сколько месяцев, а на годы! Из 1942-го в 1939 год! Нет пределов удивлению: до чего дошли польские «чародеи» уже в то время! Впрочем, сомнения, разъ­едающие веру, остаются и заставляют расценить этот факт не как чудо рас­чудесное, а как банальное проявление фальсификаторской работы герман­ских политических и полицейских органов, стремившихся свалить на СССР собственную ответственность за массовые расстрелы в Катынском лесу разных групп людей, находившихся в их власти.

Возникает вопрос: как у военно­пленных польских офицеров, яко­бы расстрелянных в Катынском лесу весной 1940 года, могли оказаться письма с адресами, в которых старые польские названия городов и улиц уже изменены на немецкие, если писем из Германии военнопленные в СССР получать не могли и не по­лучали? Это возможно, если среди расстрелянных и захороненных в братских могилах Катынского леса были те, кто проживал на террито­рии Польши, оккупированной Герма­нией в сентябре 1939 года (и СССР, в июле 1941—1943 годов), и мог вести переписку. Расстрелять и захоронить их на закрытой территории, вблизи места расположения командования группы армий «Центр» и строящего­ся бункера для Гитлера, могли только немецко-фашистские оккупацион­ные власти.

Обращает на себя внимание стран­ное распределение адресов, о которых шла речь: они в массе своей группи­руются в небольшом количестве мест, расположенных в тех частях Польши, которые были включены в рейх, то есть там, где германские власти име­ли наилучшие условия для быстрого получения подлинных документов, писем и т. д., необходимых в качестве «вещдоков» для обоснования нужной им версии происхождения массовых захоронений в Катынском лесу.

Так воздвигалась грандиозное по своим масштабам и цинизму анти­советская, антирусская политиче­ская конструкция — «Massenmord von KATYN». В основе его проекта — поли­тический интерес, строительным ма­териалом служила ложь. Но как давно и хорошо известно, ложь — трудное дело. Если в политическом плане она и представляется подходящим «стро­ительным материалом», то в истори­ческом — обрекает «строителей» на конфуз, а их конструкции — на кру­шение. В данном случае интересы на­уки органично переплетаются с поли­тическим и человеческим интересом отстаивания чести и достоинства сво­ей Родины от злостных наветов.
САХАРОВ Валентин Александрович,
профессор факультета государственного управления МГУ им. М. В. Ло­моносова,
доцент, доктор исторических наук
Примечания:
[1] См. В. А. Сахаров.Актуальные проблемы изуче-ния «Катынской истории». — «История России: поли-тика, власть, управление: Сборник статей, посвящен-ный 80-летнему юбилею заслуженного профессора
Московского университета В. А. Кувшинова». М., 2010.
[2] См. В. А. Сахаров. Германские документы об эксгумации и идентификации жертв Катыни
(1943 г.). — «Тайны Катынской трагедии. Материа-лы “круглого стола”, проведенного 19 апреля 2010
года в Государственной Думе Федерального Собра-ния Российской Федерации». М., 2010. Выступле-ние с приложением текстов и фотокопий текстов документов, в том числе германских и польских см. В. А. Сахаров. Германские документы об эксгума-ции и идентификации жертв Катыни (1943 г.). — www.kprf.ru/rus_law/79589.html 2010-05-27 09:13.
[3] См.Государственный архив Российской Феде-рации (далее — ГАРФ). Ф. 7021. Оп. 114. Д. 34.
[4] См. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 36.
[5] См. «Amtliches Material zum Massenmord von KATYN. Im Auftrage des Auswa?rligen Amtes auf Grund urkundlichen Beweismaterials zusammengestellt, bearbeitet und herausgegeben von der Deutschen Informationsstelle». Berlin, 1943; см. также: www.katyn-books. ru/archive/amtliches/amtliches_material.html
[6] См. В. А. Сахаров. Германские документы об эксгумации и идентификации жертв Катыни (1943 г.). С. 90, 91, 96.
[7] См.: ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 23. Л.145—145 об. (русский перевод документа), 146—146 об. (текст документа на польском языке); В. А. Сахаров. Германские документы об эксгумации и иденти-фикации жертв Катыни (1943 г.). С. 90—91, 96—97; «Немцы в Катыни. Документы о расстреле поль-ских военнопленных осенью 1941 года». М., 2010. С. 106—128, 131.
[8] См. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 35.
[9] Чтобы не загружать статью многочисленными сносками, все тексты будут даваться по официальному изданию списка эксгумированных и иден-тифицированных в Катынском лесу. Все случаи разночтения между ним, а также основным и допол-нительными списками Восса оговариваются в тесте. Ключевые слова в адресах и важные для нас части слова выделяются светлым курсивом.
[10] См.: «Катынь. Пленники необъявленной вой-ны. Документы и материалы». М., 1999. С. 297—299,
400, 426; «Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы». М., 2001. С. 253—254. — www.katyn-memorial.ru/ru/arxiv/66-speczialnye-lagerya-nkvd-sssr-dlya-polskixvoennoplennyx.html?start=1
[11] См. http://de.wikipedia.org/wiki/Kreis_Berent
[12] См. Ю. И. Мухин. Катынский детектив. М., 1995. С. 97—98.
[13] Город Lemberg есть также в составе Германии (Федеральная земля: Рейнланд-Пфальц).
[14] Здесь и далее: перевод немецкого текста на русский дается с оставлением в нем на языке оригинала названий городов, улиц, а также имен и фамилий.
[15] Очевидно, речь идет о немецком городе на реке Димель в 25 километрах к северо-западу от Касселя (в Гессен).
[16] Есть информация о двух лагерях с названием «Stalag IIC». Первый был расположен в Воль-денберг (Woldenberg) Добегниев-Стрзелецки (на территории оккупированной Польши), образован 28 сентября 1939 года, закрыт в июне 1940 года; второй находился в Грайфсвальд (Greifswald. Германия, район Мекленбурга), образован в июне 1940 года. См. www.soldat.ru/force/germany/camp.html
[17] http://forum-mariupol.com.ua/viewtopic.php?p=31940
[18] www.rigacv.lv/salaspils/spisok_lagerei
[19] См.: Российский государственный военный ар-хив. Ф. 1/П. Оп. 2-Е. Д. 9. Л. 351, 363—364.
[20] См. www.territorial.de/dawp/berent/schoenst.htm

http://eto-fake.livejournal.com/373245.html