Сталин и соратники

http://file-rf.ru/analitics/432 Файл-РФ 22 декабря 09:30
Алексей Чичкин Экономисты милостью Божьей: Валериан Куйбышев
Валериан Владимирович Куйбышев (1888–1935) известен не только как видный партийный и государственный деятель СССР, но и как крупный хозяйственник. Первого мая 1932 года Днепрогэс дала первый ток.

Он был вторым, после внезапной кончины Феликса Дзержинского, председателем Высшего совета народного хозяйства (1926–1930), возглавлял Государственную плановую комиссию (1930–1934). В 1934–1935 годах руководил Комиссией советского контроля при Совнаркоме СССР, будучи одновременно первым заместителем председателя СНК и Совета труда и обороны.

Принято считать, что задача индустриализации была поставлена XIV съездом партии, состоявшимся в 1925 году. Однако к тому времени эта идея не только витала в воздухе, но и была довольно детально разработана. Уже существовал первый перспективный план развития промышленности, впоследствии, правда, серьёзно переделанный.

Идее индустриального планирования дали путёвку в жизнь не только наработки руководимого Дзержинским ВСНХ, но и практика ГОЭЛРО – 10-летнего плана электрификации страны, одобренного в декабре 1920-го VIII Всероссийским съездом Советов. В этом документе нашло отражение выдвинутое Валерианом Куйбышевым, который руководил осуществлением плана, предложение о максимальном использовании местных природных ресурсов, в том числе энергетических. В тот же период, в первой половине 1920-х, по инициативе председателя Комиссии по разработке плана электрификации Кржижановского, а также Дзержинского, Куйбышева, Орджоникидзе была проведена тщательная геологоразведка – во многих регионах РСФСР, а затем и в других союзных республиках – на предмет выявления полезных ископаемых.

ГОЭЛРО был планом развития всей экономики. Он дал начало освоению Кузнецкого и Подмосковного угольного бассейнов, строительству железных дорог и портов. Среди объектов плана – заложенный в 1927 году Сталинградский тракторный завод, один из крупнейших в СССР. Создание к концу 1920-х и дальнейшее развитие Подмосковного угольного бассейна (Мосбаса) впрямую связано с предложением Куйбышева о необходимости максимального использования местных запасов. Он считал, что «…энергетика и в общем вся промышленность Европейского Центра РСФСР получат на долгие годы импульс для развития, если будут востребованы энергоресурсы этого региона». Так и случилось: вплоть до 1970-х, то есть до перехода страны на сверхдешёвые в то время мазут и природный газ, Мосбас оставался основным источником.

План ГОЭЛРО был в основном перевыполнен. Выработка электроэнергии в 1932 году по сравнению с 1913-м увеличилась почти в семь раз.

Основы индустриализации были заложены, однако вопрос масштабного технического оснащения, которое решало бы ключевые вопросы развития страны и изменило её облик, оставался открытым. Советский Союз находился во враждебном окружении. Существовала высокая вероятность новой войны с капиталистическими государствами, что требовало основательного перевооружения. В то же время темпы индустриализации были недостаточными, отставание от западных стран увеличивалось. Серьёзной проблемой стал рост безработицы. Одним из факторов, сдерживающих развитие промышленности, правительство считало недостаток продовольствия, нежелание деревни обеспечивать город хлебом по низким ценам. На повестку дня встал вопрос планового перераспределения ресурсов в соответствии с концепцией социализма.

В начале своей деятельности Госплан СССР занимался изучением положения в экономике и составлением докладов по определённым проблемам, например, по восстановлению и развитию угледобывающих регионов. Однако переход к индустриализации меняет и масштаб задач этого государственного органа. Разработка единого экономического плана страны началась с выпуска ежегодных контрольных цифр, директив на 1925–1926 годы, которыми были определены ориентиры по всем отраслям.

Выбор концепции центрального планирования бурно обсуждался в 1926–1928 годах. Сторонники генетического подхода (члены президиума Госплана Владимир Базаров и Владимир Громан, известный учёный Николай Кондратьев) полагали, что план должен составляться на основе объективных закономерностей развития экономики, выявленных в результате анализа существующих тенденций. Приверженцы телеологии (первый председатель Госплана Глеб Кржижановский, Станислав Струмилин, Валериан Куйбышев) считали, что требуется большее. План должен трансформировать экономику и исходить из будущих структурных изменений, возможностей выпуска продукции и жёсткой дисциплины.

Куйбышев работал в годы становления директивного управления и стал одним из создателей этого метода. Будучи сторонником «рекордных темпов», призывал «не зацикливаться» на детальном изучении последствий реализации требуемых социально-экономических решений. Но так было позже, а в марте 1926-го Куйбышев направил письмо Дзержинскому и Сталину, предлагая составлять подробные планы социально-экономического развития – трёх- или пятилетние. Причем за основу рекомендовалось брать именно местные планы.

Дзержинский вначале поддержал такой подход, но вскоре стал высказывать небезосновательные опасения, что Центр рискует оказаться в заложниках не столько региональных расчётов, сколько региональных амбиций. На местах могут сознательно «тянуть» с предложениями, чтобы к контрольному сроку попытаться вынудить Москву согласиться с первоначальными местными заявками. Что, в свою очередь, приведёт к многочисленным перекосам как в общегосударственном планировании, так и в социально-экономическом развитии СССР в целом. Поэтому основой должно быть централизованное планирование, то есть «сверху». Эту позицию поддержали Сталин, Орджоникидзе, Киров, тогдашний председатель союзного Совнаркома Рыков. Согласился с ней в конце 1920-х и Куйбышев.

Заметим, что его концепция фактически воплощалась в СФРЮ в 1950-е – 1960-е годы. Югославский комитет по планированию, управленческие функции которого были ограничены, занимался в основном тем, что уговаривал регионы не дублировать развитие одних и тех же производств, сократить финансовые, сырьевые, кадровые и т. п. заявки. В большинстве случаев – тщетно. Поэтому общегосударственное социально-экономическое планирование в Югославии, изначально являясь рекомендательно-прогнозным, уже в начале 1970-х было де-факто отменено. История повторилась в СССР, в последние 4–5 лет его существования – советское руководство не сумело найти «золотой середины»…

Начало 30-х годов.Куйбышев не мог, конечно, знать, к каким неудачам приведёт в последующие годы реализация его предложений. Но они развивали практику тех лет.

Напомним в этой связи, что первым экономико-управленческим органом страны стал учреждённый в декабре 1917-го Высший совет народного хозяйства (Куйбышев был избран членом Президиума ВСНХ в 1921-м). В его состав входили отраслевые государственные ведомства (Главсахар, Главнефть, Главлесхоз, Главуголь, Центрочай, Центросоль). А на местах были созданы регионально-отраслевые совнархозы. Это был – и юридически, и фактически – объединённый наркомат экономики.

В первой половине 1920-х, в условиях НЭПа и стимулируемого Центром расширения социально-экономических прав регионов (это вписывалось в куйбышевскую концепцию первичности местного планирования), в непосредственном подчинении ВСНХ из 37 тысяч предприятий осталось только 4500 наиболее крупных. Тогда же по инициативе Куйбышева, Дзержинского, Орджоникидзе и Рыкова был сформирован первый государственный планово-регулирующий орган СССР – Главное экономическое управление ВСНХ. Но когда со второй половины 1920-х руководство страны взяло курс на централизацию руководства экономикой, управленческо-регулирующие функции ВСНХ и местных совнархозов стали «дробиться» на отраслевые наркоматы, управления, главки. 5 января 1932-го ВСНХ был преобразован в наркомат тяжёлой промышленности. Ранее, в ноябре 1930-го, Куйбышев был назначен председателем Государственной плановой комиссии при СНК СССР. В новых условиях именно этому органу предписывалось планировать социально-экономическое развитие страны, исходя из приоритетности, прежде всего, общесоюзных задач.

Куйбышев поддержал Сталина в определении основных направлений, темпов и методов экономического развития. В 1929-м он отмечал, в частности, что «нужно во что бы то ни стало полностью обеспечивать потребности соцстроительства в рабочей силе. Иначе все наши планы останутся на бумаге». Ответственность за их выполнение Куйбышев предлагал закрепить законодательно, предусмотрев как административные санкции, так и уголовное преследование. В зависимости от причин срыва плановых заданий… По некоторым данным, сам Сталин, а также Орджоникидзе с Кировым отговорили Куйбышева от выступления с этим предложением на XVI съезде ВКП(б) в 1930 году. Но его позиция по данному вопросу продолжала оставаться крайне радикальной.

Поскольку капиталовложения в тяжёлую индустрию почти сразу превысили ранее запланированную сумму и продолжали расти, была резко увеличена денежная эмиссия. В течение всей первой пятилетки рост денежной массы в обращении более чем в два раза опережал производство предметов потребления. Была ли альтернатива подобной политике? По-видимому, нет. Сталин в свойственном ему духе по полочкам разложил последствия реализации других вариантов экономического развития: «Надо отдавать себе отчёт, к чему бы нас привела подобная политика отодвигания на задний план задач индустриализации. Конечно, мы могли бы из полутора миллиардов рублей валюты, истраченной за этот период на оборудование нашей тяжёлой промышленности, отложить половину на импорт хлопка, кожи, шерсти, каучука и т. д. У нас было бы тогда больше ситца, обуви, одежды. Но у нас не было бы тогда ни тракторной, ни автомобильной промышленности, не было бы сколько-нибудь серьёзной чёрной металлургии, не было металла для производства машин, – и мы были бы безоружны перед лицом вооружённого новой техникой капиталистического окружения. Мы лишили бы себя тогда возможности снабжать сельское хозяйство тракторами сельхозмашинами, – стало быть, мы сидели бы без хлеба». Так в результате индустриализации возникла политическая система, основанная на руководящей роли ВКП(б), государственной собственности на средства производства и минимуме частной инициативы. В то время эта система помогала решать задачи мобилизационного периода развития экономики, который переживала страна. В конце 1932 года было объявлено об успешном досрочном выполнении первой пятилетки за четыре года и три месяца. Подводя её итоги, Сталин сообщил, что тяжёлая индустрия выполнила план на 108%. Её основные фонды за период между 1 октября 1928-го и 1 января 1933-го увеличились в 2,7 раза.

До сих пор среди части исследователей распространено мнение, будто первый пятилетний план не был до конца выполнен. Эти рассуждения не учитывают, по меньшей мере, двух обстоятельств. Во-первых, он был в первую очередь финансовым, а не производственным. То есть планировал не столько производство, сколько капиталовложения и отдачу от них.

Второе обстоятельство заключается в том, что и по фактическому производству пятилетнее задание было выполнено. Как известно, план состоял из двух частей – отправного и оптимального. На деле оказалось, что реальное производство даже в таких областях, как чёрная металлургия и добыча угля, превысило задания отправного варианта. А в большинстве отраслей, особенно тех, которые или создавались заново, или реконструировались, был перевыполнен и оптимальный план. Это позволило руководству партии заявить о досрочном выполнении пятилетки и приступить к подведению её итогов не в 1933-м, а на год раньше. Более того, основные контуры созданной промышленности были видны уже в конце 1930-го, хотя до массового производства ещё было далеко.

А главное под руководством Госплана были успешно реализованы масштабные задачи строительства советской промышленности, превратившей СССР из преимущественно аграрной страны в индустриальную державу. В годы первой пятилетки были созданы 1500 крупных предприятий.

Казалось, иностранцы, посетившие в те годы Страну Советов, лучше понимали происходящее в ней, чем некоторые современные «эксперты». Особенно восхищались происходящим в СССР журналисты ряда англосаксонских изданий. Журнал «Нейшн» (США) в 1932 году писал:

«Четыре года пятилетнего плана принесли с собой поистине замечательные достижения. Советский Союз работал с интенсивностью военного времени над созидательной задачей построения основной жизни. Лицо страны меняется буквально до неузнаваемости… Это верно относительно Москвы с её сотнями заново асфальтированных улиц и скверов, новых зданий, с новыми пригородами и кордоном новых фабрик на её окраинах. Это верно и относительно менее значительных городов. Новые города возникли в степях и пустынях, по меньшей мере, 50 городов с населением от 50 до 250 тысяч человек. Все они возникли в последние четыре года, каждый из них является центром нового предприятия или ряда предприятий, построенных для разработки отечественных ресурсов… Советский Союз организовал массовое производство бесконечного множества предметов, которые Россия раньше никогда не производила: тракторов, комбайнов, высококачественных сталей, синтетического каучука, шарикоподшипников, мощных дизелей, турбин в 50 тысяч киловатт, телефонного оборудования, электрических машин для горной промышленности, аэропланов, автомобилей, велосипедов и нескольких сот типов новых машин… Впервые в истории Россия добывает алюминий, магнезит, апатиты, йод, поташ и многие другие ценные продукты. Путеводными точками советских равнин являются теперь не кресты и купола церквей, а зерновые элеваторы и силосные башни. Колхозы строят дома, хлева, свинарники. Электричество проникает в деревню, радио и газеты завоевали её. Рабочие учатся работать на новейших машинах. Крестьянские парни производят и обслуживают сельскохозяйственные машины, которые больше и сложнее, чем то, что видела когда-либо Америка. Россия начинает „мыслить машинами“. Россия быстро переходит от века дерева к веку железа, стали, бетона и моторов».

Гиббсон Джарви, председатель банка «Юнайтед доминион» (Англия), в том же 1932-м писал: «Пятилетку высмеивали и предсказывали её провал… Но вы можете считать несомненным, что в условиях пятилетнего плана сделано больше, чем намечалось… Сегодняшняя Россия – страна с душой и идеалами. Россия – страна изумительной активности. Я верю, что стремления России являются здоровыми… Быть может, самое важное в том, что молодёжь и рабочие в России имеют одну вещь, которой, к сожалению, недостаёт сегодня в капиталистических странах, а именно – надежду». Валериан Куйбышев внёс большой вклад в то, чтобы намеченное стало явью, чтобы две пятилетки изменили страну. Он по праву считается одним из отцов советской индустриализации.

Однако ставка на «штурмовщину» и выжимание последних соков из русской деревни не могли превращаться в долговременную политику. Согласно многим источникам, в конце апреля 1934-го на расширенном заседании политбюро ЦК Куйбышева в присутствии отмолчавшихся Сталина, Молотова, Кирова и Орджоникидзе обвинили в приверженности «левачеству» в сфере планирования, в «троцкистском пренебрежении» к социально-экономическим реалиям. Предложили оставить должность главы Госплана СССР и сосредоточиться на работе руководителя Комитета советского контроля при СНК. Куйбышев согласился безоговорочно, признав свои «левацкие» ошибки, но отклонив обвинения в троцкизме. Во всяком случае, плановые задания второй пятилетки (1933–1937), составлявшиеся с участием Куйбышева, прорабатывались более тщательно, с использованием прогнозов спроса-предложения на товары и услуги.

На XVII съезде ВКП(б) (январь-февраль 1934-го) с докладами о плане второй пятилетки выступили Молотов и Куйбышев. В число задач нового пятилетнего плана партийный форум включил «более быстрый подъём благосостояния рабочих и крестьянских масс и при этом решительное улучшение всего жилищного и коммунального дела в СССР; укрепление экономических и политических позиций пролетарской диктатуры на основе союза рабочего класса с крестьянством...» Среди целевых показателей развития – техническая реконструкция народного хозяйства, программы подготовки кадров и размещения производительных сил (в частности, создание новых опорных баз индустриализации в восточных районах).

Куйбышеву удалось в какой-то мере приблизить сложившуюся государственную систему к текущим и перспективным потребностям экономического развития страны. Ещё в конце 1928-го, используя наработки Дзержинского и Орджоникидзе, он выдвинул предложение о создании межрегиональных производственных комплексов, в которых сырьевую «начинку», перерабатывающие технологии, энергоснабжение и кадровую достаточность обеспечивали бы несколько участников таких объединений. Это, по его мнению, сократило бы сверхдальние перевозки разнообразной продукции, уменьшило нагрузку на ограниченное число крупных предприятий общегосударственного значения, нерациональную передислокацию профессиональных кадров. Данное предложение Куйбышева воплощалось со второй пятилетки (1933–1937) и, пожалуй, главное подтверждение тому – многоотраслевые территориально-производственные комплексы на Украине, Урале, в Средней Азии, Восточной Сибири, созданные с конца 1930-х до середины 1980-х годов. Да и сегодня такой подход актуален, схожие проекты реализуются в Российской Федерации.

Также вплоть до середины 1980-х претворялись идеи Куйбышева о переработке разнообразного местного сырья в регионах-производителях – «пусть не всегда комплексной, а начальной, первичной, неглубокой, но всё равно – переработки, которая устранит для какой-либо территории роль извечного сырьевого придатка и поставщика. Всё это можно и нужно тщательно изучать, планировать в увязке с общесоюзными социально-экономическими планами». Такие подходы Куйбышева отразились в его докладе о плане второй пятилетки на XVII съезде партии: «В промышленности будет строиться и реконструироваться более 175 машиностроительных заводов, 248 каменноугольных шахт, 79 районных электрических станций, 46 трубчаток и 96 крекингов, 18 крупнейших заводов чёрной металлургии, 25 заводов цветной металлургии, 313 наиболее крупных предприятий лёгкой промышленности и около 350 наиболее крупных предприятий пищевой промышленности». Отметим, что около трети этих предприятий были построены позже – к 1940–1941 годам. Но в результате выполнения второго пятилетнего плана введено в действие 4500 крупных производств.

Куйбышев не успел по достоинству оценить усилия своих соратников и учеников – он скоропостижно скончался в январе 1935-го. Но проекты по развитию переработки разнообразного местного сырья, которые им предлагались, разрабатываются или реализуются по сей день.

Куйбышев выступал за планомерное освоение земель, которое будет учитывать как традиции их использования в сельскохозяйственных целях, так и экологические факторы, – в отличие, к примеру, от хрущёвских «кукурузовозделывания», уничтожения травопольных севооборотов и чистых паров, шапкозакидательских методов освоения целинно-залежных земель…

Отметим в этой связи инициативу 1934 года по комплексному сельхозосвоению Заволжья – восточных районов Самарской, Ульяновской, Саратовской, Сталинградской и Астраханской областей, реализованную в 1940-х – начале 1950-х. Куйбышев предсказывал, что «развёртывание ирригационных работ в Заволжье обеспечит уже в 1937 г. посев на 130 тыс га зерновых на орошаемых землях в этих районах, что явится отправным пунктом великих работ по созданию свободной от случайностей погоды, серьёзной и совершенно стабильной базы хлебного производства на Волге». Такая база, в том числе с помощью межрегиональных полезащитных лесных полос, была создана к середине 1950-х: до 20% товарного урожая пшеницы в СССР и до 25% его в РСФСР обеспечивало к этому времени именно Заволжье. (По мнению некоторых авторов, отсутствие лесозащитных полос и прудов в колхозах и совхозах, которые хоть как-то защищали бы посевы от жары, усугубило положение в южных районах страны в голодные 1932–1933 годы). Но затем, в угоду целинным и прочим «новациям», это регион стал опять превращаться в полупустынный, солончаковый, а в целом – запущенный. Упомянутые же лесополосы в 1960-х – 1990-х частично иссохли, частично были вырублены. Автор этих строк, побывавший в ряде районов Астраханского, Саратовского и Волгоградского Заволжья в 2001 и 2011 годах, свидетельствует: теперь это в большинстве своём снова неиспользуемые в сельском хозяйстве земли, исключая, разве что, редкие участки для выпасов скота…

Куйбышев был одним из инициаторов поэтапного развития в нашей стране алюминиевой промышленности на основе месторождений бокситов (Ленинградская, Свердловская области, Красноярский край, Таджикистан, Армения, Северный Казахстан, Южная Украина), а также азотно-тукового производства (в Поволжье, Волго-Вятском регионе и Приуралье). Сегодня эти отрасли, получившие развитие с середины 1930-х, – в числе экспортных «визитных карточек» упомянутых регионов.

Примечательно и то, что Валериан Куйбышев чуть ли не ежемесячно призывал свести к минимуму импорт кондитерских изделий, особенно дорогостоящего шоколада. Опять-таки – в связи с широкими ресурсными, кадровыми и технологическими возможностями нашей страны, а также – с производственными традициями отрасли. Куйбышев добился крупных государственных дотаций на реконструкцию в первой половине 1930-х одной из крупнейших в Российской империи и СССР Самарской кондитерской фабрики, основанной купцом Савиновым. Причём призывал изучать и развивать традиции «кондитерского, равно как и целого ряда других производств, основанных до Октябрьской революции». И в частности – «поставить бы дело так, как было оно, для примера, поставлено у Савинова». Куйбышев способствовал созданию «Ударницы» – одного из крупнейших предприятий отрасли, кондитерских фабрик в Воронеже и Ростовской области. Их продукция и сегодня пользуется спросом в России и за её пределами.

Как видим, у многих куйбышевских проектов нет срока давности…
=============================================
+ Хорош вола крутить. Помер-то после отравления или от алкоголизма?!?
Терциум нон датур...

http://ru-history.livejournal.com/3274211.html#comments
stayfocused ru_history 2012-01-01 18:03:00
Убийство Кирова; 3 книги.
Книги в формате doc/docx, вычитаны. Из "Неизвестного Кирова" убран указатель имен.

1. Росляков М.- Убийство Кирова. Политические и уголовные преступления в 1930-х годах: Свидетельства очевидца.— Л.: Лениздат, 1991.— 127 с.

Автор приводит факты, анализирует ситуации политической жизни страны в 1930-х годах в связи с убийством С. М. Кирова. Книга представляет ценность в историческом плане, поскольку построена на свидетельствах очевидца событий тех лет.

2. Загадка Кирова: убийство, развязавшее сталинский тер­рор / О. Эгге [авторизованный пер. с англ. А. А. Пешкова; Г. И. Германенко]. — М. : Российская политическая энцикло­педия (РОССПЭН) : Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 287 с.: ил. — (История сталинизма).

Эта книга посвящена убийству С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. Убийство одного из главных руководителей СССР положило начало террору Сталина против собственной партии и привело к преследованиям сотен тысяч совет­ских граждан. В книге рассказывается о самом убийстве, его расследовании и последовавшем за ним терроре. Рассматривается подоплека убийства, в част­ности утверждения, что за ним стояли Сталин и НКВД. В отдельной главе изу­чаются взаимоотношения между Кировым и Сталиным. Еще одна глава осве­щает мотивы убийцы и возможную роль НКВД в организации преступления.
В книге также показано политическое использование убийства Кирова руководителями СССР - сначала Сталиным, затем Хрущевым. Кроме того, представлен и проанализирован весь спектр слухов и домыслов, мифов и ле­генд, связанных с этим убийством, подходы, которых до настоящего времени придерживались в данном вопросе историки.

Я исправил некоторые погрешности перевода (вроде неверного перевода фамилий: Михайличенко -> Михайльченко и т.п.)

3. Кирилина А. - Неизвестный Киров.— СПб.: «Издательский Дом „Нева“», М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 543 с. - (Архив).

Основой книги является жизнь и деятельность одного из ближайших соратников Сталина, блестящего оратора, любимца партии — Сергея Ми­роновича Кирова, чья трагическая гибель пополнила список загадок века. В этом году ему бы исполнилось 115 лет. Автор на огромном фактическом материале, из закрытых архивов страны, раскрывает основные этапы станов­ления этой незаурядной личности, показывает сильные и слабые стороны его характера. Книга, написанная в полемическом жанре, разоблачает мифы, ле­генды, сложившиеся о Кирове после его смерти, попытки преувеличить его роль в событиях тех лет. Перед читателем предстанет новый, неизвестный Киров.

http://svpressa.ru/society/article/17753/ «Свободная пресса» 1 декабря 2009г. 10:21
Убийца Кирова заговорил 75 лет спустя Ирина Смирнова
Дневник человека, застрелившего в 1934 году главу Ленинграда, предъявлен в Санкт-Петербурге без купюр
Ровно 75 лет назад - 1 декабря 1934 года был застрелен Сергей Киров. Это убийство не прошло незамеченным о нем спорят до сих пор, и оно запустило в стране массовые репрессии, пик которых пришелся на 1937-й год.

- Оно не было политическим, – убеждена заведующая музеем им. Кирова в Санкт-Петербурге Татьяна Сухарникова. Будучи первым исследователем уголовного дела «О злодейском убийстве товарища С. М. Кирова», она получила доступ к 58 томам дела, которые хранятся в Центральном архиве ФСБ РФ, в том числе, к дневникам убийцы.

«СП»: - Татьяна Анатольевна, расследованием гибели Кирова занимались сталинское руководство, хрущевские комиссии 1956-67 года, еще несколько партийно-правительственных комиссий А. Н. Яковлева 1988-89 годов. Что же нового можно еще сказать сегодня?
- Выводы всех вами перечисленных комиссий противоречивы и до сих пор рождают вопросы. 75 лет назад проводилось предварительное следствие. Потом был суд, репрессировали 14 человек по делу о так называемом «ленинградском центре». Спустя много лет Хрущев поставил обстоятельства гибели Кирова под сомнение. В 50-60-е годы работало, как минимум, четыре кировских комиссии. Они все формировались из людей, работавших в партконтроле, но согласитесь, это нонсенс, когда уголовно наказуемое преступление расследуют партийные функционеры. Не говоря уже о том, что выводы этих комиссий никогда не публиковались, и вокруг убийства Кирова было больше домыслов, чем фактов.

«СП»: - Но в годы перестройки и гласности дело вновь оказалось в центре внимания?
- Это правда, общественное мнение в конце 80-х так кипело, что партийное руководство вновь затеяло проверку обстоятельств гибели Кирова. Возглавил комиссию член политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев. К работе привлекли генпрокуратуру, следственный отдел КГБ СССР. Силовики тщательно изучили материалы уголовного дела и вынесли вердикт: документов, свидетельствовавших о причастности Сталина к убийству Кирова, не обнаружено. Это вызвало у Яковлева протест. А конфликт получился настолько острым, что вылился в печать - следователи прокуратуры, КГБ и сам Яковлев общались друг с другом посредством газет. Яковлев обвинил комиссию в плохой работе и сокрытии причастности Сталина к убийству из-за ведомственной принадлежности. Но 13 человек, которых казнили, были реабилитированы, а дети их признаны потерпевшими от политических репрессий.

«СП»: - Виновен, как известно, только тот, кто стрелял – Леонид Николаев?
- Да, но он не причастен ни к «ленинградскому центру», ни к заговору. В 90-х годах выводы работы комиссии Яковлева были опубликованы. Но общество они не удовлетворили, поскольку оно тогда ни к прокуратуре, ни к КГБ доверия не испытывало. Да и вопросов после работы комиссии осталось много, в том числе и у меня.

«СП»: - Например?
- В Центральном архиве ФСБ РФ хранятся несколько следственных дел «о злодейском убийстве Кирова». В них много разных документов, вещественные доказательства, протоколы допроса Николаева и 13 человек, в отношении которых обвинение было сфабриковано. В отдельное производство было выделено дело по жене Николаева Мильде Драуле, по этому же делу проходила ее сестра Ольга Драуле и муж сестры Роман Кулишер. Есть дело на брата Николаева – Петра Николаева. На родного брата Мильде Драуле – Петра Драуле. Хранятся на Лубянке материалы особых совещаний, по которым приговорили к ссылке и к лагерю двух родных сестер Николаева, его мать, двоюродного брата, друга детства – какого-то киномеханика, в общем, целая коллекция документов. Но историков никогда не допускали ко всем перечисленным делам. Впервые это удалось сделать мне благодаря доверенности от сына Николаева – Маркса Леонидовича. Вот перед вами документ из архива - это «Автобиографический рассказ» Николаева на 56 листах. Тут уже мы имеем дело не с чьими-то выводами, а с подлинным документом, который говорит сам за себя.

«СП»: - И что же он говорит?
- Николаев пишет о себе после того, как его уволили из Института истории партии. Будучи безработным, он много писал. Вел дневник. Ему исполнилось 30 лет, и на память своим детям Марксу и Леониду он записал свою биографию. Этот документ очень хорошо демонстрирует, что из себя представлял Николаев, как личность. В дневниковых записях и автобиографии можно проследить, как он пришел к мысли, что будет стрелять, мстить, как готовил это убийство.

«СП»: - Не поняла - это он на память детям оставил?
- Он не думал, что будет арестована и расстреляна его жена, а детей заберут в детдом. Он думал, что выстрелит и войдет в историю, а семью не тронут. Он пишет:

Цитата :

«Мой выстрел будет подобен выстрелу Желябова».

Кстати это пророчество сбылось. Он оказался Желябовым советской эпохи. Только за собой в могилу утащил очень многих. Выстрел положил начало массовому террору.

«СП»: - Татьяна Анатольевна, а дневник подлинный?
- Поначалу я сомневалась, не являются ли записи такой же подделкой и фальсификатом, как само уголовное дело? Пока не увидела оригинала. Мне приносили материалы из архива – массивные чемоданы с документами. И теперь я готовлю книгу, в которой будут впервые обнародованы подлинные документы. Без купюр. Это честный разговор.

«СП»: - Кем же был Николаев - мстителем, маньяком, ревнивым мужем?
- Поражает его личность – типичный маргинал, который рвался к руководящей партийной работе. А его уволили. Видимо, своим склочным характером всех достал. Но на завод идти не хотелось, ведь он уже походил с портфелем! Николаев работал в Институте истории партии разъездным инструктором. И уволили его за отказ подчиниться партийной дисциплине. Из ВКП(б) исключили с той же формулировкой. Тогда в институте шла мобилизация коммунистов на транспорт, а Николаев отказался ехать в долгосрочную командировку, сославшись на плохое здоровье и на то, что у него двое маленьких детей. Он стал писать письма во все партийные инстанции и обличать своих врагов, даже Сталину написал. Но руководящей работы не получил. Зациклился на этом и решил мстить.

«СП»: - Есть версия, что Киров соблазнил жену Николаева?
- Когда пишут о пьяных оргиях в столовой Смольного, где работала жена Николаева, и о том, что якобы Киров и устраивал эти пьянки-гулянки, – это нелепица. Хотя Киров безусловно был знаком с Мильдой, поскольку знал весь аппарат. Но не более того. Мильда была верной женой, любящей и заботливой матерью, которая всю себя вкладывала в воспитание детей.

«СП»: - Выходит, Николаев убил Кирова за то, что его уволили с работы?
- По большому счету получается так. Решил умереть громко. Он сражался за этот строй, а его так обидели и даже путевку на лечение не дают. Вот он пишет наркому здравоохранения:

Цитата :

«Прошу дать ответ до 1 июля – дадите мне путевку или нет. Мне нужна путевка в санаторию».

Причем, путевку в Ленинградскую область не брал. Ему нужно было все самое лучшее. Но как безработный, он был лишен даже продуктовой карточки, семью кормила жена. И он сломался. Мысль о том, что он готовит покушение, родилась у него в августе 1934 года.

«СП»: - Если Николаев так помог следствию, шаг за шагом описывая свое состояние и подготовку к убийству, то зачем нужны были все эти парткомиссии?
- Хороший вопрос! Не должно историкам и журналистам подменять юристов, уголовными делами должны заниматься профессионалы. Надо, чтоб государство вмешалось в эту ситуацию, еще раз провело по вновь открывшимся обстоятельствам уголовное расследование. Тем более основания для этого более чем веские.

«СП»: - Хотите сказать, что недавняя "юбилейная" телепередача, в которой обсуждались амурные связи Кирова, а после нее все судачили о нижнем белье Кирова, вопрос не закрыла?
- Вместо трагедии - мы получили телеводевиль, оперетту. Вместо того, чтобы задуматься, что такое сталинизм, все заняты исследованием любовных связей Кирова и вопросом, имел ли он в день убийства связь с женщиной. А не пора ли попытаться понять, что это было на самом деле? Как страна обрушилась в пропасть террора? Как вызревал план? Почему Сталин искал заговор, а на самом деле имелся один урод.

«СП»: - «Огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике»…
- Не убивал Сталин Кирова! Киров - это человек Сталина, его команды. Дневники Николаева – это своеобразное пособие по фабрикации уголовных дел на 13 ни в чем не виновных людей. А потом репрессиям подверглись тысячи, десятки тысяч. Например, за первый квартал 1935 года численность населения Ленинграда уменьшилась на 35 тысяч.

«СП»: - И мы до сих пор об этом толком ничего не знаем.
- Даже место убийства Кирова не установлено. Не было профессионального уголовного расследования. Никто не знает, как это на самом деле произошло.

«СП»: - Вы встречались с сыном Николаева, который в 2005 году запросил дело своих родителей в архиве Генеральной прокуратуры. Какое он на вас произвел впечатление?
- Очень хорошее. Он и его жена, тоже, кстати, из детей репрессированных — достойные люди, ничего не просят у государства. Его забрали в детдом в 6,5 лет, брату было три года. Оторвали от бабушки, которую как члена семьи врага народа вывезли на поселение. Потом детей уже дистрофиками вывозили из города во время блокады. Следы брата затерялись. А Маркс Леонидович недавно благодаря моим архивным поискам увидел фотографию Мильды Драуле. Представляете, что чувствует человек, который в 80 лет впервые увидел лицо матери?..

Санкт-Петербург

https://www.youtube.com/watch?v=M6R3GBOYJ8k

Убийство Кирова (дело темное) Criminalnaya.Ru

http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/_kujbyshev--figura_umolchanija_2012-02-18.htm Информационное агентство СТОЛЕТИЕ 18.02.2012
Куйбышев - фигура умолчания… Алексей Чичкин
Известный советский деятель был сторонником сотрудничества с американским промышленным бизнесом
Валериан Владимирович Куйбышев (1888-1935), оказавший серьезное влияние на развитие СССР, совершенно незаслуженно, с моей точки зрения, остался за «кадром» перестроечных и постперестроечных времен. Мало кто знает, что он был крупным экономистом, одним из инициаторов создания планирующих органов, сторонником равномерного социально-экономического развития всех регионов Советского Союза. Причем, развития с акцентом на промышленные, а не на сырьевые отрасли. Масштабное советско-американское сотрудничество, налаженное в конце 1920-х-начале 1930-х годов, в первую очередь в промышленных отраслях, связано с его именем и деятельностью.

В одном из своих писем Сталину и Орджоникидзе в феврале 1931 г. В. Куйбышев писал: «…пример размещения отраслей в США показывает, что там нет только сырьевых или только индустриальных регионов. Это сочетание, в основном, сбалансировано по всей стране, поэтому нам целесообразно использовать данный опыт. Уже потому, что размещение ресурсов и территориальный фактор очень сближают нас с США». Именно в тот период американский бизнес, поощряемый властями, стал активно участвовать советской индустриализации. Как отмечали в те годы американские СМИ, в Вашингтоне и в деловых кругах хотели, что называется, «выстроить» экономико-политического союзника в лице новой России. Что, в свою очередь, позволило бы существенно уменьшить влияние в мире европейских держав, а также Японии.

Роль США в советской индустриализации признавал сам Сталин. 26 июня 1944 г. в беседе с председателем Торговой палаты США Эриком Джонстоном, он заявил: «Мы многим обязаны Генри Форду, он помогал нам строить автомобильные заводы». А далее прозвучало признание того, что «советские люди многому научились у американцев; американский опыт был использован при создании советской промышленности». На вопрос Джонстона, кто из американцев больше всего импонирует господину Сталину, тот назвал в первую очередь Форда (Шейнман И.Б. «Что я видел в Америке. Что я сделал в СССР», М.: 1934; Агапов Б. «Финланд — Нью-Йорк — Нижний» //газ. «За Индустриализацию!», № 213 - 11 сентября 1930 г.).

Так, по данным министерства торговли США, ряда других американских источников (см., например, Moorsteen R., «Prices and Production of Machinery in the Soviet Union, 1928—1958», Harvard University Press (USA), 1962), Сталинградский тракторный завод был построен в США, затем размонтирован, на 100 судах перевезён и уже потом собран в СССР.

«Днепрогэс» построили американская корпорация Cooper Engineering Company и германская Siemens. Горьковский автозавод им. Молотова был построен американской компанией Austin, а АЗЛК - по проекту корпорации Форда.

Знаменитая Магнитка – это почти точная копия металлургического комбината в г. Гэри (вблизи Чикаго, штат Индиана), созданная с помощью американской фирмы Albert Kahn Inc., с которой по поручению Совнаркома СССР активно контактировал Куйбышев. Эта же компания спроектировала и участвовала в строительстве 500 советских предприятий в 1926-1940-м гг. В СССР в тот период находилось около 200 тысяч американских ученых, инженеров и техников. Они подготовили 300 тысяч квалифицированных специалистов, то есть - основные кадры для советской промышленности на годы вперед.

Естественно, такая помощь не было безвозмездной: взамен СССР поставлял в США, по согласованным с ними ценам, сырье для черной и особенно цветной металлургии, титановую руду (ее поставки продолжались и в годы Великой Отечественной войны), фосфориты. А также деловую древесину, рыбопродукты, шерсть, кожсырье, льняной и конопляный текстиль. И почти треть упомянутой американской помощи оплачивалась из золотого запаса СССР. Но при этом до 70% объема тогдашних американских промышленных поставок в Советский Союз направлялось по ценам, которые были на 15-20% ниже, чем на мировом рынке.

В 1929-1930 гг. Куйбышев провел успешные переговоры по конкретным проектам с группой компаний и банков США. В результате, как уже отмечалось, они приняли участие в создании Днепрогэса, Сталинградского тракторного завода, ряда машино- и станкостроительных предприятий в Донбассе. В письме Кагановича Сталину от 19 августа 1932 г. отмечено, например, что «…Купер (глава корпорации Cooper Engineering Company) добивается приема у Вас и ставил сегодня у Куйбышева вопрос о продолжении работы своей фирмы у нас. А также о формах, отмечающих его заслуги в строительстве Днепростроя (Днепрогэс - А.Ч.). Я думаю, что можно бы выдать грамоту ему, отмечающую его заслуги. Он говорил, что всюду, где он строил, отмечали его заслуги особым актом» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 79, Л. 44-45.).

А вот еще пример участия Куйбышева во всестороннем развитии советско-американских отношений. В феврале 1934-го пароход «Челюскин» был раздавлен льдами в Чукотском море. Для спасения команды правительство СССР создало комиссию во главе с В.В. Куйбышевым. 23 февраля он встретился с представителями СМИ США, подробно рассказал о принимаемых и возможных мерах по спасению челюскинцев. Корреспонденты спросили: намерено ли советское правительство обратиться к администрации США с просьбой о помощи? Куйбышев ответил, что СССР – за взаимодействие с США и в этих вопросах. Уже 28 февраля советское полпредство в США телеграфировало И. Сталину, В. Куйбышеву и М. Литвинову (тогдашнему наркому иностранных дел СССР) о готовности американских властей оказать помочь в спасении челюскинцев и направить для этого тяжелые аэропланы с летчиками, причем бесплатно - в качестве жеста доброй воли.

По инициативе Куйбышева и Литвинова советская сторона приняла это предложение 3 марта.

Прямой американской помощи в спасательной операции не потребовалось, но для спасения челюскинцев советским самолетам любого типа было разрешено без ограничений использовать аэродромы на близкой к Чукотскому морю Аляске.

С госдепартаментом США была также достигнута договоренность о покупке по низким ценам двух самолетов для этой операции. Сделка состоялась во второй половине марта. По поручению правительства СССР эти вопросы курировал Куйбышев.

Кстати, персонал на аэродромах Аляски проявил исключительное внимание по отношению к советским летчикам, оказывал им всестороннюю помощь. За что американские бортмеханики Левари Уильям и Клойд Армистет 20 апреля 1934-го были награждены орденами Ленина и денежными премиями.

Эта линия вписывалась в политику президентских администраций Г.К. Гувера, затем (с 1934 г.) Ф.Д. Рузвельта. Заметим, что, хотя дипотношения между СССР и США были установлены в ноябре 1933-го, финансовое и технологическое содействие советской индустриализации американский бизнес стал оказывать со второй половины 1920-х годов.

…Биография Куйбышева, можно сказать, вполне типична для большевистских руководителей.

После внезапной кончины Ф.Э. Дзержинского он был председателем Высшего совета народного хозяйства (1926-1930 гг.), первым председателем Государственной плановой комиссии (1931-1934 гг.), председателем совнаркомовского Комитета советского контроля (1934-1935 гг.). Так что ему довелось участвовать в развитии многих отраслей отечественной экономики и, соответственно, системы хозяйственного планирования и экономического управления страной.

Что касается ранней биографии, то она вкратце такова. В августе 1898 года уроженец Самары десятилетний Валериан Куйбышев был зачислен как сын военного в Омский кадетский корпус. Уже в 1904-м он начал посещать местные марксистские кружки и в том же году вступил в РСДРП. Весной 1906 г. Куйбышев был исключен из Петербургской военно-медицинской академии за подпольную деятельность и уехал в Кузнецк, где организовал ячейку РСДРП. Потом занимался партийной работой в Томске, Петропавловске, на Алтае, после чего последовала ссылка в Зауралье. Осенью 1909-го Куйбышев поступил в Томский университет, оттуда в 1910-м был отчислен за революционную деятельность.

В 1910-1912 годах он находился в ссылке в западносибирском Нарыме. Бежал оттуда в мае 1912-го. Был арестован и выслан в Тамбов под гласный полицейский надзор. Опять совершил побег, вел революционную работу в Санкт-Петербурге, Вологде, Харькове. Затем его сослали в Иркутскую губернию, но и оттуда он бежал. Его снова арестовали и выслали в Туруханский край. Освободила Куйбышева Февральская революция 1917 года, как и сосланного в тот же далекий край Сталина. После Октября 1917-го Куйбышев – во главе Самары и Самарского региона, участвовал в разработке планов разгрома войск Колчака. В 1919-м руководил обороной Астрахани и Калмыкии от белогвардейцев и интервентов, после чего – до весны 1921 года работал в Средней Азии: в составе Реввоенсовета Туркестанского фронта и зампредседателя Комиссии ВЦИК и Совнаркома РСФСР по делам Туркестана.

Летом 1921-го Куйбышев становится членом Президиума ВСНХ и одним из руководителей госкомиссии по ГОЭЛРО. А в 1923-1925 годах возглавлял наркомат рабоче-крестьянской инспекции (впоследствии Комитет советского, а затем партийно-государственного контроля СССР); на XV съезде ВКП (б) в 1927-м по предложению Сталина, Орджоникидзе, Кирова и Молотова был избран в Политбюро ЦК.

По свидетельству его коллег и соратников, Куйбышев постоянно пополнял багаж социально-экономических знаний, изучая работы, в частности, Милютина и Богданова, Туган-Барановского и Витте, Бунге и Сперанского, Гильфердинга и Брантинга, а также Леонтьева, опальных Кондратьева и Чаянова.

Ему разрешали выписывать экономические журналы США, Великобритании, Финляндии, Чехословакии, Болгарии, Югославии.

Первым плановым органом СССР была созданная осенью 1919-го Комиссия по разработке 10-летнего плана электрификации под руководством Г.М. Кржижановского. В декабре 1920 года этот план был утвержден руководством страны. Причем в этом документе нашло отражение выдвинутое Куйбышевым предложение о максимально возможном использовании местных природных, в том числе энергоресурсов, что, по его мнению, целесообразно «не только для развития самой энергетики, но и для экономики регионов и всей страны в целом». В тот же период по инициативе Кржижановского, Дзержинского, Куйбышева, Орджоникидзе была проведена тщательная геологоразведка во многих регионах РСФСР, а затем и в других союзных республиках, для выявления энергетических и других сырьевых ресурсов.

ГОЭЛРО фактически стал первым государственным планом развития не только энергетики, но и большинства отраслей СССР. Среди объектов этого плана - заложенный в 1927 году Сталинградский тракторный завод (один из крупнейших отраслевых заводов в СССР), Кузнецкий и Подмосковный угольные бассейны, строительство межрегиональных портов, железных дорог, энергоёмких промышленных предприятий. Здесь напрямую связано с предложением Куйбышева о необходимости максимального использования местных природных ресурсов создание к концу 1920-х гг. и дальнейшее развитие Подмосковного угольного бассейна (Мосбасс). Куйбышев считал, что «…энергетика и в общем вся промышленность Европейского Центра РСФСР получат на долгие годы импульс для развития, если будут востребованы энергоресурсы этого региона». И вплоть до конца 1970-х, т.е. до стартовавшего в тот период перехода энергетики страны на «сверхдешевые» мазут и природный газ, Мосбасс оставался, можно сказать, энергетическим плацдармом региона. Кстати, план ГОЭЛРО был перевыполнен к 1932 году. Выработка электроэнергии в СССР в том году в сравнении с 1913-м увеличилась не в 4,5 раза, как планировалось, а почти в 7 раз: с 2 до 13,5 млрд. кВт-ч. Притом что территория Российской Империи в 1913-м была почти на 15% больше, чем у СССР.

Конечно, Куйбышев работал в годы становления директивной экономики, а в более широком контексте, - в период формирования т.н. командной системы управления страной. Он стал одним из созидателей этой системы, будучи сторонником «рекордных темпов», административных методов планирования и управления, призывал в 20-х «не зацикливаться» на детальном изучении последствий реализации требуемых социально-экономических решений. Но к сути плановой политики Куйбышев относился, скажем так, менее директивно, чем многие другие советские руководители.

Валериан Владимирович направил в марте 1926-го письмо Дзержинскому и Сталину, предложив составлять подробные планы социально-экономического развития – трех- или пятилетние.

Причем предлагал взять за основу союзного плана именно местное планирование. Когда «…сперва республики, области, края, округа составляют свои планы, затем они корректируются и утверждаются в союзном плановом органе. Так как этот орган… должен всячески предотвращать дублирование планов в региональном разрезе, с тем, чтобы обеспечивалась пропорциональность общесоюзного планирования и, значит, развития страны в целом». После такой работы, как полагал Куйбышев, союзному плановому ведомству надлежит собрать заявки региональных плановых органов на материально-технические и кадровые потребности. Таким образом, формировался бы общесоюзный план на определенное количество лет.

Дзержинский вначале поддержал такой подход к планированию, но вскоре стал высказывать небезосновательные опасения, что Центр рискует оказаться в «заложниках» не столько региональных планов, сколько региональных амбиций. Кроме того, регионы, по его мнению, могут сознательно «тянуть» со своими планами и заявками, чтобы к контрольному сроку попытаться вынудить Центр согласиться с первоначальными местными плановыми и заявочными потребностями. Что, в свою очередь, приведет к многочисленным перекосам как в общегосударственном планировании, так и в социально-экономическом развитии СССР в целом. Поэтому основой должно быть централизованное планирование, т.е. планирование «сверху». Эту позицию поддержали Сталин, Орджоникидзе, Киров, тогдашний предсовнаркома СССР Рыков. Согласился с ней в конце 20-х и Куйбышев.

Заметим, что «куйбышевская» концепция в 1950-х - 1960-х гг. фактически воплощалась в Югославии. И, похоже, прогнозы Дзержинского сбылись в СФРЮ.

Поскольку югославский комитет по планированию, директивно-управленческие функции которого, заметим, были ограничены, занимался в основном тем, что уговаривал регионы не дублировать развитие одних и тех же производств, сокращать их финансовые, сырьевые, кадровые и т.п. заявки. Причем, в большинстве случаев – тщетно. Поэтому общегосударственное социально-экономическое планирование в Югославии, изначально являясь рекомендательно-прогнозным, уже в начале 1970-х де-факто было отменено. Но не только в СФРЮ не нашли, что называется, золотой середины в этой политике: по причинам, схожим с югославскими, та же участь постигла советское госпланирование в последние четыре-пять лет существования СССР.

Напомним, что первым экономико-управленческим органом страны стал учрежденный в декабре 1917-го Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), в числе инициаторов создания которого был и Куйбышев. В состав ВСНХ входили отраслевые государственные ведомства, например, Главсахар, Главнефть, Главлесхоз, Главуголь, Центрочай, Центросоль. А на местах были созданы регионально-отраслевые совнархозы. Это был и юридически, и фактически - объединенный межотраслевой наркомат экономики.

В первой половине 1920-х в рамках НЭПа и стимулирования Центром расширения социально-экономических прав регионов СССР - а это вписывалось в вышеупомянутую куйбышевскую концепцию первичности местного планирования, - в непосредственном подчинении ВСНХ из 37 тысяч предприятий и объектов осталось только 4500 наиболее крупных. Тогда же был создан инициированный Куйбышевым, Дзержинским, Орджоникидзе и Рыковым первый государственный планово-регулирующий орган СССР – Главное экономическое управление ВСНХ. Но со второй половины 1920-х был взят курс на централизацию как планирования, так и управления экономикой. Отраслевые и управленческо-регулирующие функции ВСНХ и местных совнархозов стали «дробиться» на отраслевые наркоматы, управления, главки. А совнархозы были трансформированы в региональные исполкомы. В результате ВСНХ 5 января 1932-го был преобразован… в наркомат тяжелой промышленности, а в 1931 г. была создана государственная плановая комиссия уже не при ВСНХ, а при Совнаркоме СССР, которой было предписано планировать социально-экономическое развитие страны, исходя из приоритетности прежде всего общесоюзных задач.

Первые четыре года руководил комиссией Куйбышев. Он поддержал Сталина в вопросах определения приоритетов, темпов и методов экономического развития. Куйбышев в 1929-м отмечал, в частности, что «нужно во что бы то ни стало полностью обеспечивать потребности соцстроительства в рабочей силе. Иначе все наши планы останутся на бумаге». Ответственность за выполнение планов Куйбышев предлагал ввести в законодательство. Их недовыполнение, по мнению первого главы союзного Госплана, должно было предусматривать как административные санкции, так и уголовную ответственность.

По некоторым данным, Сталин, а также Орджоникидзе с Кировым «отговорили» Куйбышева от выступления с этим предложением на XVI съезде ВКП (б) в 1930 году. Но позиция его оставалась до середины 30-х крайне радикальной.

В 1931–м Куйбышев заявил: «Чем успешнее будет идти дело социалистического строительства, тем в большей степени будет нарастать сопротивление и противодействие со стороны враждебных сил как внутри, так и вовне».

А при его вступлении в должность руководителя Госплана он высказался в том же ключе: «…Госплан, который в основу своей деятельности кладет генеральную линию партии, - такой Госплан является совершенно обязательным органом диктатуры пролетариата, обеспечивающим ее торжество и всё дело построения социализма».

Между тем, многие задачи первой пятилетки (1929-1933 гг.) не были выполнены, особенно в части развития производства товаров широкого потребления, выработки чугуна, проката, электроэнергии, выплавки цветных металлов. Не помогли ни штурмовщина, ни фактически ограбление русской деревни во имя рекордных темпов индустриализации. Согласно многим источникам, в конце апреля 1934-го на расширенном заседании Политбюро ЦК В. Куйбышева в присутствии «отмолчавшихся» Сталина, Молотова, Кирова и Орджоникидзе обвинили в приверженности «троцкистскому левачеству» в экономике и сфере планирования, в «троцкистском пренебрежении» к основам экономической политики и к социально-экономическим реалиям. Предложили оставить должность главы Госплана СССР и сосредоточиться на работе руководителя Комитета советского контроля при союзном совнаркоме. Это предложение Куйбышев принял безоговорочно, признав свои «левацкие» ошибки, но отклонив обвинения в троцкизме.

Плановые задания второй пятилетки (1933-1937 гг.) составлялись с участием Куйбышева более тщательно, с использованием разработок по прогнозам спроса-предложения по товарам и услугам (подробнее см., например, «Куйбышев в документах и событиях», Мюнхенский институт по изучению истории и культуры СССР, 1965). Тем не менее, в рамках сложившейся государственной системы Куйбышеву в 30-х годах удалось в какой-то мере приблизить эту систему к текущим и перспективным потребностям экономического развития России и СССР в целом.

Скажем, еще в конце 1928-го Куйбышев, используя наработки Дзержинского и Орджоникидзе, выдвинул предложение о создании межрегиональных производственных комплексов, в которых сырьевую «начинку», перерабатывающие технологии, энергоснабжение и потребность в кадрах обеспечивали бы несколько регионов-участников таких комплексов. Это, по его мнению, должно было сократить сверхдальние перевозки разнообразной продукции, нагрузку на ограниченное число крупных предприятий общегосударственного значения и уменьшить нерациональную передислокацию профессиональных кадров. Предложение Куйбышева реализовывалось со второй пятилетки (1933-1937 гг.) и, пожалуй, главное подтверждение тому – многоотраслевые территориально-производственные комплексы на Украине, Урале, в Средней Азии, в Восточной Сибири, созданные в конце 1930-х-середине 1980-х годов. Да и сегодня такой подход актуален, так как подобные проекты реализуются в РФ, например, «Урал Промышленный - Урал Полярный», «Ямал-СПГ» (производство и вывоз сжиженного природного газа. – .), Тюменский электрометаллургический комплекс, Ивановский и Вологодский текстильные кластеры.

С 1930-х и до середины 1960-х реализовывались также идеи Куйбышева о целесообразности переработки местного сырья в регионах-производителях: «…переработки пусть не всегда комплексной, а начальной, первичной, неглубокой, но всё равно - переработки, которая устранит для какой-либо территории роль извечного сырьевого придатка и поставщика. Всё это можно и нужно тщательно изучать, планировать в увязке с общесоюзными социально-экономическими планами». Такие проекты Куйбышева отразились в его докладе, в частности, о плане второй пятилетки на XVII съезде партии в феврале 1934-го: «…в промышленности будет строиться и реконструироваться более 175 машиностроительных заводов, будет строиться 248 каменноугольных шахт, 79 районных электрических станций, 46 трубчаток и 96 крекингов, 18 крупнейших заводов черной металлургии, 25 заводов цветной металлургии, 313 наиболее крупных предприятий легкой промышленности и около 350 наиболее крупных предприятий пищевой промышленности». До трети указанного количества предприятий было построено позже - к 1940-1941 годам. Заметим, что похожие планы по развитию переработки разнообразного местного сырья сейчас разрабатываются или реализуются во многих субъектах Федерации, например, в Ростовской области, Поволжье, Красноярском крае, в Карелии.

Куйбышев выступал за такое освоение земель для нужд сельского хозяйства, которое будет планомерным, учитывает как традиции их использования, так и экологические факторы, в отличие, к примеру, от хрущевских «всесоюзного кукурузовозделывания», уничтожения травопольных севооборотов, чистых паров, методов освоения целинно-залежных земель.

Характерна в этой связи инициатива Куйбышева 1934 года по комплексному сельхозосвоению земель Заволжья - восточных районов Самарской, Ульяновской, Саратовской, Сталинградской и Астраханской областей, реализованную в 1940-х-начале 1950-х годов. В докладе на XVII съезде Куйбышев отметил: «…Развертывание ирригационных работ в Заволжье обеспечит уже в 1937 г. посев на 130 тыс. га зерновых на орошаемых землях в этих районах, что явится отправным пунктом великих работ по созданию свободной от случайностей погоды, серьезной и совершенно стабильной базы хлебного производства на Волге». Такая база, созданная с помощью межрегиональных почвозащитных лесных полос, была сформирована к середине 1950-х: до 20% товарного урожая пшеницы в СССР, и до 25% - в России (РСФСР) обеспечивало именно Заволжье. Но затем в угоду целинным и схожим «новациям» это регион стал опять превращаться в полупустынный, солончаковый, запущенный. Лесополосы в 1960-х - 1990-х частично иссохли, частично были вырублены. Теперь это, в большинстве своем, снова неиспользуемые в сельском хозяйстве земли, в чем автор этих строк убедился лично, когда в 2001 и 2011 годах побывал в ряде районов Астраханского, Саратовского и Волгоградского Заволжья.

…Куйбышев был одним из инициаторов поэтапного развития алюминиевой промышленности в стране на основе крупных ресурсов сырья и электроэнергии в богатых бокситами регионах (Ленинградская, Свердловская области, Красноярский край, Таджикистан, Армения, Северный Казахстан, Южная Украина). Как и азотно-туковой промышленности в Поволжье, Волго-Вятском регионе и в Приуралье. Сегодня эти отрасли, получившие развитие с середины 1930-х, – одна из экономических, в том числе экспортных «визитных карточек» данных регионов.

Занимался Куйбышев и другими, менее масштабными проблемами. Скажем, он призывал свести к минимуму импорт кондитерских изделий, особенно дорогостоящего готового шоколада. Опять-таки в связи с широкими ресурсными, кадровыми и технологическими возможностями, а также с производственными традициями этой отечественной отрасли. Стимулом здесь служил быстрорастущий спрос в стране на эти продукты. Реализации такой идеи способствовал основанный на бартере советский импорт какао-бобов, в основном из Бельгийского Конго и из Голландской Индии (большая часть современной Индонезии), в 1934 -1940-м годах. Кстати, современная Россия продолжает получать какао-сырье примерно из 10 стран в счет их задолженности перед бывшим СССР.

Куйбышев добился крупных госдотаций на реконструкцию в первой половине 30-х одной из крупнейших в Российской Империи и СССР Самарской кондитерской фабрики, основанной купцом А.А. Савиновым в 1880-х годах.

Валериан Владимирович призывал изучать и развивать традиции «кондитерского, равно как и целого ряда других производств, основанных до Октябрьской революции». И, в частности, «поставить бы дело так, как было оно, для примера, поставлено у Савинова…».

Куйбышев всячески способствовал созданию в 1929-м, на базе Шаболовского пивоваренного завода Торгового дома «Карнеева, Горшанова и Ко» (поставщик Его Императорского Величества), «Ударницы» - одной из крупнейших кондитерских фабрик в Москве по сей день, а в 30-х годах – кондитерских предприятий в Воронеже и Ростовской области. Продукция этих предприятий и сегодня пользуется высоким спросом не только в России.

Словом, многое из того, что предлагал В.В. Куйбышев, да и воплощенные «куйбышевские» проекты едва ли подпадают под «срок давности» и в современной России. Тем более, удивительно, что в Самаре была развернута кампания за то, чтобы перенести памятник Куйбышеву из центра города в какой-либо из пригородов. Но большинство самарцев высказались против, чем в 2011 году эта антиисторическая, по сути, кампания и закончилась. Примерно в это же время администрации примерно 20-ти других городов и посёлков РФ приняли решения о сохранении улиц имени Куйбышева. Остаются эти названия и в Беларуси. Но в целом для современной России Валериан Куйбышев совершенно незаслуженно стал некой исторической фигурой умолчания. Впрочем, не только он.

http://www.apn-spb.ru/publications/article12311.htm 2013-02-15
Алексей Волынец Ленинградское дело: птенцы гнезда Жданова
О «Ленинградском деле» написано немало. Даже очень много. С самых разных позиций и точек зрения. Но обычно ограничиваются лишь самим «делом», реже предшествовавшими послевоенными годами.

Возьмём на себя смелость утверждать, что «Ленинградское дело», формально стартовавшее в Москве с решения Политбюро 64 года назад - 15 февраля 1949 г., началось почти на четверть века раньше и весьма далеко от города на Неве, когда осенью 1926 г. на берега Волги приехал с инспекцией 25-летний инструктор Организационно-распределительного отдела ЦК ВКП(б) Георгий Маленков проверять работу 30-летнего секретаря Нижегородского губкома Андрея Жданова…

В разгар НЭПа некогда купеческий Нижний сотрясали забастовки рабочих, понятное дело, весьма нервировавшие официально пролетарскую власть. 25-летний инспектор ЦК рьяно взялся за дело – не смотря на то, что ему пришлось признать работу Нижегородской парторганизации «в общем удовлетворительной», он выявил ряд существенных недостатков. Так, например, причину недовольства рабочих заработной платой Маленков увидел в том, что партийные ячейки «слабо привлекают рабочие массы к обсуждению волнующих их вопросов». Вообще ситуация с настроениями пролетариата в освещении Маленкова выглядела удручающе. По его мнению, местные большевики не принимали никаких мер по привлечению низового актива к пропаганде политики партии, основная масса членов партии не посещала даже партийных собраний, не участвовала в общественной жизни и не платила членских взносов. Маленков отметил также большое количество растрат, краж и особенно пьянство.

По итогам инспекции в сентябре 1926 г. Жданова с объяснениями вызвали на заседание Оргбюро ЦК. Возглавлял Организационное бюро тогда авторитетный товарищ Сталин. Судя по тем вопросам, которые задавал ещё не ставший вождём технический руководитель партии, он не особенно интересовался алкогольным увлечением нижегородских коммунистов, но с беспокойством воспринимал стачки и забастовки. 30-летний «губернатор» Жданов толково ответил на все вопросы будущего «отца народов». Нижегородская губерния и её парторганизация испытывали те же трудности, что и большинство промышленных районов страны и местных организаций ВКП(б) в 20-е годы. Жданов же показал себя компетентным руководителем большого и сложного региона, а его политическая надёжность в борьбе с «троцкизмом» у Сталина вопросов не вызывала.

Именно с этой встречи рабочие контакты Жданова и Сталина становятся регулярными, через несколько лет они - соратники по партии и фракционной борьбе с троцкистами и зиновьевцами - станут приятелями и собутыльниками.

Но нужно признать и другое: в те же осенние дни 1926 года, похоже, родилась сохранявшаяся в дальнейшем всю жизнь неприязнь в отношениях Жданова и Маленкова, ставшего зачинщиком этого разбирательства в ЦК. В команде Сталина оба проработают бок о бок четверть века, будут изо всех сил вкалывать в одной связке, но по-человечески дружеских отношений у них никогда не будет. Без сомнений, эта неприязнь станет одной из причин подковёрной борьбы группировок Жданова и Маленкова в послевоенном будущем. Одной из…

Оба соратника-соперника будут практически одновременно и параллельно подниматься по карьерной лестнице к самой вершине, постепенно становясь ключевыми сталинскими «выдвиженцами». В 1934 г. оба станут руководителями аппарата ЦК ВКП(б). Маленков будет назначен на должность заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК, а Жданов тогда же станет третьим секретарём ЦК. В наше время это уровень ключевых фигур в администрации президента или аппарате правительства. Понятно, что чиновники такого уровня это уже не только политики и люди сами по себе – за каждым из них уже тогда сформировалась собственная чиновничья команда в десятки, если не сотни людей. Тот же Жданов привёл за собой на работу в ЦК из Нижегородского края нескольких доверенных лиц.

До сих пор загадочное убийство Кирова уже в конце 1934 года перебросит Жданова в Ленинград. Город на Неве в то время второй, а по ряду научно-промышленных показателей и первый мегаполис СССР. Ленинградская область в те годы включала, фактически, весь северо-запад России, от Пскова до Мурманска. При этом Жданов будет для тех лет уникальным чиновником – возглавляя один из важнейших регионов, он сохранит за собой и пост секретаря ЦК. Политбюро до самой войны будет принимать специальные постановления – сколько дней в месяц товарищ Жданов проработает в Ленинграде в Смольном, а сколько в Москве в Кремле.

При этом Жданов сохранит влияние и на парторганизацию огромного Нижегородского (тогда уже Горьковского) края, а одновременное руководство в двух первых мегаполисах страны позволит ему в течении нескольких лет сформировать один из самых крупных и влиятельных «кланов» в сталинской «вертикали власти». Уже в 1935 г. новый глава Ленинграда и секретарь ЦК весьма амбициозно заявил на пленуме горкома в Смольном: «Мы, ленинградцы, должны давать партийные кадры на экспорт». И этот экспорт ленинградских кадров шел в столицу, в Москву, зачастую прямо в Кремль.

Особенно такое выдвижение новых кадров усилилось в 1937-38 годах, когда по понятным причинам освободилось много руководящих постов и в Москве и в Ленинграде и – не соврём – во всех больших городах Советского Союза. Рушились в небытие старые карьеры и зачастую из самых низов на их месте воздвигались грандиозные новые… В марте 1939 года сам Жданов на XVIII съезде партии большевиков, фактически, прямо с трибуны рассказал об этом: «Если несколько лет тому назад боялись выдвигать на руководящую партийную работу людей образованных и молодежь, руководители прямо душили молодые кадры, не давая им подниматься вверх, то самой крупной победой партии является то, что партии удалось, избавившись от вредителей, очистить дорогу для выдвижения выросших за последний период кадров и поставить их на руководящую работу».

Именно в то время товарищ Жданов и «поставил на руководящую работу» тысячи людей, включая всех будущих фигурантов «Ленинградского дела». Но именно эти выдвинувшиеся к концу 30-х молодые кадры, выросшие и на основании личных способностей и за счёт разогнанного репрессиями до предельных скоростей «социального лифта», обеспечили выживание и победу в Великой Отечественной войне, затем обеспечили восстановление нашей страны в кратчайшие сроки и её превращение в мировую сверхдержаву. Обильная кровь на руках Жданова и прочих руководящих товарищей по итогам «репрессий» имеет среди прочего и этот немаловажный для нас результат.

Так, созданная именно в 1936-39 гг. «ленинградская команда» Жданова во время войны вынесет на своих плечах все 872 дня блокады, а многие выходцы из неё во время войны будут работать на самых ключевых постах в масштабах всего СССР.

Сразу после появления в Ленинграде, Жданов в дополнение к «людям Кирова», приведёт с собой в город на Неве и ряд старых знакомых по работе в Нижегородском крае. Так, Александр Щербаков, работавший с ним в Нижнем, а затем при создании Союза советских писателей, в 1936 г. сменил арестованного Михаила Чудова на посту 2-го секретаря Ленинградского обкома. Уже в 1937-38 гг. этот «человек Жданова» будет возглавлять ряд обезглавленных репрессиями обкомов в Сибири и на Украине. Накануне войны Щербаков возглавит Московскую партийную организацию, а затем и Главное политическое управление Красной Армии.

Но основные кадры ленинградской команды Жданова будут выращены им непосредственно в городе на Неве из молодёжи, сменявшей репрессируемую верхушку старой команды Кирова. Так, бывший в 1935-37 гг. председателем Ленинградской городской плановой комиссии и заместителем председателя горисполкома Николай Вознесенский уже в 1937 г. выдвинут на работу в Госплан СССР и возглавил этот ключевой для советской экономики орган – после Великой Отечественной войны зарубежные СМИ не случайно будут называть его «экономическим диктатором России». Как и Жданов, Вознесенский по отцовской линии был внуком сельского священника.

По свидетельству Анастаса Микояна, когда в декабре 1937 г. Сталин искал замену арестованному Валерию Межлауку на посту председателя Госплана, именно Жданов предложил кандидатуру Вознесенского. «Жданов его хвалил» – вспоминал Микоян.

Сестра Вознесенского, Мария, работавшая преподавателем в Ленинградском коммунистическом университете (ныне Северо-Западная Академия государственной службы), была арестована в 1937 г. как «участница троцкистско-зиновьевской организации, которая знала о троцкистах, не разоблачала их и назначала на преподавательскую работу заведомо чуждых элементов». На следствии Мария Вознесенская себя ни в чём виновной не признала, тем не менее, вместе с маленькими сыновьями и мужем была отправлена в ссылку в Красноярский край. Николай Вознесенский обратился за помощью к Жданову – ссылка была отменена и «дело» прекращено. Мария Вознесенская была восстановлена в партии и на преподавательской работе в Ленинграде.

В том же 1937 г. еще мало кому известный сын рабочего из Санкт-Петербурга, бывший 15-летний красноармеец и кооператор эпохи НЭПа, выпускник текстильного института Алексей Косыгин утвержден Ждановым на пост директора ткацкой фабрики «Октябрьская» (одна из старейших мануфактур Петербурга, до революции принадлежавшая иностранному концерну). Уже через год Жданов назначает толкового 33-летнего специалиста заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б), а затем главой Ленинградского горисполкома. Еще через год, в 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б) Косыгин по предложению Жданова избирается в ЦК, становится наркомом и возглавляет всю текстильную промышленность страны. И ещё через год, в 1940 г. Алексей Косыгин назначается заместителем председателя правительства (Совнаркома) СССР.

В результате столь стремительной карьеры, на этом посту, а затем и во главе правительства мировой державы СССР Косыгин проработает 40 лет, до 1980 года. Все экономические и научные достижения нашей страны во 2-й половине ХХ века будут связаны с его именем. Равно как за сорок лет управления второй экономикой мира с личностью Косыгина не будет связана ни одна коррупционная история, которая могла бы позволить усомниться в абсолютной бескорыстности «вечного» председателя Совмина СССР. Так что это ждановское кадровое наследие оказывало влияние на нашу жизнь очень долго.

Помимо руководителей, быстро уходивших на повышение в центральные органы страны, Жданов в короткие сроки сформировал команду управленцев, надолго «задержавшихся» с ним в Ленинграде. Здесь из всего множества руководящих в городе и области фигур стоит выделить, пожалуй, ближайшую к Жданову ленинградскую троицу – Алексея Кузнецова, Петра Попкова и Якова Капустина.

Все трое, когда они были замечены нашим героем, были чуть старше 30. Все трое имели рабоче-крестьянское происхождение и начали свой жизненный путь юными чернорабочими, совмещая пролетарский труд с общественно-политической активностью и жадной учёбой.

Алексей Александрович Кузнецов родился в 1905 г. в городке Боровичи в двух сотнях верст от Новгорода третьим, самым младшим ребёнком в семье рабочего лесопильной фабрики. На этой фабрике после церковно-приходской школы и городского училища в 15 лет он и начал свою трудовую биографию сортировщиком бракованных брёвен. До революции, вероятно, он так бы и остался среди опилок и досок, но начало 20-х годов уже давало рабочему пареньку возможность иной биографии. Лучший ученик городского училища, напористый и активный, он создает на фабрике первую комсомольскую ячейку. Вскоре избирается в уездный комитет РКСМ, и коммунистический союз молодёжи посылает его в одно из сёл уезда работать «избачом» - руководителем избы-читальни (они, эти «избы», были тогда первыми культурными центрами на селе, создававшимися большевиками еще до коллективизации). В конце 20-х гг. Алексей Кузнецов работает в уездных комитетах комсомола на Новгородчине. Здесь он прошёл все перипетии внутриполитической борьбы тех лет – в 1925 г. активно «разоблачал подрывную работу кулачества» в Боровичском уезде, будучи секретарем Маловишерского укома, «выявил и разгромил окопавшихся в уезде зиновьевских молодчиков», в 1929 г. боролся с «сомнительной публикой» в Лужском окружкоме ВКП(б)… Но не стоит думать, что вся эта борьба с кулачеством и сторонниками некогда могущественного Зиновьева была тогда сплошным очковтирательством или приятной синекурой.

Активный и непримиримый молодой комсомолец был замечен в окружении Кирова и в 1932 г. выдвинут на партийную работу в Ленинградский партаппарат. На момент появления в городе Жданова Кузнецов - 1-й секретарь Дзержинского районного комитета. Как позднее писала «Ленинградская правда»: «С особой силой тов. Кузнецов развернул свои организаторские способности на посту первого секретаря Дзержинского райкома ВКП(б). В Дзержинском районе сосредоточено много советских, хозяйственных и культурных учреждений, имеющих большое государственное значение. Районный комитет много сделал для очищения этих учреждений от окопавшихся в них троцкистско-зиновьевских и бухаринско-рыковских подонков…»

К 1937 г. Кузнецов работает заведующим Организационно-партийным отделом Ленинградского областного комитета ВКП(б). В сентябре 1937 г. 32-летний Алексей назначается вторым секретарём обкома, отныне он будет главным в Ленинграде помощником Жданова по партии и политике вообще. В разгар репрессий именно его осторожный Жданов делегирует в «особую тройку» и вообще переложит на хваткого и не колеблющегося Кузнецова основные функции в этой страшной области. Как позднее вспоминали о том времени работники Ленинградского управления НКВД: «У нас в УНКВД мы его и не видели. Кузнецов бывал часто…» Жданову даже придётся иногда сдерживать излишнее рвение своего молодого зама.

Так, в самом конце сентября 1937 г. начальник Ленинградского УНКВД Заковский подал в обком предложение об исключении из партии арестованного работника Комиссии партийного контроля по Ленобласти Михаила Богданова. Самого арестанта уже били в «Большом доме» на Литейном проспекте в кабинете заместителя начальника ОблУНКВД.

В ответ на предложение «чекистов» только что назначенный 2-м секретарем Кузнецов быстро подготовил не вызывающий сомнений проект решения об исключении: «Богданов М.В. был политически связан с группой Струпе, Кодацким, Низовевым… Восстанавливал в партии заведомо троцкистско-бухаринские к/р элементы, способствуя сохранению агентов фашизма в рядах парторганизации…». Документ подали на утверждение 1-му секретарю. Жданов этот текст Кузнецова не подписал и, как он любил выражаться, «подрессорил» – поменял убийственные строки своего зама на куда более мягкие выводы с предложением не исключать арестованного из партии, а лишь вывести из обкома и горкома, «сделав ему последнее предупреждение». Свободу Богданову это не вернуло, но от немедленного смертного приговора спасло.

Помимо Алексея Кузнецова среди партийных «выдвиженцев» ленинградской команды Жданова стоит упомянуть Терентия Штыкова. Родившийся в 1907 г. сын белорусского крестьянина из Гродненской губернии, он в 20 лет закончит в Ленинграде профессионально-техническую школу, вступит в партию. С 1931 г. будет работать в райотделах ленинградского комсомола, а с 1938 г. станет ближайшим помощником Жданова и Кузнецова в обкоме партии. Уже после Великой Отечественной войны, в 1945 г. судьба забросит Терентия Фомича Штыкова очень далеко от Ленинграда, на север Корейского полуострова. Там бывший работник ленинградского обкома по ждановским лекалам будет строить коммунистическую партию и государство Северной Кореи. Не случайно проекты устава новой Трудовой партии Кореи и конституции Северной Кореи будут обсуждаться в кремлевском кабинете Жданова. Но мы еще вернёмся к этой ориентальной истории, пока же отметим, что брошенные в корейскую почву ждановские партийно-государственные рецепты и поныне показывают удивительную жизнеспособность в самых жестких условиях…

Партия являлась основным стержнем всего государственного и экономического аппарата эпохи Сталина. Но помимо профессиональных партработников, таких как Алексей Кузнецов или Терентий Штыков, для руководства городским хозяйством требовались и иные люди. Такими «крепкими хозяйственниками» для Жданова стали Пётр Попков и Яков Капустин.

Пётр Сергеевич Попков родился в 1903 г. в селе под Владимиром. Отец его был столяром, кроме Петра в семье было еще трое братьев и три сестры. Поэтому с 9 лет, едва проучившись в двух классах церковно-приходской школы, мальчика отдали в батраки. До 12 лет он пас чужой скот. В 1915 г. отец отвез его во Владимир, отдав учеником в частную пекарню. Через несколько лет подросток, как и отец, стал столяром. До 1925 г. Пётр работал в столярных мастерских Владимира. Работу совмещал с учебой в вечерней школе для малограмотных. Вступил в комсомол, а в 1925 г. в партию. Хотел пойти учится по партийной путёвке в ВУЗ, но из-за болезни отца вынужден был вернуться к столярной работе, чтобы содержать семью. Только в конце 20-х гг. столяр Петр Попков поступает на рабфак при Педагогическом университете Ленинграда. Рабочие факультеты в 20-30-е гг. осуществляли подготовку для учёбы в ВУЗах пролетарской молодежи, не получившей своевременного среднего образования.

Успешно подтянув грамотность на рабочем факультете, Попков в 1931 г. поступает в ленинградский Институт инженеров коммунального строительства на инженерно-экономический факультет. Высшее образование он завершает в том самом 1937 г. и после окончания института остаётся работать в нём секретарем парткома и заведующим научно-исследовательским сектором. Так полунищий мальчик-батрак, подросток-пекарь и юный столяр становится авторитетным членом первичной организации правящей партии и уважаемым инженером, человеком с высшим образованием, что всё ещё большая редкость в той полуграмотной стране.

Вспомним, что в конце 1937 г. в СССР по новой Конституции проводятся выборы в советы всех уровней. А в Ленинграде к тому же только что проведено Ждановым новое районирование в связи с планами реконструкции города. И в ноябре 1937 г. Пётр Попков был избран в совет одного из таких новых городских районов. Одновременно, идущие в стране репрессии открывают массу вакансий, запуская грандиозный «социальный лифт». Так, по совокупности разнообразных причин, технически грамотный и активный член партии большевиков с безупречной пролетарской биографией становится председателем Ленинского районного Совета депутатов трудящихся города Ленинграда.

Райсовет тогда решает все вопросы местного значения, от культурного строительства до насущных вопросов коммунального хозяйства и быта. И инженер коммунальных систем оказывается на своём месте – Попков лично «строит» и контролирует всё в новом Ленинском районе: от ветеринарной инспекции до райотдела образования, от ЗАГСа до торгинспекции и бухгалтерии. Например, он лично назначает и ежедневно проверяет всех управдомов на своей территории. По итогам первого года его работы все многочисленные и жёсткие тогда проверки не находят растрат и хищений по новому району.

Жданов быстро замечает перспективного «хозяйственника». Ленинградскому, партийному лидеру явно импонирует молодой и толковый практик с блестящими для тех лет характеристиками. И сам Попков в этот период на рабочих совещаниях с теми же управдомами постоянно упоминает о своих контактах с самым главным ленинградским начальником: «Не случайно, товарищ Жданов звонит к нам и требует каждую десятидневку сводку...»

Под патронажем Жданова хозяйственная карьера Петра Попкова развивается стремительно. С 1938 г. он становится заместителем председателя, а в 1939 г. председателем Ленинградского горсовета.

Еще одним ключевым представителем ленинградской команды Жданова становится Яков Капустин Яков Фёдорович родился в 1904 г. в крестьянской семье Весьегонского уезда Тверской губернии. С 19 лет чернорабочий на Волховстрое, построенной большевиками по личному указанию Ленина в 1918-26 гг. первой крупной гидроэлектростанции в России. После Волховстроя Капустин работает помощником слесаря и клепальщиком на знаменитом Путиловской заводе в Ленинграде. В 1926-28 гг., находясь на срочной службе в красной армии, вступает в партию большевиков. После армии работает на том же Путиловском, уже Кировском заводе. В начале 30-х пролетарий Капустин идет учится в Индустриальный институт (до революции Санкт-Петербургский политехнический институт, ныне Санкт-Петербургский государственный политехнический университет). В середине 30-х годов это крупнейший в стране технический ВУЗ, в котором под руководством почти тысячи профессоров и преподавателей обучается свыше 10 тысяч студентов и аспирантов. С 1935 г. Индустриальный институт возглавит человек из «команды Жданова», бывший руководитель Нижегородского краевого отдела народного образования Пётр Тюркин (в конце 1937 г. он станет Народным комиссаром просвещения РСФСР, а в 1949 г. тоже будет одним из фигурантов «ленинградского дела…»)

В том же 1935 г. уже аспирант крупнейшего в стране технического ВУЗа Яков Капустин по направлению Кировского завода, крупнейшего машиностроительного в стране, отправляется на стажировку в Англию, где изучает производство паровых турбин. После заморской учёбы инженер Капустин в 1936 г. становится помощником начальника цеха Кировского завода. Начальником цеха был Исаак Зальцман, будущий основной танкостроитель в сталинском СССР, которого тоже относят к «людям Жданова». Позже западные исследователи и журналисты прозовут Зальцмана «королём танков». В 1937 г. между Зальцманом и Капустиным возникает жёсткий производственный конфликт, типичный в то время форсированной индустриализации и ускоренного научно-технического развития. Спор Зальцмана и Капустина едва не кончился исключением последнего из партии.

Однако, благодаря вмешательству Жданова, Капустин не только остался на заводе и в партии, но в 1938 г. уже возглавил парторганизацию этого гиганта ленинградской индустрии. Еще через год, в 1939 г. инженер Яков Капустин становится секретарём Кировского райкома партии, а в 1940 г. назначается 2-м секретарём Ленинградского горкома ВКП(б).

1-м секретарем и обкома и горкома был Жданов. 2-секретарем областного комитета – Алексей Кузнецов. 2-секретарем городского комитета – Капустин. Т.е. Кузнецов замещал нашего героя по области, а Капустин по городу. Но в сталинской иерархии обком стоял выше горкома. Фактически к 1940 г., когда окончательно сложилась ленинградская команда Жданова, её верхушка выглядела следующим образом: на первом месте, на вполне заоблачном верху, где-то там по правую руку от «великого вождя всех народов» стоит член Политбюро ЦК товарищ Жданов, главным после него в Ленинграде и области является товарищ Кузнецов, за ним идут Капустин и Попков, после них остальные партийные, советские и хозяйственные руководители города и области.

Анастас Микоян в своих мемуарах пишет о Жданове и его ленинградских заместителях: «Они искренне хорошо относились друг к другу, любили друг друга, как настоящие друзья». Авторы сборника «Ленинградское дело» (1990 г.), опираясь на воспоминания сотрудников аппарата ленинградского горкома, утверждают, что Алексей Кузнецов был по-настоящему предан своему патрону, он буквально «не выходил из кабинета Жданова». То же можно сказать и о других лидерах команды – Попкове, Капустине и прочих. Это проявлялось даже в мелких деталях: так, в сугубо личной записной книжке секретаря обкома Штыкова по фамилиям фигурируют: «Кузнецов», «Микоян», «Косыгин»… Но обязательно: «Тов. Сталин» и «Тов. Жданов». Даже в личном общении за глаза никто из них не говорил просто «Жданов» – исключительно «Андрей Александрович» или «товарищ Жданов».

Уже после войны, когда Жданов окончательно уёдет на работу в Кремль, непосредственно не работавшие с ним ленинградские начальники будут называть его «основной шеф», просто «шефом» станет уже Алексей Кузнецов.

Но клан Жданова, как мы помним, отнюдь не ограничивается Ленинградом. Столицу страны, Москву, возглавляет его «человек» - Александр Щербаков. В правительстве страны ключевую роль играют ждановские выдвиженцы, два заместителя председателя Совнаркома – Вознесенский и Косыгин. И всё это только верхушка большого чиновничьего айсберга…

Продолжение следует

http://www.apn-spb.ru/publications/article12341.htm 2013-02-19
Алексей Волынец Ленинградское дело: кадры на экспорт
Продолжение.

Накануне 1941 года в сталинской «вертикали власти» формируются три самых больших и наиболее влиятельных группировки, ориентированные на Жданова, Маленкова и Берию. При этом формально Жданов даже весомее, он полноправный член Политбюро, в то время как Маленков и Берия лишь кандидаты. Чуть более слабые Георгий Максимиллианович и Лаврентий Павлович активно «дружат против» Андрея Александровича.

Несомненно, Сталин вполне сознательно выстраивает в иерархии под собой систему сдержек и противовесов – соперничающие группировки создают необходимый взаимный контроль и баланс. Начиная с 1940 года наиболее ответственные мероприятия Сталин будет поручать сразу двоим соперникам, Жданову и Маленкову. Так именно эти двое летом 1940 г. образуют специальную комиссию, созданную для проверки Наркомата обороны в процессе смены руководства после Финской войны.

Чуть позже, 10 апреля 1941 г. Сталин собственноручно напишет решение Политбюро: «Приказы Наркомата обороны, имеющие сколько-нибудь серьезное значение, издавать за подписями наркома, члена Главвоенсовета т. Жданова или т. Маленкова и начальника Генштаба».

Накануне вероятной войны, 4 мая 1941 г. Политбюро утвердило постановление «Об усилении работы советских центральных и местных органов», в соответствии с которым Сталин становился главой правительства – Совета Народных Комиссаров СССР, теперь уже официально сосредотачивая в своих руках не только высшую партийную, но и высшую государственную власть. При этом глава «ленинградцев» Жданов официально назначался вторым человеком в партии: «Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию ПБ ЦК первым секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по секретариату ЦК…» С этого дня Андрей Жданов официально становился вторым человеком в правящей партии – а с учетом роли ВКП(б), и вторым человеком во всей властной иерархии СССР.

Первым заместителем Сталина в Совнаркоме назначался «ленинградец» Николай Вознесенский. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) – главное идеологическое ведомство страны – тогда же возглавил еще один член ждановского клана, Александр Щербаков. При этом он же возглавлял и Московской комитет партии. Жданов также оставался руководителем огромного тогда Ленинградского региона. Дополнительно, он и Вознесенский войдут в образованную в конце мая 1941 г. Комиссию по военным и военно-морским делам при Бюро Совнаркома СССР. В начале июня, сменив арестованного Бориса Ванникова, наркомом вооружений СССР станет ленинградец Дмитрий Устинов, замеченный Ждановым накануне советско-финской войны, бывший директор Обуховского завода и будущий маршал, бессменный глава советского ВПК в эпоху его расцвета.

Таким образом, накануне Великой Отечественной войны «ленинградская команда» Жданова становится наиболее значительной и влиятельной группировкой среди партийно-государственного чиновничества СССР.

Четыре года страшной войны затормозили стремительное наступление «ленинградской группы» во властных структурах страны. Впрочем, война же приостановила на время и подковёрную борьбу группировок внутри власти. Общий воз борьбы со смертельным врагом все тянули сообща и дотянули до самого Берлина.

С января 1945 г. решением Политбюро, в связи с необходимостью сосредоточить усилия на работе в ЦК и Созной контрольной комиссии по Финляндии, «основной шеф» ленинградцев Жданов оставил пост 1-го секретаря Ленинградского горкома и обкома, который занимал 10 лет. Новым первым лицом Ленинграда 17 января 1945 г. был избран ближайший ждановский помощник в предвоенные годы и в блокаду Алексей Кузнецов.

Вскоре после завершения Второй мировой войны, 4 сентября 1945 г., советское руководство вернулось к довоенным структурам власти, упразднив ГКО (Государственный комитет обороны) и официально передав все его дела Совету народных комиссаров. Неформальная верховная власть внутри страны в тот период сосредоточивалась в руках так называемой «пятёрки» - группы членов Политбюро, ставших наиболее близкими к Сталину в годы войны. Помимо самого вождя, в «пятерку» входили Маленков, Молотов, Берия и Микоян.

В конце победного 1945 г. у Сталина произошел довольно резкий конфликт с Вячеславом Молотовым, неизменным руководителем советской внешней политики на протяжении всей Второй мировой войны. Одним из итогов этих закулисных событий и стало решение Политбюро от 29 декабря 1945 г. о возвращении Жданова в Москву и фактическом расширении «пятёрки» до «шестёрки». Формально это выглядело так – по инициативе Сталина было принято решение об организации комиссии по внешним делам при Политбюро, куда вождь вписал прежнюю руководящую «пятерку», а также Жданова. Де-факто, такая узкая комиссия руководила не только внешней политикой, но и всей жизнью СССР.

Перед войной Андрей Жданов и неформально и сугубо официально, согласно постановлению Политбюро от 4 мая 1941 г., занимал пост второго человека после Сталина в правящей коммунистической партии. Де-факто, он тогда стал вторым лицом во всей советской партийно-государственной иерархии. Затем линии фронта блокады несколько отдалили его от неформального центра реальной власти. Будучи руководителем окруженного Ленинграда, а затем фактическим наместником в замирённой Финляндии, он мог бывать в Кремле и у Сталина только редкими наездами (точнее – прилётами). Естественно, его влияние на дела в центре стало уступать влиянию Маленкова или Берии, особенно набравших вес в годы войны. Но всё это время Жданов являлся, фактически, единственным из высших военных и политических руководителей СССР, кто тянул свой отдельный огромный участок работ почти автономно от Сталина – т.е. был не только старательным подручным, но и реальным соратником, способным самостоятельно понимать и решать общие задачи. Годы войны не только сохранили, но, похоже, укрепили прежнее, довоенное отношение Сталина к Жданову.

Поэтому ждановское «путешествие из Петербурга в Москву» – возвращение одного из нескольких секретарей ЦК в ранг второго человека в стране – было стремительным. Через сутки после заседания Политбюро от 29 декабря 1945 г., в 0 часов 15 минут 31 декабря Андрей Жданов появился в кремлёвском кабинете Сталина. Логично предположить, что новый 1946 г. старые собутыльники встретили вместе на сталинской даче.

Решения, принятые на заседании Политбюро 29 декабря, породили целый букет последствий: заметно сдал в аппаратном весе Молотов, из влиятельнейшего соратника он превращался в «обычного» главу внешнеполитического ведомства; Берия уходил с поста наркома внутренних дел, чтобы сосредоточиться над важнейшим атомным проектом – пусть и временно, до успешного, но ещё неочевидного решения этой задачи, его влияние неизбежно снижалось; было начато расследование в наркомате авиационной промышленности, которое породит вскоре далеко идущие и неприятные последствия для Маленкова, куратора авиапрома в годы войны; специализировавшийся на внешней торговле и снабжении Микоян, будучи самым младшим по рангу членом прежней «пятёрки», не мог тягаться в аппаратном влиянии ни с вышеназванными товарищами, ни с нашим героем. «Свято место пусто не бывает» - образовавшиеся по тем или иным причинам лакуны на вершине власти вокруг Сталина очень быстро заняли Жданов и команда его «ленинградцев».

В феврале 1946 г. в СССР прошли первые послевоенные выборы. С высоты Политбюро и ЦК их проведение курировал именно Жданов. 19 марта 1946 г. в 7 часов вечера опять же Жданов в качестве председательствующего, в присутствии многочисленных почётных гостей, иностранных дипломатов и корреспондентов, а также Сталина и всей верхушки СССР в президиуме, открыл в Большом кремлёвском дворце первое совместное заседание обеих палат новоизбранного Верховного совета СССР.

Примечательно, что в качестве второго выступающего он предоставил слово Алексею Кузнецову, тоже избранному депутатом Верховного совета. Фактически, Жданов и его протеже Кузнецов стали ведущими этого главнейшего церемониального мероприятия страны, на котором парламент Советского Союза утвердил официальное прошение Сталина о формировании правительства СССР. Это заявление Сталина было написано на имя «Председателя совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей тов. Жданова А.А.» Таким образом, именно Жданов, выступая в роли главы законодательной власти, перед лицом страны и мира утверждал Сталина в качестве главы власти исполнительной.

Но тогда главную роль играла всё же совсем иная «ветвь» власти – партийная. И в марте 1946 г. параллельно с первой сессией нового Верховного совета в Москве прошел пленум ЦК ВКП(б), фактически сыгравший роль съезда партии. Главными докладчиками выступили Сталин, Жданов и Маленков – именно они по итогам пленума стали центральными фигурами в партии: только эти трое одновременно заняли руководящие должности во всех трех высших органах ЦК партии – Политбюро, Оргбюро и Секретариате ЦК.

Результатом пленума стал и внушительный аппаратный рост кадров из команды Жданова. Секретарями ЦК ВКП(б) стали Алексей Кузнецов, 1-й секретарь Ленинградского обкома, и Георгий Попов, 1-й секретарь Московского областного комитета ВКП(б), человек из команды ждановского выдвиженца Александра Щербакова, лишь год назад сменивший на посту секретаря столичного обкома самого Щербакова, неожиданно скончавшегося 9 мая 1945 г. Кандидатом в члены Политбюро стал Алексей Косыгин, ленинградский выдвиженец Жданова, тогда заместитель председателя правительства.

Менее чем через месяц, 13 апреля 1946 г. Политбюро утвердило распределение обязанностей между новым составом секретарей ЦК ВКП(б). Жданов теперь курировал Управление пропаганды и агитации ЦК и вообще всю работу партийных и советских организаций в области пропаганды и агитации, а также Отдел внешней политики ЦК. При этом его ближайший помощник Алексей Кузнецов, освободив пост 1-го секретаря Ленинградского обкома, возглавил крупнейшее и главное в ЦК Управление кадров, он же сменил Маленкова в качестве председательствующего на заседаниях Секретариата ЦК. В аппарате ЦК появился еще один близкий ждановской команде человек – 38-летний Николай Патоличев, бывший в годы войны 1-м секретарем Челябинского обкома, отныне возглавивший Организационно-инструкторский отдел ЦК, руководивший местными парторганами.

Нижегородский комсомолец Патоличев познакомился с нашим героем ещё в 20-е годы. Через полвека, уже в 70-е годы, он так опишет своё назначение секретарём ЦК:

«И вот кремлёвская квартира Сталина. В прихожей мы задержались. Поскрёбышев похлопал меня по плечу – не робей, мол, - и оставил меня одного… Сказать, что я очень волновался – значит почти ничего не сказать. Открываю дверь. В комнате у стола стоит Сталин, а за столом два секретаря ЦК – Андрей Александрович Жданов и Алексей Александрович Кузнецов. Поздоровавшись, Сталин предложил сесть. А сам, как всегда, продолжал стоять и ходить. По выражения лиц Жданова и Кузнецова вижу, что обстановка спокойная…

Сталин ходил по комнате, говорил негромко, будто думал вслух… Сталин внимательно всматривался.

- С какого года в партии?

- С 1928-го.

Сталин опять пошёл и снова остановился.:

- А что если мы утвердим вас секретарём ЦК? – Посмотрел на меня и снова пошёл.

Когда он повернулся к нам спиной, я оглянулся на Жданова и Кузнецова. Жданов, улыбаясь, развел руками, как бы говоря: “Сам решай, сам думай”.

Поравнявшись со мной, Сталин сказал:

- Ну скажите же что-нибудь!

- Товарищ Сталин, решайте, как вы считаете нужным, - был мой ответ».

Аппаратная революция Жданова развивалась быстро. 4 мая 1946 г. Политбюро, по итогам «дела авиаторов» – расследования деятельности бывшего наркома авиапромышленности Шахурина – и с подачи Сталина, приняло решение о смещении Маленкова с поста секретаря ЦК. В обоснование этого в постановлении говорилось: «Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них ЦК ВКП(б)». 4-6 мая это постановление Политбюро утвердили и решением ЦК ВКП(б). В отличие от узкого Политбюро, ЦК насчитывало десятки человек, работавших по всей стране, и таким образом весть о резком понижении недавно всесильного в аппарате Маленкова широко разошлась среди партийного начальства областного и республиканского уровня.

Георгий Маленков понес лишь «моральную ответственность», остался на вершине власти и сохранил ряд ключевых постов, но на ближайшие два года его влияние, а главное, влияние «его людей», сложившейся вокруг него чиновничьей команды, заметно снизилось. 2 августа 1946 г. постановлением Политбюро Жданов стал председателем «директивного органа ЦК» - Оргбюро. С этого времени фактическое руководство всем аппаратом ЦК – штабом правящей партии – перешло в руки Жданова, его «ленинградцев» и близким им кадрам. Помимо этого роль главного куратора идеологической сферы, с учетом роли и места идеологии в то время, позволяла Жданову от имени ЦК, фактически, осуществлять общее управление всеми сферами внутренней и внешней политики СССР. Не случайно именно тогда сложилась традиция Политбюро, когда «зам по идеологии» одновременно является признанным всеми первым заместителем Главного – будь то Сталин или Брежнев…

В 1946 г. перестало собираться официальным полным составом и Политбюро, фактическое руководство им перешло в руки неформальной «шестёрки» - Сталина, Жданова, Маленкова, Берия, Молотова и Микояна. Так как влияние четырёх последних в 1946-48 гг. было по разным причинам ограничено, сфера деятельности Жданова заметно расширилась. В отличие от других членов «шестерки», он занимался не каким-то узким участком работы, а в течение 1946 г. стал практически первым заместителем Сталина. Круг его обязанностей, охватывал внешнеполитические вопросы, идеологию, организационно-партийную работу, кадры и т.п. Наряду со Сталиным он стал подписывать совместные постановления ЦК и Совета Министров. В эти два первых послевоенных года Жданов возглавлял всевозможные комиссии и комитеты, с ним согласовывались практически все решения, принимавшиеся Политбюро, Секретариатом и Оргбюро ЦК. В тот период полномочия в таком объеме имел лишь сам Сталин.

К концу 1946 г. баланс в неформальной правящей группе еще более изменился в пользу Жданова. Влияние Микояна, ответственного за снабжение, упало в связи с неурожаем и нехваткой хлеба, а сама «шестёрка» превратилась в «семёрку», включив в свой состав «ленинградца» Николая Вознесенского, заместителя Сталина в Совете министров, еще одного человека из команды Жданова.

1946-48 гг. стали периодом настоящей аппаратной экспансии «ленинградцев» Жданова и иных его выдвиженцев. Пошёл в рост и «крепкий хозяйственник» - действительно, крепкий хозяйственник, без кавычек - Пётр Попков, чье косноязычие нередко было поводом для ждановского юмора в дружеском кругу ленинградской верхушки. С легкой руки нашего героя, среди обитателей Смольного за Попковым закрепилось прозвище «Типичное не то» - именно так реагировал Жданов на все публичные выступления председателя исполкома Ленинградского горсовета. Но Жданов, явно, по-человечески любил этого здорового добродушного увальня, блестящего знатока городского хозяйства, толкового, но не способного к речам, и именно его, после выдвижения А.Кузнецова в ЦК, рекомендовал на пост 1-го секретаря Ленинградского обкома. Что, кстати, вызвало явную ревность еще одного ждановского зама по ленинградскому хозяйству, куда более интеллигентного инженера Якова Капустина, искренне считавшего, что пост «первого» в городе и области больше подходит именно ему. (Здесь товарищ Жданов уже на своём уровне явно выстраивал собственную систему сдержек и противовесов – конкуренция Попкова и Капустина при нём играла ту же роль, что и его конкуренция с Маленковым подле Сталина…)

Помимо партийного поста ленинградский глава Попков получил еще и членство в Президиуме Верховного Совета СССР. Сам же Жданов до середины 1947 г. одновременно занимал руководящие посты сразу в двух самых значительных советских «парламентах» - как председатель Совета Союза Верховного Совета СССР и председатель Верховного Совета РСФСР. При этом ждановские выдвиженцы безраздельно доминировали в высших госорганах РСФСР, самой значительной республики Советского Союза. Алексею Кузнецову в ЦК партии, помимо руководства Управлением кадром, поручили также наблюдение за деятельностью всех обкомов в РСФСР.

В марте 1946 г. председателем Совета министров РСФСР стал 39-летний Михаил Родионов, педагог по призванию и образованию, в начале 30-х годов молодым комсомольцем работавший в культурно-просветительском отделе «администрации» Жданова в Нижегородском крае. До назначения главой правительства РСФСР Родионов занимал пост, который 12 лет назад оставил Андрей Жданов – 1-го секретаря Горьковской (Нижегородской) области. Когда Родионов пошёл на повышение в Москву, в Горький (Нижний Новгород) на пост председателя исполкома Горьковского областного совета отправился Николай Жильцов, ранее работавший в команде Жданова в Ленинградском облсовете. Первым же заместителем Родионова, как главы правительства РСФСР, вскоре стал зампред Ленинградского горсовета Михаил Басов.

Выходцы из ленинградской команды Жданова в этот период возглавят и целый ряд регионов страны. «Ленинградцы» займут ключевые посты во вновь созданных в 1944-45 годах Псковской и Новгородской областях. Второй секретарь Ленинградского обкома Иосиф Труко возглавит Ярославскую область. Председатель Исполкома Леноблсовета Николай Соловьев возглавит входившую тогда в РСФСР Крымскую область. Секретари Ленинградского горкома Георгий Кедров и Александр Вербицкий станут партийными руководителями соответственно Эстонской ССР и Мурманской области.

Примыкал к «ленинградской группе» и 40-летний Георгий Попов, инженер-электрик по профессии и образованию, фактический глава столицы СССР и РСФСР, 1-й секретарь Московского областного и городского комитетов ВКП(б). Он, как глава всех коммунистов Москвы и области, мог эффективно влиять на все расположенные в столице министерства, ведомства и предприятия общесоюзного значения через их партийные комитеты, входившие в структуру обкома и горкома.

Пётр Кубаткин, начальник Управления НКГБ-МГБ по Ленинградской области, 39-летний генерал-лейтенант, сработавшийся в годы блокады со Ждановым, в июне 1946 г. возглавил 1-е Управление МГБ СССР, т.е. всю внешнюю разведку страны. Формально это ответственное назначение курировалось новым руководителем Управления кадров ЦК Алексеем Кузнецовым, в ведение которого входили и все «силовые структуры». Кубаткин и Кузнецов весьма сблизилось за годы тесной работы во время блокады Ленинграда, но, несомненно, такое назначение было санкционировано самим Ждановым, который, всегда сдержанно относился к «органам» и был не прочь поставить этот страшный инструмент под свой контроль. Но здесь по не вполне понятным причинам «нашла коса на камень». По одной версии, Кубаткин не сработался с новым министром МГБ, бывшим начальником грозного «Смерша» Виктором Абакумовым. По другой – был быстро снят с высокой должности из-за того, что проявил слабость, приняв в подарок трофейный автомобиль. Также известно, что сам Кубаткин без энтузиазма встретил назначение на пост главы внешней разведки, ссылаясь на отсутствие профессионального опыта в такой деликатной сфере. Так или иначе, через несколько месяцев Пётр Кубаткин был снят с должности начальника 1-го Управления МГБ и – что показательно – явно не без протекции ждановской команды, переведён в город Горький начальником областного Управления госбезопасности.

При этом, знаменитый генерал-диверсант Павел Судоплатов так вспоминает обстоятельства назначения нового руководителя МГБ в мае 1946 г.: «…Сталин тут же предложил назначить министром Абакумова. Берия и Молотов промолчали, зато член Политбюро Жданов горячо поддержал эту идею». По словам того же Судоплатова, ждановский протеже Кузнецов и глава МГБ Абакумов «установили самые тесные дружеские отношения». В то же время взаимоотношения Абакумова с основными конкурентами «ленинградской группы» – как со своим бывшим начальником Берия, так и, после «дела авиаторов», с Маленковым – оказались весьма непростыми… У Жданова же с Абакумовым складывались вполне рабочие контакты. Например, в марте 1946 г. тогда еще только начальник армейской контрразведки докладывал Сталину: «В соответствии с Вашими указаниями материал по делу Власова и других в настоящее время просматривает товарищ Жданов, и в ближайшие дни Вам будут представлены для рассмотрения и утверждения наши предложения об организации суда над этой группой власовцев». Подготовленный Абакумовым и Ждановым процесс по делу предателей-власовцев пройдёт летом 1946 г.

Успешно продвигались «кадры» Жданова и в вооруженных силах. Бывший командующий Ленфронтом Леонид Говоров, наиболее близкий «ленинградцам» из маршалов Советского Союза, с послевоенного поста командующего Ленинградским военным округом в апреле 1946 г. переведен с повышением на должность главного инспектора Сухопутных войск. Уже в январе 1947 г. он становится главным инспектором всех вооруженных сил СССР в ранге заместителя министра. Главное политическое управление Советской армии в те же годы возглавил генерал-полковник Иосиф Шишкин. Когда-то в начале 30-х гг. он, техник Горьковского автомобильного завода, был выдвинут Ждановым начальником одного из райкомов ВКП(б) в Горьком (Нижнем Новгороде). Затем Жданов перевел его за собой в Ленинград на должность комиссара располагавшейся здесь «Высшей военной электротехнической школы комсостава Рабоче-крестьянской Красной Армии», центрального ВУЗа страны, готовившего военных связистов. Перед войной Иосиф Шишкин работал в Политическом управлении Ленинградского военного округа, а затем возглавил политуправления Ленинградского и Волховского фронтов.

Даже такой далеко не исчерпывающий перечень наглядно демонстрирует, как Андрей Жданов весьма искусно и настойчиво продвигал «своих» людей на всех уровнях власти – будь то выходцы из его нижегородской или ленинградской команды. Подобное явление характерно для бюрократии всех времён и народов, но в данном случае действовал не только – и не столько – принцип личного удобства и преданности, но и принцип личных способностей «выдвиженцев». Все они были испытаны и проверены жесточайшей школой войны, именно они вытянули на себе сложнейшие хозяйственные задачи тех страшных лет. И здесь персональные знакомства и отношения играли еще одну роль – лично испытанный «кадр» был надёжнее, чем незнакомый человек, не проверенный в совместной работе, в отношении которого приходится полагаться лишь на строки официальных анкет и характеристик. В условиях сталинского руководства, «заточенного» на форсированное развитие страны, наиболее «удобными» для Жданова «выдвиженцами» были не только преданные «свои», но прежде всего способные – способные «свои». Неспособный, но преданный «кадр», равно как и не знакомый, не испытанный, в тех условиях был скорее помехой и опасностью для своего «шефа».

Кстати, по воспоминаниям очевидцев, работники Смольного среднего уровня в приватных разговорах между собой так и называли Жданова – «шеф». Когда же, на вершину власти, в ЦК ушёл и Алексей Кузнецов, то «шефом» стали величать именно его, а действовавшего уж на совсем заоблачных вершинах сталинского олимпа Жданова в кабинетах Смольного переименовали в «основного шефа».

Через несколько месяцев после смерти Жданова, когда «ленинградская группа» еще будет на пике власти и влияния, 22 декабря 1948 г. Пётр Попков, выступая на объединённой областной и городской партийной конференции Ленинграда, с гордостью расскажет, что за два минувших года Ленинградская парторганизация выдвинула на руководящую работу 12 тысяч человек, «в том числе 800 – за пределы области…» Как видим, высказанный Ждановым еще 29 марта 1935 г. на пленуме Ленинградского горкома ВКП(б) тезис, что «мы, ленинградцы, должны давать партийные кадры на экспорт», за 12 лет был более чем перевыполнен. И это не считая продвижения союзных ленинградцам нижегородских кадров...

По сути, на протяжении трёх послевоенных лет, 1946-48 гг., Жданов по влиянию и положению почти официально был вторым человеком в СССР, а его команда, прежде всего «ленинградцы», стала тогда сильнейшей группировкой в партийно-государственной машине Советского Союза.

Продолжение следует

http://www.stoletie.ru/versia/sumerki_narkoma_585.htm 27.02.2013
Сумерки наркома Александр Елисеев
Жизнь и смерть Серго Орджоникидзе (1886-1937)
18 февраля 1937 года страна была потрясена смертью видного партийно-государственного деятеля Григория Константиновича Орджоникидзе (партийное прозвище – «Серго»). Официально было объявлено о том, что он умер во сне, от инфаркта. При этом агитпроп не преминул подчеркнуть зловещую роль «троцкистов-зиновьевцев», которые своей подлой деятельностью ускорили кончину народного комиссара, работавшего на износ.

1. «Трактовка» ухода из жизни
Позже, уже на XX съезде партии потрясенным партийцам сообщили о самоубийстве Орджоникидзе. Теперь уже выходило, что до смерти его довёл Берия, который «учинил также жестокую расправу над семьёй товарища Орджоникидзе. Почему? Потому что Орджоникидзе мешал Берия в осуществлении его коварных замыслов. Берия расчищал себе путь, избавляясь от всех людей, которые могли ему мешать. Орджоникидзе всегда был против Берия, о чём он говорил Сталину. Вместо того, чтобы разобраться и принять необходимые меры, Сталин допустил уничтожение брата Орджоникидзе, а самого Орджоникидзе довёл до такого состояния, что последний вынужден был застрелиться». (Имела хождения даже версия об убийстве.)

Со своей, «оригинальной» трактовкой смерти Орджоникидзе выступил В.М. Молотов, который в одной из бесед с Ф.И. Чуевым заявил: «Это было против Сталина, конечно. И против линии, да, против линии. Это был шаг очень такой плохой. Иначе его нельзя толковать...»

В связи с кончиной старого большевика было принято решение перенести дату проведения готовящегося пленума ЦК ВКП (б). На самом пленуме Орджоникидзе должен был выступить с докладом о «вредителях», а по этому вопросу у него были серьёзные разногласия со Сталиным и его окружением. И, вообще, отношения с генсеком у Орджоникидзе складывалось, мягко говоря, неровные. Хотя его и считают фигурой, лояльной к Сталину, который якобы не доверял Серго в силу своей врождённой подозрительности. Это, конечно, еще один миф.

Вообще, творцы и распространители подобных мифов очень любят рассматривать политиков тех лет как донельзя наивных и слабодушных простачков, которые позволяли себя резать просто так, подобно барашкам.

(В случае с Орджоникидзе «барашек» зарезался сам.) Таким образом, в ничтожества были записаны люди, прошедшие баррикады, каторги, ссылки и фронты гражданской войны. Сталина же нарисовали этаким всесильным кровавым монстром, уничтожающим безвинных людей направо-налево. Конечно, всё это отдаёт абсурдом и не имеет никакого отношения к тому, что происходило на самом деле.

Орджоникидзе ощущал себя самостоятельной фигурой, имеющей и свой собственный взгляд на происходящее в стране, и свои сферы влияния, свободные от любого партийно-государственного контроля. Член РСДРП с 1903 года, участник знаменитой партшколы в Лонжюмо, один из организаторов разгрома белых на юге России - он был типичным представителем старой «ленинской гвардии», которая из героического пространства тюрем и ссылок (не избежал их и Серго) почти сразу же попала в атмосферу вельможного могущества. В 1920 году он взошёл на политический Олимп, занимая в разное время разные посты – наркома Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), председателя Центральной контрольной комиссии (ЦКК), председателя Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), заместителя председателя Совета народных комиссаров (СНК), наркома тяжёлой промышленности. А в 1930 году он стал участником высшего партийного ареопага, войдя в состав Политбюро ЦК.

2. «Сталинец» себе на уме
Орджоникидзе вёл свою собственную политическую игру еще с начала 1920-х годов. Так, в 1923 году, он, вместе с Зиновьевым, Фрунзе и др., принимал участие в неофициальном совещании близ Кисловодска. Там, собравшись в пещере, как заговорщики из романов, крупные бонзы решили ослабить позиции Сталина в аппарате.

Во время борьбы с объединенной левой оппозицией (Л. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев) Орджоникидзе был главным инициатором примирения с ней, которое чуть не состоялось в октябре 1926 года. Тогда лидеры оппозиции, потрясенные отсутствием широкой поддержки в партийных массах, решили смягчить свою позицию и сделали официальное заявление об отказе от фракционной борьбы. Доброхоты во главе с Орджоникидзе немедленно простили «левых» и проявили заботу о возвращении «блудных сыновей» в объятия «отцов партии». Сам «миротворец» писал об этом так: «Нам приходилось с некоторыми товарищами по три дня возиться, чтобы уговорить остаться в партии... Таким порядком мы восстановили в партии почти 90 процентов всех исключенных». Конечно, двигала им не любовь к Троцкому и другим левым, а опасение того, что Сталин существенно усилит свою власть и попытается осадить вельмож разного ранга. И в этом он, безусловно, оказался прозорливее региональных боссов, первых секретарей крайкомов обкомов и ЦК республик, которые вначале позволили Сталину сосредоточить в своих руках внушительный властный ресурс.

Очень скоро регионалы опомнились и стали, как говорится, «копать» под Иосифа Виссарионовича. Первым ринулся в бой друг Орджоникидзе, первый секретарь Закавказского крайкома В.В. («Бесо») Ломинадзе, который создал тайную антисталинскую организацию вместе с председателем СНК РСФСР С.И. Сырцовым.

(Это, конечно, были те еще «борцы за народное счастье» – первый выступал против принятия кулаков в колхозы, второй проявил необычайную крутость нрава во время расказачивания и борьбы с кризисом хлебозаготовок). Организация эта была раскрыта, Ломинадзе лишился всех своих важных постов, но его пригрел друг Серго, пристроивший Бесо секретарем парторганизации Магнитогорского металлургического комбината. После убийство С.М. Кирова Ломинадзе покончил с собой, после чего Орджоникидзе обеспечил его жене и детям солиднейшее пособие. Весьма интересен следующий эпизод – в руки Серго попало письмо Ломинадзе с критикой Сталина, о чём тот и сообщил генсеку, однако само письмо прочитать так и не дал.

Друзья у Орджоникидзе, да и он сам, вообще, не питали особо тёплых чувств к товарищу Сталину. Один из них, М. Орехашвили, в своих показаниях, утверждал: «Я клеветнически отзывался о Сталине, как о диктаторе партии, а его политику считал чрезмерно жестокой. В этом отношении большое влияние на меня оказал Серго Орджоникидзе, который ещё в 1936 г., говоря со мной об отношении Сталина к тогдашним лидерам Ленинградской оппозиции (Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Залуцкий), доказывал, что Сталин своей чрезмерной жестокостью доводит партию до раскола и в конце концов заведёт страну в тупик... Вообще я должен сказать, что приёмная в квартире Орджоникидзе, а по выходным дням его дача... являлись зачастую местами сборищ участников нашей контрреволюционной организации, которые в ожидании Серго Орджоникидзе вели самые откровенные контрреволюционные разговоры, которые ни в коей мере не прекращались даже при появлении самого Орджоникидзе».

Комментируя эти слова, историк В.З. Роговин, настроенный весьма антисталински, признаёт: «Если очистить эти показания от выражений «контрреволюционный» и «клеветнический», обычно вписывавшихся следователями в протоколы допросов, то можно получить адекватное представление о настроениях Орджоникидзе и его ближайших друзей в середине 30-х годов». («1937»)

3. Дружба политиков
Обращают на себя внимание тесные отношения Орджоникидзе с Н.И. Бухариным, лидером «правого уклона». Когда последний проиграл во внутрипартийной борьбе и его сняли с высоких партийных постов, то опального идеолога подобрал именно Орджоникидзе. Он устроил Бухарина на место заведующего объединенным научно-исследовательским и технико-пропагандистским сектором наркомата тяжёлой промышленности. Далее Бухарин часто прибегал к помощи Орджоникидзе, чтобы избавить себя от критики чересчур злопамятных партийцев. Во время большой партийной чистки он писал ему письма с просьбой о защите.

Вот, например: «Дорогой Серго. Извини, ради Бога, что я к тебе пристаю. У меня к тебе одна просьба: если меня будут чистить... то приди ко мне на чистку, чтобы она была в твоем присутствии».

В декабре 1936 года на пленуме ЦК Орджоникидзе фактически выступил в защиту Бухарина, подтвердив, что тот плохо отзывался о Пятакове, одном из лидеров «левых» оппозиционеров. После смерти Серго Бухарин скажет: «Теперь надеяться больше не на кого». (Другой лидер «правых» уклонистов А.И. Рыков так вообще упал в обморок).

Могут возразить, что Орджоникидзе просто хотел помочь другу, проявив сочувственное отношение к опальному и уже неопасному политику. Однако было бы неверным считать Бухарина раскаявшимся и сломленным оппозиционером. Судя по всему, он продолжал вести собственную политическую игру даже и после того, как перестал быть членом Политбюро (оставшись в то же время в ЦК, что немаловажно). В этом плане очень ценную информацию приводит эмигрантский историк, меньшевик Б. Николаевский, который теснейшим образом общался с Бухариным в 1936 году. Тогда Бухарин посетил Европу по заданию Политбюро с целью покупки некоторых важных архивов.

Из разговоров с Бухариным историк-меньшевик вынес много интересного.

Так, отношения со Сталиным Бухарин, в беседе с Николаевским, оценивал на три с минусом. (А в разговоре с вдовой известного меньшевика Ф. Дана он был еще более категоричен, сравнив Сталина с дьяволом).

Кроме того, Бухарин сообщил ему о переговорах Сталина с Германией. Позже Николаевский встретился с Оффи, секретарем У. Буллитла, бывшего посла США в СССР. Тот поведает ему о том, как Бухарин дважды — в 1935-м и 1936-м годах — «слил» американцам информацию о переговорах с Германией. Согласитесь, это уже осознанные действия по дискредитации Сталина в глазах западных демократий.

Нельзя пройти и мимо свидетельства масонки Е.Д. Кусковой о выступлении Бухарина перед общественностью в Праге. Тогда, согласно её рассказу, он делал вполне заметные масонские жесты. О многом говорит и письмо эмигранта-масона Б.А. Бахметьева Кусковой от 29 марта 1929 года. В нем он возлагает надежды на приход к власти в СССР лидеров правого уклона, у которого «нет вождей, чего и не требуется: нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным».

И вот еще – во время посещения Копенгагена Бухарин изъявил следующее, весьма странное для лояльного «сталинца» желание: «А не поехать ли на денек-другой в Норвегию, чтобы повидать Льва Давидовича?»

Знал ли об этой активности Бухарина Орджоникидзе? Пока ответить на этот вопрос не представляется возможным. Однако в свете всего сказанного выше его поддержка этому деятелю выглядит достаточно пикантно.

4. Ведомственный диктатор
Орджоникидзе часто считают здравомыслящим прагматиком-технократом, пытающимся уберечь инженерно-технические кадры от сталинского террора. Действительно, он решительно выступал в защиту работников своего ведомства. А выступал потому, что считал данное ведомство своим собственным, не подлежащим контролю какой-либо инстанции - партийной или правительственной. «Орджоникидзе, - утверждает историк О. Хлевнюк, - отстаивал свое «традиционное» право самостоятельно «казнить и миловать» своих людей». («Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы»)

Сам Орджоникидзе менял свою точку зрения в зависимости от того, в какой сфере он был задействован. В конце 1920-х, занимая пост председателя ЦКК ВКП (б), Серго был горячим поборником форсированной индустриализации, ратуя за самые форсированные темпы промышленного роста. Тогда же он активно боролся против «вредителей» в среде специалистов-хозяйственников. Того требовала контрольно-карательная должность. А вот должность наркомтяжпрома потребовала уже совершенно иных подходов. Орджоникидзе внезапно «возлюбил» специалистов и выступил за снижение темпов промышленного роста. По этому вопросу он полемизировал с Молотовым, который как председатель правительства, отстаивал точку зрения Госплана и хозяйственные интересы всего государства. Если Вячеслав Михайлович считал необходимым увеличивать капиталовложения в промышленность, добиваясь ее быстрого роста, то Орджоникидзе хотел, чтобы капиталовложений в его отрасль вкладывалось побольше, а темпы роста в ней были поменьше.

Впрочем, нарком спорил и с самим вождём. Так, его помощник С.Г. Гинзбург вспоминает о споре на одном из заседаний Политбюро. Нарком требовал увеличения капиталовложений, на что Сталин решительно отрезал: «Ни одной копейки вам не добавим». Серго продолжал усердствовать и тогда Сталин даже пригрозил вынести этот вопрос на специальный пленум ЦК. То есть, можно себе представить масштаб разногласий, если речь зашла о том, чтобы созвать столь высокое собрание.

5. Борьба вокруг «вредителей»
Во второй половине 1936 года резко обострилась борьба против «вредителей». Её обычно считают абсолютной фальсификацией Сталина, однако, и тут всё намного сложнее. «Вредителями», как «троцкистами», «фашистами» или «шпионами» часто именовались функционеры, настроенные оппозиционно или критически. Таких было предостаточно, и порой они даже устраивали массовые акции.

Например, в 1935 году 800 метростроевцев пришли к зданию ЦК комсомола и швырнули свои комсомольские билеты в знак протеста.

При этом карту вредителей разыгрывали и центральные руководители, и региональные боссы. Так, первый массовый Кемеровский процесс над вредителями прошёл при явном патронаже руководителя Западно-Сибирского крайкома Р. И. Эйхе. Его участникам инкриминировалось покушение именно на этого могущественного регионала. Позже, в 1937 году, Эйхе выступит инициатором создания печально известных карательных «троек». Между прочим, кемеровских вредителей обвиняли в создании тайной оппозиционной типографии, наличие которой признают историки-сталинисты, например, Р. Конквест. Это к вопросу о том, можно ли считать репрессии полностью «липовыми».

Понятное дело, что Орджоникидзе эта кампания не устраивала. Он образцово-показательно приказывал прекратить все политические дела, заведенные на работников его «вотчины» — тяжелой промышленности. Так, 31 августа Орджоникидзе выступил на Политбюро в защиту директора Криворожского металлургического комбината Я.И. Весника, исключенного за содействие троцкистам. ПБ его поддержало, Весник был взят под защиту, а секретарь Криворожского горкома был снят со своей должности. Позже, 28 октября Орджоникидзе потребовал восстановить в партии директора Кыштымского электролитного завода Курчавого, исключенного за связь с троцкистами. Это требование было выполнено. В начале сентября Орджоникидзе заставил прекратить уголовное дело против нескольких инженеров Магнитогорского металлургического комбината.

При этом Орджоникидзе заключал тактические союзы с другими ведомственными диктаторами – даже и с теми, кто принадлежал к сталинской группе. Исследования американского историка А. Риза, опиравшегося на архивные источники (на эти данные ссылается О.В. Хлевнюк), показывают, что в 1936 году он был очень близок к наркому транспорта Л.М. Кагановичу, которого считают одним из самых преданных соратников вождя. Как показал исследователь, их переписка отличается подчеркнутым дружелюбием.

Два наркома-хозяйственника исходили из своих ведомственных интересов. Так же как и Орджоникидзе, Каганович протестовал против любых попыток тронуть кого-нибудь из работников своей отрасли.

В публичных выступлениях Кагановича в тот период содержатся призывы избежать массовых преследований «вредителей». На основании изученных источников Риз пришел к выводу, что и Орджоникидзе, и Каганович на определенном этапе сумели установить неплохие отношения с НКВД. Не следует сбрасывать со счетов и то, что старший брат Кагановича, Михаил Моисеевич, был в то время одним из заместителей Орджоникидзе. Перед нами типичный ведомственный клубок, характеризующийся тесным переплетением аппаратных связей.

6. Самоубийство или убийство?
Однако, в конце 1936 года чаша весов начинает склоняться в другую сторону. Сильный удар по имиджу Орджоникидзе был нанесен после аресте его заместителя Г.Л. Пятакова, бывшего активного участника троцкистской оппозиции. Вначале нарком решительно вступился за своего заместителя. Но потом, по воспоминаниям супруги наркома Зинаиды Григорьевны, прочитав показания, данные Пятаковым, Орджоникидзе возненавидел его со страшной силой. Очевидно, сообщенные данные действительно имели под собой реальные факты сотрудничества Пятакова с троцкистами. У нас обычно представляют все дело так, что Пятаков себя оговорил (под давлением следователей НКВД), а простодушный Серго поверил. Но утверждать такое — это значит делать из Орджоникидзе последнего идиота, которым он, конечно же, не являлся. Надо думать, что Орджоникидзе отлично знал специфику работы НКВД и то, как там могут быть настойчивы в деле получения показаний. Было, наверное, в показаниях Пятакова такое, что Орджоникидзе вполне убедило.

Тема сотрудничества бывших оппозиционеров с эмигрантом Л.Д. Троцким – весьма интересна и малоизучена. Сам факт сомнению не подлежит – он подтверждается документами Гарвардского архива Троцкого.

В 1937 году, накануне пленума ЦК, намеченного на февраль, Орджоникидзе было поручено подготовить особый доклад, посвященный «вредительству». Он это сделал, и тема «вредительства» там была обозначена довольно слабо. В результате доклад подвергся серьезной правке со стороны Сталина. Вождь особо обращал внимание на политические моменты, требуя, чтобы нарком не замыкался на одних лишь хозяйственных вопросах.

Орджоникидзе с этим не смирился и предпринял нечто вроде контратаки. Он поручил своему наркомату в десятидневный срок осуществить проверку тех предприятий, на которых «вредительство» якобы приняло наиболее широкий размах. Им были назначены три комиссии, которые практически опровергли утверждения о «вредительстве». Есть мнение, что накануне пленума Орджоникидзе готовил выступление, направленное против «охоты на вредителей». Так это или нет, установить сегодня невозможно. Орджоникидзе не дожил до пленума. И до сих пор не совсем ясно, имело ли место самоубийство или же наркому помогли оставить грешную землю умельцы из ежовского ведомства.

Насколько основательна версия об убийстве Орджоникидзе? В пользу её можно найти, пожалуй, одно только, причем довольно-таки ненадёжное свидетельство. Так, Гинзбург вспоминает о записке, которую ему передала бывшая сослуживица В.Н. Сидорова. Там приводилась информация, которая была ей сообщена женой Орджоникидзе. Последняя рассказывала о том, что в день смерти мужа на квартиру пришёл неизвестный человек, пожелавший передать тому какие-то документы. Спустя несколько минут после его появления в кабинете Орджоникидзе прозвучал выстрел. Здесь обращает на себя внимание то, что информация поступила не от очевидца, но через Сидорову и Гинзбурга. К тому же, получается слишком уж какая-то голливудская история. Если Орджоникидзе был именно застрелен, то этот факт использовался бы как козырь против «троцкистов», обвиняемых в террористической деятельности. А если бы его понадобилось просто убить, замаскировав убийство под смерть от болезни, то для этого, несомненно, подошли бы «медикаментозные» средства.

Серго Орджоникидзе был ярким представителем ленинской гвардии, прошедшим извилистый путь от революционера-подпольщика до коммуниста-бюрократа.

Подобные эволюции позволяют лучше понять, что же произошло в трагических 1937 и 1938 годах, когда сама эта гвардия направилась из уютных кабинетов в подвалы НКВД.
=========================================
Сталинодрочер Шурка в своем репертуаре: дружил с Бухарчиком - значит... Говнюк, а то что с Кировым были лучшие друзья - ничего не значит? Дебилъ.

http://www.apn-spb.ru/publications/article12434.htm 2013-03-01
Алексей Волынец Ленинградское дело: "Русская партия"

Национальная тема, тема русского народа с конца Великой Отечественной войны стала одной из важнейших в государственной пропаганде в соответствии с использованной Ждановым формулой «…наш великий советский народ и его руководящая сила – русский народ».

«Ленинградцы» Жданова развили эту формулу своего «основного шефа» уже применительно к городу на Неве – на ключевых в идеологии и пропаганде позднего сталинизма позициях. Тон здесь задавал, конечно, сам вождь – достаточно вспомнить знаменитый тост Сталина за русский народ в мае 1945 г. Но, думается, не будет ошибкой утверждать, что наиболее активными и последовательными проводниками русской темы там и тогда стали именно «ленинградцы» и другие выдвиженцы Жданова во главе со своим «основным шефом».

Ещё в годы войны им была сформулирована и неизменно поддерживалась следующая максима, наиболее громко и значимо высказанная на всю страну 6 февраля 1946 года в программном выступлении перед избирателями Володарского избирательного округа Ленинграда, откуда Жданов баллотировался, на одном из предвыборных собраний коммунистов в начале того же 1946 г. Алексей Кузнецов, только что взлетевший в заоблачные выси ЦК, провозгласил: «Можно без преувеличения сказать, что одним из передовых отрядов русского народа, храбрым и в то же время скромным, деятельным и в то же время не кричащем о себе, является отряд ленинградцев, на долю которых выпали в этой войне самые тяжёлые испытания…»

Эти русофильские настроения «ленинградской группы» наиболее ярко, хотя на тот момент и скрыто от глаз даже высшей номенклатуры партии и тем более остального мира, проявились в процессе работы Сталина и Жданова над проектом новой программы ВКП(б). И здесь можно говорить даже об идейной борьбе двух старых друзей, подельников и соратников вокруг одного из самых ключевых вопросов нашей истории – русского вопроса.

Принципиальное решение о необходимости проведения первого послевоенного съезда большевистской партии было принято Политбюро в январе 1947 г. по инициативе Жданова, поддержанного тут Лаврентием Берия. 26 февраля 1947 г. на пленуме ЦК именно Жданов объявил собравшимся партийным руководителям, что «в конце 1947 года или, во всяком случае, в 1948 году наверняка предстоит созыв очередного XIX съезда нашей партии». Кроме этого, в целях оживления внутрипартийной жизни, он предложил принять упрощенный порядок созыва партийных конференций, проводя их ежегодно с обязательным обновлением по их итогам состава пленума ЦК не менее чем на одну шестую.

Решением Политбюро от 15 июля 1947 г. в связи с намечавшимся созывом съезда партии создается комиссия во главе с А.Ждановым для подготовки новой Программы ВКП(б). Глобальные изменения в стране и мире после Второй мировой войны должны были отразиться и в основном документе правящей в СССР партии.

Жданов вносит в проект новой партийной программы следующие слова: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ... [который] по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций. …Русский рабочий класс и русское крестьянство под руководством ВКП(б) дали всем народам мира образцы борьбы за освобождение человека от эксплуатации, за победу социалистического строя, за полное раскрепощение ранее угнетенных национальностей».

По сути, такая формулировка не только официально закрепляла ведущее и центральное значение русской нации в СССР, но и провозглашала для неё почти мессианскую роль в мире. Сталин на полях этого черновика поставил отметку: «Не то».

В подготовленном Ждановым проекте программы партии подчёркивалась и особая роль русской культуры, как самой передовой из культур составляющих СССР народов – в ждановской формулировке это звучало так: «ВКП(б) будет всячески поощрять изучение русской культуры и русского языка всеми народами СССР». Это положение так же было отвергнуто Сталиным и не вошло в итоговый вариант проекта.

Можно лишь предполагать, какие споры шли между вождём СССР и Ждановым по столь сложному вопросу. Баланс и отношения между нациями в Советском Союзе являлись настолько тонкой материей, да еще осложнённой внешним давлением и международными задачами СССР, что тут сразу не ответить однозначно, кто прав в этом великом и скрытом от всех споре двух единомышленников, товарищей, подельников и просто приятелей – Сталин или Жданов...

Ярко выраженное русофильство нашего героя и его выдвиженцев было отнюдь не случайным – вся верхушка ждановской команды состояла из этнических великороссов, выросших, учившихся, работавших и воевавших в России, все их личные и деловые интересы были связаны именно с Россией, РСФСР. Это конечно же не могло не влиять даже на самых убеждённых коммунистов-марксистов, которыми были Жданов и его нижегородцы с ленинградцами.

Исключения из великорусского состава этой «команды» были весьма немногосчисленными и далеко не на главных постах – некоторые руководители Эстонии из близкого к Ленинграду Таллина (такие, например, как Николай Каротамм или Арнольд Мери, первый эстонец, ставший в 1941 г. героем Советского Союза) и ряд этнических евреев, главным образом в средствах массовой информации, например, Давид Заславский, бывший меньшевик-бундовец, в 1917 г. популярный петербургский журналист и противник большевиков, а потом один из ведущих сотрудников «Правды» в 30-40-е годы.

Спустя десятилетия выжившие очевидцы настроений и раскладов сил на самом олимпе советской власти не раз отмечали эти русофильские настроения ждановской команды. Так Молотов почти мимоходом упомянул, что в связи с ними «был какой-то намек на русский национализм». Анастас Миконян, рассказывая о Николае Вознесенском, как о «грамотном, образованном экономисте», высказался более ярко: «…как человек Вознесенский имел заметные недостатки. Например, амбициозность, высокомерие. В тесном кругу узкого Политбюро это было заметно всем. В том числе его шовинизм. Сталин даже говорил нам, что Вознесенский — великодержавный шовинист редкой степени. “Для него, — говорил, — не только грузины и армяне, но даже украинцы — не люди”».

У Микояна были свои счёты к Вознесенскому, оба занимались вопросами экономики, нередко были жёсткими противниками и воспринимать такие пассажи в его мемуарах стоит критически – однако, для интернационалистов из «инородцев» с окраин Российской империи некоторые моменты в поведении русских коммунистов, действительно, могли казаться проявлением русского национализма. Но это именно в том восприятии, обострённом этническим происхождением, идеологическим пафосом интернационализма и политическим соперничеством. В реальности марксист и коммунист Вознесенский был в своих убеждениях конечно же далёк от «великодержавного шовинизма», но Россия, крупнейшая республика Союза, была в центре его внимания, как высшего руководителя экономики. Отношение к другим республикам, приправленное властолюбием и резкостью Вознесенского, действительно, могло восприниматься как высокомерие с националистическим оттенком.

Русофильские настроения группировки Жданова на пике влияния в 1947 г. проявлись и в показательной попытке скорректировать, фактически, изменить партийно-государственное устройство СССР. Спустя двадцать лет Никита Хрущёв так вспоминал об этом: «Как-то после войны, приехав с Украины, я зашел к Жданову. Тот начал высказывать мне свои соображения: “Все республики имеют свои ЦК, обсуждают соответствующие вопросы и решают их или ставят перед союзным ЦК и Советом Министров СССР. Они действуют смелее, созывают совещания по внутриреспубликанским вопросам, обсуждают их и мобилизуют людей. В результате жизнь бьет ключом, а это способствует развитию экономики, культуры, партийной работы. Российская же Федерация не имеет практически выхода к своим областям, каждая область варится в собственном соку. О том, чтобы собраться на какое-то совещание внутри РСФСР, не может быть и речи. Да и органа такого нет, который собрал бы партийное совещание в рамках республики”. Я с ним согласился: “Верно. Российская Федерация поставлена в неравные условия, и ее интересы от этого страдают”. “Я, - продолжал Жданов, - думаю над этим вопросом. Может быть, надо вернуться к старому, создав Бюро по Российской Федерации? Мне кажется, это приведет к налаживанию партийной работы в РСФСР”».

Самая крупная республика Советского Союза перед лицом центральной власти действительно была раздроблена на области и автономные образования - и тут положение иных союзных республик с их отдельными компартиями было более выигрышным при взаимодействии и отстаивании своих интересов перед центром. Эти размышления нашего героя вылились в том числе и в записку на имя Сталина, направленную 27 сентября 1947 г. председателем Совета Министров РСФСР Михаилом Родионовым. Глава российского правительства писал главе правительства союзного: «Прошу Вас рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР. Создание Бюро, как мне представляется, необходимо для предварительного рассмотрения вопросов РСФСР, вносимых в ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство… Наличие такого органа при ЦК ВКП(б) даст возможность привлечь еще большее внимание местных партийных и советских организаций к более пол ному использованию местных возможностей в выполнении пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства. Более лучшее использование местных возможностей особенно необходимо, наряду с Союзным хозяйством, и в таких отраслях как городское хозяйство, дорожное строительство, сельское и колхозное строительство, местная промышленность, просвещение и культурно-просветительская работа».

Прецеденты существования специального органа по России в правящей партии уже были. И вероятно совсем не случайно именно в 1947 г. появляется научно-историческое исследование с говорящим названием «Русское бюро большевистской партии: 1912-1917». Группа Жданова пыталась опираться на уже исторические примеры и прецеденты.

Тогда иниицативы по новому русскому бюро ВКП(б) обошлись без последствий. Жить Жданову оставалось меньше года, большинство замыслов он уже не успевал ни реализовать, ни даже запустить в жизнь. После же его смерти эти инициативы роковым образом скажутся на судьбах его последователей.

В окружении Жданова, особенно в частных разговорах, замыслы шли гораздо дальше простого органа ЦК по России. Обсуждались даже возможности переноса столицы РСФСР в Ленинград и создания отдельной «Российской коммунистической партии», РКП или РКП(б). Об этом, например, в 1949 г. ещё до ареста и следствия на объединенном пленуме Ленинградского обкома и горкома открыто признавался глава Ленинграда Пётр Попков: «Я неоднократно говорил – причем, говорил здесь, в Ленинграде… говорил это в приемной, когда был в ЦК (но не со Ждановым, а в приемной Жданова), говорил и в приемной Кузнецова… о РКП. Обсуждая этот вопрос, я сказал такую шутку: “Как только РКП создадут — легче будет ЦК ВКП(б): ЦК ВКП(б) руководить будет не каждым обкомом, а уже через ЦК РКП”. С другой стороны, я заявил, что, когда создадут ЦК РКП, тогда у русского народа будут партийные защитники…»

Именно такие разговоры лягут в основу обвинений, которые обернутся смертными приговорами для многих выдвиженцев Жданова. Но пока, в 1947 г., они ещё были на пике влияния и власти, обсуждая в своём кругу весьма амбициозные и далеко идущие планы.

Но не стоит приписывать «ленинградцам» Жданова и их «основному шефу» банальный русский национализм, как теперь это любят делать некоторые даже в отношении самого Сталина. Прежде всего и главным образом, эти люди были большевиками, марксистами, революционерами. Русофильские мысли Жданова лишь подчёркивают что он, будучи убеждённым коммунистом, воспринимал официальную доктрину интернационализма не догматически, понимая всю сложность и значимость национальных отношений.

Особенно наглядно об этом свидетельствуют высказывания и формулировки Жданова по поводу русской истории. Здесь нам придётся вернуться немного назад, в лето 1944 года – между визитом генерал-полковника Жданова в штаб 21-й армии накануне наступления (когда он собирал лисички в карельском лесу) и его отъездом в столицу прекратившей войну Финляндии. Тогда, не смотря на все фронтовые заботы, в Кремле прошло совещание ЦК, посвященное вопросам истории. Мероприятие готовил давний соратник нашего героя Александр Щербаков, тогда начальник Совинформбюро и главного политуправления Красной Армии. Андрей Жданов специально присутствовал на многодневных заседаниях, где не на шутку схлестнулись взгляды и мнения почти сотни ведущих историков СССР, таких как Евгений Тарле, Борис Греков, Алексей Ефимов и многие другие.

История, без сомнения, самая политизированная наука, и совещание историков под эгидой ЦК должно было привести к единому знаменателю и как-то оформить те изменения, которые произошли «на историческом фронте» в годы Великой Отечественной войны. Тема «советского патриотизма» достаточно широко использовалась в пропаганде еще в 30- е гг. В ходе войны «патриотизм» стал более «русским», нежели «советским». Поэтому перед высшим руководством многонациональной страны встал вопрос о необходимости проанализировать и сформулировать своё отношение к таким проявлениям именно русского патриотизма.

Кроме того, естественный в условиях войны уклон в патриотизм и национальную гордость вызвал заметное беспокойство наиболее принципиальных историков-марксистов. Так Анна Панкратова, в те годы один из ведущих историков СССР, заместитель директора Института истории Академии наук, не раз писала на имя Жданова, доказывая, что под флагом патриотизма некоторые историки (в частности Тарле) «отказываются от классового подхода». Анна Михайловна Панкратова была весьма примечательной личностью той эпохи. Выпускница исторического факультета «Новороссийского» (Одесского) университета, в 1917 г. член партии левых эсеров, в разгар гражданской войны, она, 20-летняя девушка, вступает в компартию и работает в смертельно опасном большевистском подполье Одессы. В 20-е годы Анна уже любимая ученица ведущего тогда историка Михаила Покровского, верная последовательница его «марксистской исторической школы». Убеждённая сторонница Сталина, в 1927 г. добивается исключения из партии за троцкизм любимого мужа, отца своей двухлетней дочери. Муж, Григорий Яковин, был её сокурсником по университету, комиссаром на фронтах гражданской войны, одним из организаторов разгрома махновского движения, в конце 20-х гг. являлся фактическим главой троцкистского подполья в Ленинграде, даже умудрился некоторое время жить в СССР на нелегальном положении. При этом Анна Михайловна мучительно любила супруга, ездила после ареста к нему в тюрьму, пытаясь – безуспешно – убедить Григория порвать с троцкизмом. Его расстреляли в 1938 г. в лагере в Воркуте, Анна в тот год стала заместителем директора главного исторического института страны…

Так что дискуссии на кремлёвском совещании историков 1944 г. велись более чем острые. Примечательно, что главным «обвинителем» в националистическом уклоне выступила убежденная марксистка, русская Анна Панкратова, а основными проводниками и защитниками русского патриотизма оказались сознательно принявший православие еврей Тарле и армянин Хорен Аджемян. Последний в разгар полемики перешёл в наступление и заявил с весьма далеко идущими последствиями, что обвинение в великодержавном шовинизме «чаще всего играет роль фигового листка, тщетно скрывающего другой порок, имя которого – космополитический интернационализм». Формула о «безродных космополитах» еще не появилась, но близкие по смыслу обвинения уже прозвучали…

Хорен Аджемян в своём «великодержавном шовинизме» или государственническом патриотизме, однако, перегнул палку в другую сторону – например, объявил реакционером Емельяна Пугачева, поскольку его восстание подрывало обороноспособность страны и грозило уничтожением ее культурной элиты, т.е. дворян-крепостников. Такие новации для большевиков-революционеров были уже неприемлемы.

Следовательно, верховной власти требовалось поправить обе стороны исторического диспута – и догматических марксистов, для которых в истории России всё ещё преобладал негатив и гипертрофированный классовый подход, и зарвавшихся «патриотов», у которых СССР превращался исключительно в продолжение Российской империи.

Недопустимость вульгарного отождествления рождённого революцией государства с Российской империей, по итогам совещания ясно выразил сам Жданов в своих замечаниях «О недостатках и ошибках некоторых историков»: «Не трудно понять, что “взгляды” Аджемяна, пытающегося доказать преемственность политики советского государства с политикой русского царизма... ведут к отрицанию необходимости Октябрьской революции...» К этим словам Сталин лично приписал, доводя мысль до логического завершения: «следовательно также советского строя как результата этой революции».

Заметим, что выводы по итогам «исторического» совещания в августе 1944 г., не смотря на занятость вопросами мировой войны, делал именно Жданов. Фактически, это было продолжением его работы над вопросами отечественной истории, начатой еще в середине 30-х годов.

«Традиционных» историков-марксистов, ту же Анну Панкратову, поправили замечаниями о том, что в учебнике истории для средних школы, вышедших под её редакцией, излишне упоминаются «норманнские завоевания» и «призвание варягов». Как принижение роли русской культуры подчёркивался и тот факт, что в учебнике не упомянуты выдающиеся флотоводцы Лазарев и Ушаков, нет, к примеру, иллюстраций с изображениями Дмитрия Донского, Александра Невского, Минина и Пожарского, но есть портреты Чингисхана, Батыя, Лжедмитрия. По мнению Жданова главными недостатками в исторической науке оставались пренебрежение историческим прошлым России и оценка развития русской культуры с точки зрения чужой, западноевропейской мысли.

Советской идеологии в исполнении Жданова требовалось найти выход из противоречия – с одной стороны, отождествление СССР с Российской империей отрицало советское государство, как порождение социальной революции, а с другой стороны воспитать чувство гордости за советское Отечество было невозможно без опоры на имперские традиции и великое русское прошлое. Наш герой, кажется, нашел достаточно удачное решение этой задачи.

При этом не стоит думать, что идологические новации Жданова в «русском вопросе» были возвращением к банальному национализму или «казённому патриотизмом» – «товарищ Андрюша» всегда оставался убежденным и фанатичным революционером-коммунистом с футуристическим уклоном в глобальные проекты будущего. Провозглашая авангардную роль русской нации в СССР или ценность русских национальных традиций в построении коммунистического будущего, он не отрацал наличия в истории России глубоких национальных проблем. Но Жданов предлагал разделить историю Российской империи на историю политики враждебных эксплуататорских классов и общую историю русского народа, который, наоборот, явился освободителем всех иных народов империи от колониального и социального угнетения, свергнув первым феодально-буржуазную верхушку и указав тем самым пример остальным народам нашей страны и всего мира.

Эта идеологическая доктрина Жданова позволила органично включить достижения всей дореволюционной русской истории в идеологию сталинского СССР. Не случайно данная национальная грань коммунистической идеи, наиболее активным и последовательным выразителем которой в 30-е и особенно в 40-е годы был товарищ Жданов, во многих западных политологических и исторических исследованиях уже нашего времени получила определение «национал-большевизм».

Немного позже описываемых «исторических» штудий Андрея Жданова, в 1948 г. он сам так публично сформулирует свое отношение к балансу интернационализма и патриотизма: «Если в основе интернационализма положено уважение к другому народу, то нельзя быть интернационалистом, не уважая и не любя своего собственного народа».

Однако, товарищ Жданов шел по национальной стезе несколько дальше, чем это казалось приемлемо товарищу Сталину. Тогда в 1944 г. в документе по итогам совещания историков Жданов предложил такую формулировку: «Ведущая роль русского народа в борьбе за социализм, т.о., не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не наполнять каждого русского человека чувством законной гордости». Напротив этой фразы Сталин записал на полях своё короткое «Не то», и в последнем варианте тезисов данный текст был исключен.

Авторитет вождя для нашего героя был непререкаемым, в их рабочем и личном общении последнее слово всегда оставалось за Сталиным, что, тем не менее, не исключало разницы в подходах и взглядах. Заметно, что в отличие от иных соратников кремлёвского диктатора, Жданов куда свободнее высказывал ему свои мысли и предложения.

В том числе и поэтому именно Жданову была доверена разработка проекта новой программы партии – здесь требовалось не безропотное исполнение верховной воли, а творческий подход, даже полёт мысли. И здесь глава «ленинградцев» не подвёл, родив такой «креатив», что удивляет до сих пор, а местами не растерял актуальности и в наше время…

Ждановский проект программы ВКП(б) предлагал не только новации в определении места и роли русской нации в Союзе ССР, но и содержал обширную, ярко футуристическую программу дальнейшего развития советского государства и общества.

Впервые в мировой истории тот самый коммунизм – желанная мечта для одних и опасная утопия у других – был не только провозглашен ближайшей целью, но получил даже конкретные сроки его построения. Проект ждановской программы прямо провозглашал: «Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков) ставит своей целью в течение ближайших 20—30 лет построить в СССР коммунистическое общество».

Как видим, товарищ Жданов опередил Хрущева с его коммунизмом в 1980 году – ленинградский «основной шеф» предполагал переход к коммунизму где-то к концу 60-х годов XX столетия. Заметим, что для людей, ещё хорошо помнивших начало того века – сословную крестьянскую страну с полуфеодальной монархией – и лично наблюдавших буквально стремительные социально-экономические и культурные изменения 20-40-х гг., мысль о возможности построения коммунизма за несколько десятилетий совсем не казалась крамольной и сказочной.

При этом слова о построении коммунистического общества в проекте программы Жданова не был чисто теоретическим лозунгом – параллельно с новой программой партии и в связке с ней шла подготовка «Генерального хозяйственного плана СССР на 1946-1965 годы», выполнение которого и должно было подготовить материально-экономическую базу для вступления нашего общества в коммунизм. Разработкой этого документа занимался «ленинградец» Вознесенский во главе специальной группы ведущих тогда экономистов и работников Госплана СССР. План содержал подробные выкладки намечаемого громадного роста выпуска продукции по всем основным позициям – как группы «А» с её производством средств производства, так и группы «Б» с производством продуктов потребления.

Коммунизм в представлении Жданова и Вознесенского прямо понимался в соответствии с формулой Маркса «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям», поэтому предусматривалось, что к «концу Генерального плана», при «достижении изобилия продуктов» и с «ликвидацией остатков классовых различий», станет возможным «одну третью часть потребляемого народного дохода распределить по потребностям» . Предполагалось, что сначала бесплатными станут хлеб и картофель, а затем – «почти все» продукты питания. На основе этого экономического плана проект программы ВКП(б) предусматривал к концу 60-х годов реализовать бесплатное снабжение населения основными продуктами питания, а также подготовку к бесплатному обслуживанию граждан «первоклассно поставленными по всем правилам техники и культуры столовыми, прачечными и другими культурно-бытовыми учреждениями».

Вообще социальные аспекты в проекте были поданы очень привлекательно, с размахом. Так, в стране, где почти вчера войной была уничтожена треть и без того небогатого жилого фонда, выдвигалась задача до конца ликвидировать жилищную нужду, развернуть в больших масштабах жилищное строительство с целью «обеспечить каждому трудящемуся отдельную благоустроенную комнату», а каждой семье отдельную квартиру, перейдя со временем к бесплатным коммунальным услугам. Любопытна и еще одна деталь – предлагалось уделить особенное внимание массовому производству автомобилей для населения, «имея в виду предоставить каждому гражданину возможность пользоваться легковым автомобильным транспортом».

Не мене интересными и футуристическими были положения проекта партийной программы о путях эволюции советского государства: «Развитие социалистической демократии на основе завершения построения бесклассового социалистического общества будет все больше превращать пролетарскую диктатуру в диктатуру советского народа. По мере вовлечения в повседневное управление делами государства поголовно всего населения, роста его коммунистической сознательности и культурности, развитие социалистической демократии будет вести к все большему отмиранию принудительных форм диктатуры советского народа, все большей замене мер принуждения воздействием общественного мнения, к все большему сужению политических функций государства, к превращению его по преимуществу в орган управления хозяйственной жизнью общества».

Как видим, вопреки всему этатизму и диктаторству в личном опыте и практике товарища Жданова, в душе он сохранял те вполне искренние идеалистические убеждения, с которыми подростком пришел в нелегальный кружок тверских социал-демократов – пройдя все тернии революций и войн, страна в будущем отбрасывала за исчерпанностью инструменты диктатуры, главенствующую роль в жизни людей государство уступало обществу.

Подготовленная на пике сталинского самодержавия программа партии содержала развёрнутые положения о демократизации советского государства. Думается, Жданов и его «ленинградцы», опираясь на диалектический принцип единства и борьбы противоположностей, не видели здесь непреодолимой проблемы. Поэтому активно участвуя в формировании и навязывании «культа личности», они одновременно готовили руководящий документ, в котором признавалось необходимым «поголовное вовлечение трудящихся в управление государством, в повседневную активную государственную и общественную деятельность на основе неуклонного развития культурного уровня масс и максимального упрощения функций государственного управления».

Предлагалось на практике приступить к соединению производственной работы с участием в управлении государственными делами, с переходом на поочередное выполнение всеми трудящимися функций управления. Высказывалась также идея о введении прямого народного законодательства, для чего считалось обязательным проведение всенародных голосований, т.е. референдумов «по большинству важнейших вопросов государственной жизни как общеполитического, хозяйственного порядка, так и по вопросам быта и культурного строительства». Граждане и общественные организации должны были получить право вносить запросы в Верховный совет по важнейшим проблемам международной и внутренней политики, общественные организации получали и право законодательной инициативы с возможностью вносить в Верховный Совет СССР предложения о новых законопроектах.

Не был обойден вниманием и принцип выборности руководителей. В проекте программы ВКП(б) ставилась задача по мере продвижения к коммунизму осуществлять принцип выборности всех должностных лиц государственного аппарата, предполагалось изменение роли госорганов в сторону все большего превращения их в учреждения, занимающиеся учетом и контролем общенародного хозяйства. Представлялось необходимым максимальное развитие «самодеятельных добровольных организаций» - т.е. того, что сейчас именуется «гражданским обществом». В проекте программы обращалось внимание и на усиление значимости общественного мнения в деле коммунистической переделки сознания людей, воспитания на основе социалистической демократии в широких народных массах «социалистической гражданственности», «трудового героизма» и «красноармейской доблести».

В процессе работы над проектом программы возник целый букет предложений, направленных на демократизацию партийной и общественной жизни: об ограничении срока пребывания в партийных и советских выборных органах всех уровней, о выдвижении альтернативных кандидатов на выборах депутатов в Советы всех ступеней, освобождение партии от функций хозяйственного управления и т.п.

Добавим, что параллельно с разработкой новой программы были предприняты шаги по созданию и проекта новой Конституции СССР такой же демократической направленности, с акцентом на развитие самоуправления в общественной жизни, существование наряду с государственной экономикой мелкого частного хозяйства крестьян и кустарей, предоставление больших прав региональным и местным советам. Такая совокупность проектов ясно показывает, что высшие руководители СССР, Сталин и Жданов, хотя бы только в теории, но прекрасно осознавали необходимость эволюции по мере развития общества от партийной диктатуры к иным более сложным формам управления.

Смерть Жданова и последующее уничтожение «ленинградской группы» остановят работу над программно-теоретическими документами партии и на несколько лет отодвинут сам съезд, который соберётся лишь осенью 1952 г.

Продолжение следует

http://www.apn-spb.ru/publications/article12464.htm 2013-03-05
Алексей Волынец Ленинградское дело: финал
В день 60-летия со дня смерти Иосифа Сталина "АПН Северо-Запад" публикует окончание исследования Алексея Волынца о "Ленинградском деле", которое во многом определило траекторию движения партии после кончины вождя.

В конце февраля 1947 г. состоялся пленум ЦК ВКП(б), на котором Жданов играл одну из ведущих ролей. Именно он и его протеже Кузнецов, заведывавший кадрами партии, провели исключение из состава членов и кандидатов в ЦК ряда высокопоставленных лиц.

На вечернем заседании 21 февраля рассматривали внеочередные вопросы пленума, вне повести дня. Алексей Кузнецов предложил пленуму исключить из состава ЦК партии двоих – бывшего наркома авиационной промышленности Шахурина и бывшего 1-го секретаря Хабаровского крайкома Донского. Причины исключения Шахурина объяснялись Кузнецовым кратко и просто: «Он осужден, сидит в тюрьме». Еще проще объяснили удаление с вершин партии товарища Донского – «не ведет никакой работы в нашей партии, спился к тому же». Формулировка «спился», пожалуй, самая уникальная в истории непростых внутрипартийных отношений. Впрочем, для уволенного с высот ЦК она оказалась может и обидной, но не страшной – спившийся был отправлен на пенсию и благополучно умер в своей постели в 1954 г.

С генерал-полковником Алексеем Шахуриным дело обстояло значительно сложнее – к тому времени он был уже осужден к 7 годам лишения свободы, а начатое против него следствие по нарушениям в наркомате авиапромышленности в годы войны стало причиной «опалы» ряда крупнейших политических и военных деятелей СССР, начиная с Георгия Маленкова.

Сразу после выступления Кузнецова председательствующий на вечернем заседании пленума Молотов объявил, что «слово для внеочередного заявления имеет товарищ Жданов». Сообщение нашего героя для многих было неожиданным: «Я вношу предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального Комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный Комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК».

Объяснение ситуации с Жуковым краткое, но куда более развёрнутое, чем по Донскому или Шахурину. И если по членам ЦК выступал Кузнецов, то лишь по кандидату в члены ЦК Жукову высказался второй человек в партии. К тому времени маршал Жуков был уже снят с должности главкома сухопутных войск и переведён в Одесский военный округ. В отношении маршала вовсю шло расследование так называемого «трофейного дела» - Георгий Константинович, выдающийся военачальник, имел свои человеческие недостатки и, действительно, несколько увлёкся собиранием трофейного барахла. Для Жукова «трофейное дело» закончится через год, в январе 1948 г., переводом в тыловой Уральский округ и его покаянным письмом в адрес нашего героя.

«Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно», - объяснялся Георгий Жуков перед Андреем Ждановым 12 января 1948 г. Маршалу пришлось весьма унизительно оправдывать свои человеческие слабости – описывать все эти люстры, гобелены, отрезы на костюмы, запасы обезьяньего и норкового меха «на пальто», ящики столового серебра, а также ордена и медали для своей любовницы…

Впрочем, личные слабости Жукова были скорее поводом или, как максимум, лишь одной из причин его «опалы». Талантливый военный, без сомнения один из лучших военачальников Второй мировой войны, маршал даже на фоне типично жёстких и властных руководителей тех лет выделялся именно этими качествами характера. И в эйфории победы они, пожалуй, перешли у Жукова в откровенное самоуправство и даже барство. Чрезвычайно чуткий к подобному Сталин, сам наделённый такими качествами более чем щедро, но способный при необходимости их обуздывать, решил поставить властного и влиятельного, слишком возомнившего о себе военачальника «на место» - благо военачальник своим поведением сам дал к тому немало поводов.

Отношения Жданова и Жукова были не менее сложными. Для главы ленинградского «клана» маршал был человеком слишком близким к конкурирующей группировке Маленкова. Заочный конфликт с Жуковым возник еще и при назначении генерала Шишкина, «человека Жданова», на пост начальника Главного политуправления армии. Маршал Жуков был против как ждановской кандидатуры, так и новых попыток усилить в войсках роль и влияние политработников. Покоритель Берлина искренне считал, что никакие «комиссары» ему уже не нужны. Жданов же был абсолютно уверен в противоположном – и на основании собственного военного опыта и, прежде всего, благодаря пониманию некоторых еще неочевидных опасностей лишь начинавшейся «холодной войны»…

Накануне февральского пленума ЦК партии 1947 г. Жданов сделал в своей записной книжке весьма откровенную пометку: «Посмотреть список членов и кандидатов ЦК... вывести Маленкова, Жукова». Эти два имени поставлены рядом не случайно. И, без сомнения, такое поползновение в отношении Маленкова не было только личной инициативой товарища Жданова. Но, вероятно, самый старший товарищ из всех товарищей на земле счел нецелесообразным такое понижение. В итоге, Маленков, с подачи Сталина, остался в составе ЦК и, более того, опять начал набирать вес и влияние, а уже с лета 1947 г. соратникам-соперникам Жданову и Маленкову пришлось вместе работать над важнейшими вопросами внешней политики СССР, создавая новую реинкарнацию Коминтерна – Коминформ.

Уже в сентябре 1947 г. друзья-соперники в одном самолёте летели из Москвы в Польшу, где в маленьком городке на границе с Германией Жданов и Маленков проведут секретное собрание представителей крупнейших европейских компартий. В том самолёте товарищи Жданов и Маленков имели возможность отметить начало третьего десятилетия их крайне запутанных отношений. По воспоминаниям дочери Сталина, Светланы Аллилуевой, хорошо знакомой со всеми членами Политбюро и которая вскоре станет женой Юрия Жданова, сына Андрея Жданова: «В доме у Ждановых Маленкова называли только презрительной кличкой “Маланья”, из за его круглого, женоподобного лица». Судя по воспоминания сына Маленкова, его отец тоже не питал дружеских чувств к Андрею Жданову – дети вообще хорошо на интуитивном уровне чувствуют эти отношения взрослых. А в ближайшем окружении Сталина, они, эти отношения, были очень непростыми…

По свидетельству очевидцев Жданов был одним из немногих, кто достаточно свободно чувствовал себя в присутствии Сталина и мог спорить с ним по отдельным вопросам – впрочем, всегда признавая безусловное первенство и интеллектуальное превосходство «вождя всех народов». Маленков же, наоборот, был подчёркнуто послушен и крайне исполнителен. В отношениях Сталина и Жданова был еще один важный и тонкий момент. По словам сына Жданова, Юрия, как-то после войны наедине с ним Андрей Александрович однажды обронил фразу: «Я не хочу пережить Сталина». Пожалуй, он был единственным, кто среди сталинского окружения мог произнести такие слова. Жданов являлся безусловным лидером, но при этом не был обуреваем той безудержной жаждой власти, что характерна для всех стремящихся в первые вожди – он искренне болел за близкое ему дело, которому посвятил всю жизнь, был опытным и авторитарным руководителем, но к верховной власти из всех сил явно не рвался. Оттого и не хотел пережить Сталина, ведь как опытный человек понимал, что будет после смерти вождя и какая борьба развернется за вакантный трон.

Тем более, что такая непрекращающаяся и незаметная на поверхности борьба шла постоянно. Это закономерность любой человеческой иерархии, а руководитель уровня Жданова или Маленкова это уже не отдельный человек – за каждым из ближайших соратников Сталина стояли даже не сотни, а тысячи людей на разных уровнях государственной машины. За Ждановым шла одна из таких крупнейших и наиболее влиятельных в стране группировок, позднее вошедшая в историю как «ленинградская группа». После мировой войны сопоставимыми по влиянию были группировки Маленкова и Берии, хотя в период 1946-48 гг. они несколько уступали по весу ждановской. Борьба таких «кланов» во власти является естественной и неизбежной у всех народов во все времена, даже вне зависимости от субъективных желаний и целей отдельных лиц.

Отношения между Ждановым, Маленковым и Берией были сложными, хотя и не стоит их сводить только к банальной драке за власть «бульдогов под ковром» – многое их разъединяло, но не меньше и связывало в единую упряжку. Именно по этому, слово «товарищ» отнюдь не синоним слова «друг» – они не были друзьями, но волей судьбы и убеждений были товарищами. Судя по всему, Жданов, прекрасно понимая все эти особенности «внутривидовой борьбы» и даже умело одерживая в ней верх, не считал абсолютную власть самоцелью. Кстати, наверняка, поэтому чрезвычайно жадный до власти Сталин так ценил и приближал Жданова – знал его несомненные способности, его безусловную преданность общему делу и в то же время видел отсутствующую у Жданова всепоглощающую жажду власти. Т.е. наш герой получался идеальным вторым, идеальным замом. Поэтому властелин мог, не опасаясь, приближать его к себе и искренне дружить, тем более что человеческие симпатии и вкусы у Сталина и Жданова явно совпадали – их дружба, хотя и была обременена тяжким грузом гигантской власти, но, несомненно, была естественной и искренней.

Давая возможность Жданову и его людям «развернуться» во всю и одновременно сохранив влияние «опального» Маленкова, Сталин явно сохранял и отлаживал свою систему сдержек и противовесов – столь же характерную для власти всех времён и народов, как и «внутривидовая» борьба у подножия тронов. Два наиболее влиятельных после Сталина человека в ВКП(б) должны были, контролируя друг друга, давать вождю СССР объективную информацию о ходе дел, одновременно стра*нецензурная брань* от всяких неожиданностей снизу…

Кстати, эта подковёрная борьба Жданова и Маленкова до сих пор аукается одной историей, которую так любят поминать наши доморощенные либералы и запоздалые борцы со сталинизмом. Речь идёт о знаменитом «наезде» Жданова на Ахматову и Зощенко в 1946 году. При том, что и поэтесса и сатирик были прежде всего ленинградскими литераторами. Но разбирательство с ними, точнее с ленинградскими литературными журналами «Октябрь» и «Ленинград», в которых они активно издавались, было инициировано людьми Маленкова. Весна-лето 1946 года это время активной экспансии во власть «ленинградской группы» и аппаратного поражения Маленкова. Но Георгий Максимилианович, человек с 20-х годов близкий Сталину, опытнейший кабинетный политик, не мог не сопротивляться. И негативное внимание к литературным журналам Ленинграда стало для него той шпилькой, которую он не преминул воткнуть в наступающих «ленинградцев».

7 августа 1946 г. «человек Маленкова», тогда начальник Управления пропаганды и агитации ЦК Георгий Александров подготовил пространный документ - «Докладная записка о неудовлетворительном состоянии журналов “Звезда” и “Ленинград”». Формально записка была адресована Жданову, как новому куратору всей агитации и пропаганды с высоты Политбюро. Записка уже содержит те развёрнутые обвинения, что громко прозвучат на всю страну в августе и сентябре 1946 г. – здесь фигурируют и Ахматова, и Зощенко и другие.

Но понятно, что помимо официального адресата копия документа попала на стол главного члена Политбюро, да и сам Жданов не мог скрыть её от старшего товарища. Жданов не простит кремлёвскому чиновнику Александрову эту историю и ровно через годы выживет его с высот аппарата ЦК в почетную ссылку на пост директора Института философии. Но на тот момент Жданов не мог затормозить и замять это дело. Во-первых, работали свои аппаратные правила – документ был запущен и на него надо было реагировать с учетом мнения и повышенного внимания к литературной теме верховного вождя. Во-вторых, Жданов, как лидер активно захватывающей власть группы, просто таки обязан был демонстрировать перед Сталиным объективность, в том числе и к своим «проштрафившимся» людям. В-третьих, все идеологические обвинения против Зощенко и Ахматовой, прозвучавшие в «Докладной записке» Александрова, вполне отвечали убеждениям Жданова, другое дело, что сам он не стал бы подавать эти претензии к ленинградским журналам именно в такой форме, бьющей по его людям, ленинградскому партийному руководству. Но здесь уж Жданова аппаратно обыграл соратник-соперник Маленков.

Впрочем, не будем переоценивать такой удар – со стороны обороняющегося Георгия Максимилиановича это была лишь мелкая подножка наступающему Андрею Александровичу. При всей «литературоцентричности» сталинского руководства главные баталии разыгрывались совсем в других сферах. Но именно этот второстепенный фронт подковёрной борьбы верхов тогда громко отразился в общественной жизни СССР в виде доклада Жданова, где он, отводя удар от ленинградских партийных идеологов, от души пополоскал Ахматову и Зощенко. Эту ждановскую критику до сих пор любят цитировать либеральные борцы литературного фронта, как пример ужасного тоталитаризма… Но вернёмся от литературы к политике.

В 1947 г. Жданов и его клан ввели в общественно-политическую практику СССР одну броскую новацию, ставшую и инструментом политической мобилизации послевоенного советского общества и, одновременно, средством усиления «ленинградского» влияния на всю советскую бюрократию. Речь идёт о «Судах чести», когда введённую еще в 1939 г. практику армейских судов чести распространили на всех госслужащих.

Некогда, в июле 1917 г. сам Жданов был объектом такого офицерского суда чести – тогда прапорщика 139-го запасного пехотного полка Жданова осудили к отлучению от офицерского общества за поддержку петроградского экстремиста Ульянова… Через 30 лет всесильный член Политбюро возродил практику судов чести в советском обществе.

Суды чести планировалось организовать по ведомственному признаку, в каждом министерстве СССР, состав таких судов избирался всеобщим голосованием работников соответствующего министерства. Суды чести должны были рассматривать те проступки советских граждан, которые не подпадали под действие уголовного закона, но были сомнительны с точки зрения советских морали и политики.

Первый подобный суд готовил лично Жданов – «подсудимыми» были хорошо знакомые ему ученые-биологи профессора Клюева и Роскин, которые были причастны к передаче в США советских наработок по борьбе с раковыми опухолями. Формально, с точки зрения уголовного права, учёные не могли нести ответственности, так как передача была санкционирована руководством Минздрава. Руководство и село надолго за шпионаж, а на примере ученых устроили показательный процесс общественного суда. Общественным обвинителем выступал генерал-лейтенант медицинской службы Пётр Куприянов, в недавнем прошлом главный хирург Ленинградского фронта.

Постановление о Судах чести предусматривало, что они избираются и действуют сроком один год. Но Андрей Жданов и его «команда» задумывали их не как временную пропагандистскую кампанию, а как всеобщий и постоянный инструмент воспитания общества – прежде всего чиновников и интеллигенции. И не удивительно, что именно чиновники и стали главными противниками этого ждановского нововведения. В отличие от интеллигенции они практически не выражали своё недовольство публично, но сопротивлялись привычными им бюрократическими методами.

Руководители центральных министерств отнюдь не спешили получить в своих ведомствах новый, непонятный, а главное независимый от них «общественный» орган. Например, в министерстве авиационной промышленности «суд чести» выбирать не стали, поскольку министр Хруничев посчитал, что у его подчинённых нет провинностей, которые находятся в компетенции «судов чести». Министерство находилось на острие технического противоборства «холодной войны», как раз начинались работы по созданию реактивной авиации (не менее важные для страны, чем атомный проект) и авиационный министр, ощущая свою необходимость, мог проявить независимость от органов партийного контроля.

Другие чиновные начальники сопротивлялись не явно, но не менее действенно. В итоге задуманная кампания развивалась медленно и со скрипом. Только в начале октября 1947 г. состоялся суд чести в Главном управлении гидрометеорологической службы – обвинялись его работники за излишнее рвение в рассекречивании сведений по гидрометеорологическому режиму отдельных районов СССР.

15 октября 1947 г. состоялось заседание Оргбюро ЦК, посвященное именно вопросам исполнения постановления о судах чести. «Мне кажется, - говорил на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов, - что в реализации закрытого письма ЦК мы встречаем сопротивление. Хочется признавать это или не хочется, но это факт: мы встречаем сопротивление и со стороны партийных руководителей на местах, и со стороны хозяйственных руководителей. То, что товарищи не хотят организовывать суд чести, означает, что они сопротивляются той новой форме воспитания интеллигенции, которую установил ЦК».

Такое радение одного из главных выдвиженцев Жданова было не случайным. С высоты ЦК вопросы судов чести курировали именно Кузнецов и Суслов, но главное – для группировки Жданова суды чести были не только инструментом мобилизации общества в условиях «холодной войны», но и средством усиления собственного влияния на весь государственный аппарат. Поэтому новый секретарь ЦК Алексей Кузнецов проявит небывалую активность в организации таких судов. Но ситуация имела и обратную сторону – нарочитый рост влияния и активное вмешательство «ленинградцев» Жданова повсюду формировало против них молчаливый консенсус, сговор всех иных группировок во власти, ориентированных на других лидеров – в первую очередь Маленкова и Берия. Эта консолидация чиновничьих интересов против «ленинградской группы» очень скоро, почти сразу после смерти сталинского фаворита Жданова, породит «ленинградское дело»… Но пока товарищ Жданов был ещё жив и кампания «судов чести» развивалась вопреки молчаливому саботажу бюрократии.

Чтобы подать пример министерствам, а заодно и подвинуть сторонников Маленкова, Жданов инициировал проведение суда чести в аппарате ЦК. «Подсудимыми» стали ответственные работники Управления кадров и Управления пропаганды и агитации, руководившие отделами этих управлений до прихода туда людей Жданова. Впрочем, вменили им реальные прегрешения в виде слишком явной тяги к «сладкой жизни», ресторанам и женщинам, в послевоенной Москве.

В ноябре 1947 г. прошёл суд чести в Министерстве высшего образования СССР над профессором Сельскохозяйственной Академии Жебраком за то, что тот критиковал своего оппонента Лысенко не в советских изданиях, а на страницах американского журнала «Science».

До конца 1947 г. состоялись суды чести в Министерстве геологии и Министерстве государственного контроля, в начале 1948 г. – в Министерстве электропромышленности и Министерстве станкостроения (в то время существовало большое количество узкопрофильных министрерств). В декабре был санкционирован и в январе 1948 г. проведён суд чести в Министерстве вооруженных сил. Под суд попали недавние высшие руководители ВМФ – адмиралы Кузнецов, Галлер, Алафузов, Степанов. Данный «суд чести» проходил на основании соответствующего постановления о военных судах чести от 1939 г., но, явно, в рамках кампании начатой «ленинградцами» Жданова. Общественным обвинителем адмиралов выступил маршал Леонид Говоров, еще один соратник и «выдвиженец» Жданова.

Реальными причинами суда были разногласия Сталина с Кузнецовым о путях развития флота и, главное, невысокая оценка высшим руководством страны деятельности ВМФ в 1941-45 гг. и его послевоенной боеготовности. Официальное обвинение «суда чести» состояло в том, что в конце войны адмиралы передали Великобритании и США чертежи и описания некоторых систем вооружения нашего флота, а также большое количество секретных морских карт. Суд чести признал адмиралов виновными и постановил ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании их уже уголовному суду. Этот суд состоится очень быстро и уже в начале февраля 1948 г. вынесет свой вердикт – отметим, что для сталинских врёмен достаточно мягкий по делам такого рода.

Не обошли своим вниманием ленинградские энтузиасты «судов чести» и такой важнейший орган сталинского государства, как Министерство госбезопасности. На выборах суда чести МГБ в ноябре 1947 г. выступил Алексей Кузнецов: «Органы государственной безопасности должны усилить чекистскую работу среди нашей советской интеллигенции… мы будем воспитывать интеллигенцию в духе искоренения низкопоклонства перед заграницей, будем судить судом чести… Видимо по отношению кое-кого из представителей интеллигенции, уж особо преклоняющихся перед Западом, мы должны будем принять другие меры – чекистские меры».

Суд чести в МГБ состоялся в начале марта 1948 г. и неожиданно вызвал неудовольствие Сталина, который посчитал, что секретарь ЦК Кузнецов зарвался, организуя подобное мероприятие в столь ответственном Министерстве без санкции Политбюро. Это, однако, не остановило Жданова в стремлении расширить и усилить роль судов чести. 19 марта 1948 г. он направил Сталину проект постановления о создании Союзного Суда чести. Данный орган должен был уже разбирать моральные прегрешения самых высших представителей сталинской бюрократии на уровне министров и заместителей председателя Правительства. Был даже намечен первый «подсудимый» для Союзного Суда чести – министр путей сообщения Иван Ковалёв, обвинённый в расходовании слишком больших средств на переустройство своей дачи.

Но проект такого всесильного «суда чести» уже прямо задевал интересы и безопасность всех других членов Политбюро, не входивших в группировку Жданова. Маленков, Берия, Молотов, Микоян, Каганович, Булганин либо руководили министерствами, либо являлись заместителями Председателя Света министров – т.е. прямо попадали под юрисдикцию Союзного суда чести. В отличие, кстати, от самого Жданова, который никаких постов в правительстве и министерствах не занимал.

Поэтому ждановский проект Союзного Суда чести на собрании «узкой группы» Политбюро в апреле 1948 г. остальные высшие лидеры СССР по-чиновничьи просто утопили в поправках и обсуждениях, в итоге отложив утверждение такого суда до пленума ЦК партии. Вероятно, Жданов не сомневался что на пленуме он «продавит» свой проект – вспомним, что он планировал куда более часто проведение пленумов и съездов партии, но не знал, что жить ему оставалось чуть более трёх месяцев, а следующий пленум ЦК после его смерти состоится только в 1952 году.

Тем не менее, сама кампания судов чести не останавливалась – при этом высшее руководство санкционировало только те «суды чести», материалы которых могли быть использованы с воспитательным эффектом. Так в июне 1948 г. состоялся суд чести даже в Комитете информации – органе, который с 1947 г. объединял сразу две разведки, политическую и военную, чекистов и ГРУ. На этом суде чести рассматривалось дело генерал-майора Леонида Малина, резидента в Берлине и советского представителя в Контрольном Совете по Германии. Генералу Малинину вменили недостойное поведение при общении с бывшими союзниками и по итогам суда чести перевели из внешней разведки в мелкие начальники железнодорожной охраны.

Отметим, что в наши дни «суды чести» с подачи западных историков времён холодной войны оцениваются сугубо односторонне и негативно – как ещё один пример «ждановщины» и «закручивания гаек» в послевоенном СССР. При этом обычно упускают из виду, что аналогичные и даже похожие по форме процессы в то же время шли и по другую сторону земного шара – в США. Враждебность была обоюдной, а внутреннее политическое ужесточение американской «демократии» не отставало от аналогичного в советском «тоталитаризме».

Так, в октябре 1947 г. «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности» проведет фактически аналогичный ждановскому «суду чести» процесс над группой работников Голливуда, уличенных в симпатиях к «красным». Тогда же в Штатах введут «чёрные списки» работников культуры, запрет освещать в кино темы «богатых и бедных» и прочие ограничения. В этом плане внутренняя политика США эпохи «маккартизма» и «комиссии по антиамериканской деятельности» не будет принципиально отличаться от «ждановщины» – обе стороны в условиях начавшейся Холодной войны проведут идеологическую мобилизацию путём «закручивания гаек».

Но нам сейчас интересны суды чести именно как средство усиления влияния и контроля за всем партийно-чиновничьем аппаратом СССР со стороны «ленинградцев» Жданова. При этом напомним, что «ленинградцы», параллельно с судами чести, досаждали всей остальной партбюрократии и идеологическими проверками. Ещё на первом же заседании Оргбюро ЦК, состоявшемся под председательством Жданова 18 мая 1946 г., было принято решение о создании комиссии во главе с Алексеем Кузнецовым и Ждановым с целью «разработать вопрос о теоретической подготовке и переподготовке руководящих партийных и советских работников». Эти внешне гладкие формулировки по вопросам подготовки и проверки «теоретического» уровня партийных и советских работников давали в руки Жданова и его команды мощнейшие рычаги аппаратного влияния в деле подбора и расстановки руководящих кадров. Перманентные проверки обкомов по всему СССР со стороны Жданова и его команды шли потоком в 1946-48 годах.

Но на пике влияния своей команды, в июле 1948 г. Жданов уходит в отпуск для лечения и умирает в последний день лета того года. Смерть его и ныне вызывает вопросы – но отметим, что Жданов еще до войны был весьма больным человеком, в годы блокады перенёс на ногах два инфаркта, так что с медицинской точки зрения его смерть не является чем-то чрезвычайном.

А вот всю внутреннюю ситуацию в правящей машине СССР эта смерть изменила радикально и быстро. Кстати, последний партийный документ, подписанный Ждановым, - это аналитическая записка «О положении в советской биологической науке». 10 июля 1948 г. в рамках подготовки к научной дискуссии по биологии она ляжет на рабочий стол Сталина. Данный документ будет подписан уже не только Ждановым, но и Маленковым. Начало текста безапелляционно, но справедливо гласило: «В науке, как и в политике, противоречия разрешаются не путем примирения, а путем открытой борьбы».

Умершего Жданова очень торжественно похоронили 2 сентября 1948 г. Его похороны стали едва ли не самыми значительными по размаху и продолжительности траурных мероприятий за всю советскую историю, уступая лишь похоронам Ленина, Сталина и Брежнева. Сталин стоял в траурном карауле и с прочими членами Политбюро носил на руках гроб с телом покойного друга.

Еще 28 сентября 1948 г. Маленков будет проявлять особое участие в трудоустройстве двух ближайших помощников Жданова, его личных секретарей Александра Кузнецова и Владимира Терёшкина. Маленков поспешит доложить Сталину, что первый становится заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а второй - заместителем заведующего отделом внешних сношений ЦК.

Однако, основные и наиболее влиятельные участники «ленинградской группы» Жданова попадут в опалу уже в феврале следующего 1949 г., всего через полгода после смерти своего «шефа». Именно Маленков и стоящая за ним группировка во власти станут здесь главными инициаторами и исполнителями. Группировка Берии окажет им в этом необходимое содействие. Если Сталина связывали со Ждановым, пусть и осложнённые чудовищной властью, но человеческие чувства товарищества и дружбы, то фигуранты «ленинградского дела» для стареющего кремлёвского небожителя, за десятилетия привыкшего к смертям, были всего лишь функциями. Неумолимо стареющий вождь, вероятно, уже с некоторой усталостью наблюдал это борьбу-возню у подножия своего трона.

«Ленинградское дело» - слишком большая и сложная история, чтобы описать его в одной, даже большой статье, оно ещё требует детального и научного изучения. Историки и публицисты, копаясь в его деталях, обычно обращают внимание на поводы, оставляя в тени причины. Но пресловутая «оптовая ярмарка», несколько подчищенных голосов в протоколе голосования Обкома или несколько не найденных документов в чудовищном документообороте Госплана – это именно поводы. Их надо было найти для обвинения, их и нашли. При желании нечто подобное можно было бы отыскать и по отношению ко всем иным партийно-чиновничьим группам.

Так что данная статья прежде всего посвящена не поводам, а описанию причин того аппаратного консенсуса всех бюрократических кланов во власти позднесталинского СССР, который сложился против «ленинградцев». Заметим, что на наших глазах похожее по сути дело произошло в современном Китае вокруг группировки бывшего члена Политбюро ЦК КПК Бо Силая. И, вероятно, по тем же причинам оно не останавливает впечатляющее развитие этой страны…

Смерть Андрея Жданова сразу сломала равновесие сил в Политбюро. К тому же, именно в 1949 г. Маленков и Берия и стоящие за ним группировки в глазах Сталина добьются очевидных и крайне важных успехов – вспомним, что в те годы Берия возглавлял спецкомитет №1 по созданию ядерного оружия, а Маленков был главой спецкомитетов №2 и №3, разрабатывавшего реактивную и ракетную технику и средства радиолокации. В условиях нарастающей Холодной войны успехи в этой сфере придадут им ещё больший вес на сталинском олимпе.

Когда-то, в 1937 году, решая судьбу партийных руководителей Башкирии, товарищ Жданов высказался так: «Столбы подрублены, заборы повалятся сами…» Теперь, 31 августа 1948 г. судьба подрубила главный столб «ленинградцев», и забор повалился – к августу 1949 г. все их главные лидеры были арестованы: Николай Вознесенский, Алексей Кузнецов, Пётр Попков, Яков Капустин и многие другие. Кузнецова арестуют прямо в кабинете Маленкова – так Георгий Максимилианович потренируется в будущем аресте своего приятия Лаврентия Павловича.

В итоге, на «ленинградцев» повесят и реальные ошибки, которые у них действительно были (впрочем, подобные же были и у всех иных группировок), и те «антисоветские» преступления, к которым они не были причастны. В более травоядные времена дело ограничилось бы увольнениями или перемещениями на более низкие должности. Тогда же, в октябре 1950 года, верхушку «ленинградской группы», после формально открытого, но не освещавшегося в прессе судебного процесса, расстреляли. Были казнены Кузнецов, Вознесенский, Попков, Капустин, всего 23 человека из ЦК и высшего руководства РСФСР и Ленинграда. Свыше двух сотен высокопоставленных чиновников «ленинградской группы» получили различные сроки тюремного заключения. Порядка двух тысяч руководителей более низкого ранга из этой группы уволили или перевели на «менее ответственную работу».

Отметим, что при других раскладах, «ленинградцы» зачищали бы «маленковцев» ничуть не более гуманно – Алексей Кузнецов не уступал в жесткости Георгию Маленкову.

В ходе следствия по «ленинградскому делу» Маленков и Берия разойдутся так, что попробуют утопить еще ряд конкурентов и даже уже умершего Жданова. Ещё в октябре 1949 г. они подготовят проект закрытого письма ЦК: «Политбюро ЦК считает необходимым отметить ту политическую ответственность, которая ложится на Жданова А.А. за враждебную деятельность ленинградской верхушки... Сейчас трудно объяснить, как мог Жданов А.А. не разглядеть вражеского лица Кузнецова, Попкова, Капустина, Соловьева и др., которых он настойчиво выдвигал... Политбюро считает также нужным сказать, что наиболее влиятельные из лиц, замешанных во враждебной работе, являются людьми близкими к тов. Молотову. Известно, что Вознесенский пользовался много лет особой поддержкой и большим доверием т. Молотова, что т. Молотов покровительствовал Кузнецову, Попкову и Родионову... Будучи близким с этими людьми, т. Молотов не может не нести ответственности за их действия... Следует указать на неправильное поведение Косыгина А.Н., который оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей... Он не разглядел антипартийного, вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах Кузнецова и др.»

Сталин перечеркнёт этот проект слишком разошедшихся в своём торжестве товарищей Маленкова и Берия. Более того, позаботился о том, чтобы имя Жданова ни разу не прозвучало в связи с «ленинградским делом». Бывший замначальника Следственной части по особо важным делам МГБ полковник Владимир Комаров, курировавший «ленинградское дело», позднее, уже перед собственным расстрелом в 1954 г. давал показания, как его инструктировал Абакумов, министр госбезопасности: «В Ленинград поехал я и еще десять следователей… Перед отъездом в Ленинград Абакумов меня строго предупредил, чтобы на суде не было упомянуто имя Жданова. “Головой отвечаешь”, - сказал он».

По сталинским временам размах «чистки» в ходе «ленинградского дела» был не самый большой и свирепый. Но это «дело» буквально смело верхние эшелоны власти не только Ленинграда и области, но и республиканского руководства РСФСР и целого ряда областей, которые после войны возглавили «ленинградцы» - от Горьковской области и Эстонии до Крыма. В Крыму на место арестованного и расстрелянного Николая Соловьева, бывшего в годы войны руководителем исполкома Ленинградского облсовета, придут уже выдвиженцы Хрущёва, что вскоре во многом и предопределит государственную судьбу этого полуострова.

После расстрела Председателя Совета Министров РСФСР Михаила Родионова и увольнения из глав столицы Георгия Попова, в Москву «выдвинется» Никита Хрущёв. «Ленинградскую группу» в борьбе за власть уничтожали группировки Маленкова и Берии. Но в тени этой подковёрной борьбы как раз и сложилась группа сторонников Хрущёва, которая чрез несколько лет, сразу после смерти Сталина, в союзе с Маленковым уничтожит клан Берии, а еще через четыре года (используя, кстати, обвинение в фальсификации «ленинградского дела») скинет с вершин и самого Маленкова, чтобы в свою очередь, спустя ещё семь лет быть отодвинутой вниз людьми «дорогого Леонида Ильича»… Впрочем, это уже совсем другая история.

Конец

http://svpressa.ru/society/article/64028/ 10 февраля 2013 года 11:03 |
Комиссар, которого боялись все Александр Ситников
Он курировал создание советской атомной бомбы, но был расстрелян за шпионаж в пользу Великобритании
В конце января 1941 года в СССР в руках одного человека сконцентрировалась огромная власть. Это был Лаврентий Берия, назначенный Генеральным комиссаром государственной безопасности. У него появились поистине диктаторские полномочия, позволяющие арестовывать кого угодно. Сделать же любого человека врагом народа, какие бы заслуги перед революцией тот не имел, для Лаврентия Павловича было лишь делом техники. Однако именно при нем репрессии пошли на убыль.

Время было не простое – тревожное. В Москве спешили с реорганизацией Красной Армии, которую планировали закончить к середине 1942 года. Необходимо было заново подготовить военные кадры, которые сильно поредели во время зловещего 37-го года, перевооружить войска современным оружием, а также создать новую оборонительную инфраструктуру на западной границе.

Было четкое понимание, что войны с Гитлером не избежать, хотя определенные надежды возлагались на пакт о ненападении. Одновременно было понимание и того, что страна к войне не готова. Именно на этот предвоенный период приходится политический взлет Берия.

К этому времени в стране был взят «новый курс» партии. Сталин после XVII съезда отказался от титула «генерального секретаря», то есть номинально был таким же секретарем ЦК, как Жданов, Каганович и Киров. Но убийство Кирова мужем его любовницы Милды Драуле активизировало сторонников «военного коммунизма», благо, что на их стороне был бывший работник Коминтерна Пятницкий, тот самый, который возглавлял отдел политико-административных органов ЦК партии и курировал НКВД, прокуратуру и суд.

В результате фракционная война в компартии, начавшаяся после смерти Ленина, вспыхнула с новой силой.

Центр продвигал преобразования общества в соответствии с Конституцией 1936 года, на местах же по-прежнему мыслили категориями беспощадной гражданской войны. Группа сотоварищей, членов ЦК во главе с Р. И. Эйхе, требовали продолжения «кровавого банкета». В какой-то момент на их стороне был и Сталин, слишком уж гневными были лозунги ортодоксальных «гробовщиков капитализма». В дело решительно и беспощадно включился наркомат внутренних дел СССР во главе с Н. И. Ежовым. Начались террор и охота на «шпионов», которые Сталин использовал, в том числе, и для разгрома леворадикальной оппозиции.

На этом фоне явным диссонансом выглядели успехи социалистического Закавказья под руководством первого секретаря Закавказского крайкома при сохранении должности первого секретаря ЦК КП (б) Грузии Л.П. Берия. По сравнению самым успешным царским 1913 годом к 1940 году объём промышленного производства в Грузии вырос в 10 раз, сельскохозяйственного — в 2,5 раза.

Сталин переводит Берия в Москву, сначала помощником народного комиссара внутренних дел СССР Н. И. Ежова (22 августа 1938 г.). Именно тогда публикуется постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 года. Одновременно организовывается политическая травля Ежова, которая закончилась его отставкой

Цитата :

«…по его же просьбе, с оставлением его народным комиссаром водного транспорта».

Наркомом внутренних дел СССР становится Берия.

29 января 1939 г. нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия, оценивая действия предшественника, напишет письмо Сталину:

Цитата :

«Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключённых для вымогательства ложных показаний и «признаний». Заранее определялось количество признаний, которых должен добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причём нормы часто доходили до нескольких десятков «признаний».

Берия освободил ряд заключенных, прежде всего, из числа технической интеллигенции. Кроме того, будучи на посту генерального комиссара государственной безопасности, он усиливает и реформирует войска НКВД, оснащая их качественной связью и современным вооружением.

В начале Великой Отечественной Войны в западных округах находились 7 дивизий, 2 бригады и 11 оперативных полков внутренних войск. Они первые, в числе 47 сухопутных, 6 морских пограничных отрядов, 9 отдельных пограничных комендатур НКВД СССР, приняли на себя удар гитлеровцев и сразу нарушили план «Барбаросса», в котором на захват погранзастав Вермахт отводил 30 минут. Если части Красной Армии в массе своей были дезорганизованы и хаотично бежали, то войска НКВД отступали управляемо и эффективно оборонялись.

Так, 79-й пограничный отряд НКВД был атакован 22 июня 1941 г. в 4 час. 30 мин.

Цитата :

«В ответ на огонь противника пограничные подразделения открыли ответный огонь по огневым точкам противника, - говорится в донесении командира отряда в штаб НКВД о первых днях войны. - Несмотря на поддержку с воздуха и бомбежку с самолетов противника, огневые точки противника, румынские пикеты, расположенные в непосредственной близости к границе, нашим огнем были уничтожены. В районе взорванных мостов на р. Прут (1-я застава), на р. Дунай (участок застав №4 и №6) противник при поддержке артогня и самолетов неоднократно пытался переправиться на наш берег, но пограничными заставами каждый раз отбрасывался с большими для него потерями». Бойцы полностью удерживали свой участок государственной границы до 2 июля 1941 года. Более того, красноармейцы НКВД форсировали Дунай и захватили населенные пункты на румынской стороне: с. Сатул-Ноу, с. Пардина, г. Килия-Веке. Было убито 327 солдат противника, ранено до 100 человек, взято в плен 665 человек, из них 15 офицеров, а также сбито 7 самолетов противника».

Но в целом же ситуация была близка к национальному апокалипсису. Дошло до того, что не хватало самых обычных винтовок, не говоря уж о самолетах и танках. Известен факт, что в первый год войны Сталин сам распределял между армиями стрелковое оружие, причем речь шла всего лишь о десятках тысяч единиц.

Чтобы успешно воевать с гитлеровскими войсками, Красная Армия нуждалась в современном вооружении, а для этого необходимо было заново построить военно-промышленный комплекс. Этим занималось оперативное бюро государственного комитета обороны, состоящее из Молотова, Берия, Маленкова и Сталина, позднее к ним присоединился Микоян. Из-за нехватки времени бюро никогда не заседало, - оно работало в бешеном ритме, обеспечивая всем необходимым производство вооружений и обмундирования. В ведении бюро было также доставка необходимых грузов на фронт и призыв в армию.

За особые заслуги в области усиления производства вооружения и боеприпасов в трудных условиях военного времени» в сентябре 1943 года Л. П. Берии присвоено звание Героя Социалистического Труда.

18 мая 1944 г. он возглавил оперативное Бюро ГКО, поскольку в качестве организатора и технаря ему не было равных. Из 9971 постановлений, подготовленных этим органом, свыше 6000 касались производства вооружений.

После войны Берия курировал создание атомной бомбы, причем настолько успешно засекретил огромные технологические мощности, необходимые для этого, что американцы были уверены, что атомными разработками в Сухуми занимаются пленные немецкие физики. Американская разведка за несколько дней до испытания первой нашей бомбы выпустила специальный доклад о том, что

Цитата :

«Советы смогут создать атомное оружие не раньше середины шестидесятых годов»...

И все же в нашу историю Берия вошел отнюдь не как один из создателей советского ядерного щита, и тем более не как Герой Соцтруда. Его имя связано прежде всего с массовыми репрессиями, хотя и при Ягоде, и при Ежове невинных людей сгубили больше.

Еще будучи первым секретарем республики Берия был инициатором массовых репрессий в Грузии. Он был активным сторонником депортации целых народов. К примеру, Берия обвинял чеченцев и ингушей в массовом дезертирстве и коллаборационизме и действовал крайне жестоко. На телеграмму от полковника Гвешиани из Грозного об уничтожении «более 700 жителей в местечке Хайбах» (поскольку не получается уложится в сроки), Берия отвечает:

Цитата :

«За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах Вы представлены к правительственной награде с повышением в звании».

Всего под контролем Берия было депортировало народы и группы населения 61 национальности, в том числе калмыков, ингушей,чеченцев, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, ногайцев, турок-месхетинцев, понтийских греков, болгар, крымских цыган, курдов.

На «своих» заводах он активно и безжалостно использовал труд «политических рабов». Так, на 1 января 1953 года в ГУЛАГе содержалось 2 468 524 заключенных, большинство которых трудились над реализацией его проектов.

Неблаговидной является роль Берия и в так называемом «деле врачей», в котором он активно участвовал через свое влияние на министра госбезопасности Виктора Абакумова.

Вскоре после смерти Сталина, Берия был арестован.

В войсках МВД и в силовых структурах были проведены специальные акции по разоружению частей, преданных Берию.

Цитата :

«После смерти Сталина среди заключенных начался бунт, - рассказывает рядовой подразделения внутренних дел в закрытом городе Челябинск-40 Владимир Ситников. - Ходили слухи, что всех зеков расстреляют. Другие, напротив, утверждали, что произошла амнистия, и их удерживают незаконно. Бунт был подавлен. Летом 53-го глубокой ночью казармы были оцеплены, всем военнослужащим было приказано построится, где и зачитали приказ об аресте Берия. Строй был ослеплен прожекторами. Недовольных, которые открыто стали возмущаться, а их было 10 человек, в том числе и киномеханик, арестовали на месте. Сразу же красные погоны МВД сменили на черные погоны саперных войск. Прошли собрания, на которых было объявлено о шпионаже Берия в пользу иностранных государств, а также об его аморальном поведении, недостойном советского руководителя. Его портреты немедленно были изъяты, и одновременно отменено усиленное питание. Часть военнослужащих, которые служили уже более пяти лет, демобилизованы, другие же переведены в другие части».

Вскоре после смерти Сталина, 23 декабря 1953 года, Берия был расстрелян за шпионаж в пользу Великобритании.

Цитата :

«Устранение Берия есть результат внутрипартийной борьбы за власть, - говорит Юрий Жуков, историк, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН. – К власти рвался Никита Хрущев, который, кстати, был дружен с Берией и Маленковым. Так вот, Хрущев был мастер интриги и многоходовки. Берия, и Маленков просто его недооценили в этом плане. Очевидно, что обвинения в шпионаже явно сфабрикованы. Среди политической верхушки того времени у Берия было немало смертельных врагов, которые его боялись и не могли допустить даже мысли, что страну может возглавить Берия. Поскольку за ним были силовые структуры, его устранили физически».

«СП»: - А женщины… ведь сейчас только и говорят о Берии, как о сексуальном маньяке. Якобы во дворе его особняка была, чуть ли не камнедробилка для перемалывания костей убитых им женщин и девушек.

- Чушь полная. Его хотели устранить не только политически, но и очернить. Что и удалось Хрущеву.

«СП»: - Какова роль Берия в советской истории?

- Он был человеком своего времени, и его поступки, плохие и хорошие, вписывались в ход истории, иначе говоря, он поступал сообразно политической обстановке, как и многие другие здравомыслящие политики того времени. Говорить, хороший ли Берия, или злодей, я не стану. Однако не стоит ему приписывать того, чего не было. В частности – расстрел поляков в Катыне. Демонизацией Берия занимался лично Геббельс, который, собственно, и сфабриковали это дело. Однако это не есть историческая правда.

«СП»: - Правда ли, что Берия был правой рукой Сталина, и его порученцем в неблаговидных делах?

- Берия был, как сейчас принято говорит, членом команды. Особых отношений со Сталиным у него не было, и уж тем более неверно, считать его правой рукой Иосифа Виссарионовича.