Польша - наше наследство

http://www.novpol.ru/index.php?id=1313 Новая Польша 5 / 2010
ДВЕ БИТВЫ Петр Мицнер
В мае нынешнего года исполнится 65 лет со дня окончания II Мировой войны. В связи с этим мы вспоминаем два сражения — под Ленино (12-13 октября 1943) и при Монте-Кассино (12-18 мая 1944). Оба чрезвычайно тяжелых и кровавых. И оба сражения приобрели символическое значение, что, с одной стороны, возвысило их тяготы, страдание и смерть, а с другой — отняло у них человеческое измерение.
............................................
Разумеется, нельзя говорить, что жертва, принесенная при Монте-Кассино, была напрасной, как можно вычитать в некоторых прогорклых комментариях, нельзя и считать, что итальянская кампания не имела влияния на окончательную победу союзнических сил. Напротив: взятие Монте-Кассино польскими войсками спасло западные силы от конфуза в мае 1944-го, когда их успехи на других фронтах оставляли желать много лучшего, в то время как сталинская Красная армия крушила немцев на восточном фронте. Сталинградская битва была, несомненно, более масштабной, однако Монте-Кассино принесло сходный результат, показав, что фашистская военная машина не непобедима, и это позволяло не утратить надежду на успех.
......................................
__________________________________
http://yugoruss.ru/publ/jurij_nersesov_alye_maki_i_panskie_vraki/2-1-0-76
Юрий Нерсесов АЛЫЕ МАКИ И ПАНСКИЕ ВРАКИ
........................................
Каким образом столь храброму воинству удалось захватить позиции, о которые обломали себе зубы лучшие части союзников? Очень просто — они их никогда не брали. На самом деле штурм высот 593 и Сан-Анджело 12 мая провалился точно так же, как и предыдущие. При этом, в отличие от индусов с новозеландцами, вояки Андерса не рискнули продолжать и трое суток просто зализывали раны.
Тем временем на соседнем участке у союзников наконец обозначился успех. Просочившись по труднодоступным горным тропам, алжирские и марокканские колониальные части де Голля создали угрозу тылу всего немецкого фронта. Воспользовавшись успехом арабов, продвинулись вдоль побережья Тирренского моря и американцы. Вслед за ними начал наступление канадский корпус, а в глубоком тылу немцев возобновили атаки англо—американские части с захваченного ещё в январе плацдарма у Анцио. Малочисленные немецкие войска оказались под угрозой окружения и отступили, оставив помимо прочего и многострадальное аббатство. Под утро 17 мая поляки осторожно двинулись за ними и ещё через сутки заняли опустевший монастырь. За всю неделю, главным образом в бою 12 мая, корпус Андерса потерял 4199 человек, в том числе 924 убитыми. Битва за Монте—Кассино закончилась ввиду полного отсутствия противника.
Вероятно, понимая истинную ценность столь великой победы, польские историки изо всех сил пытаются приукрасить историю баталии. Вот и автор «Польской армии 1939-1945» (М.: АСТ, 2002) С.Залога утверждает, что корпус Андерса хоть и не взял высоты, но зато «оттянул на себя вражеские резервы». О каких конкретно немецких частях идёт речь, Залога умалчивает. И правильно делает: их просто не существовало.
На самом деле первая немецкая резервная дивизия прибыла на фронт, дабы ликвидировать прорыв арабов, а ещё три пытались сдержать начавшееся наступление британцев, американцев и канадцев. Подкреплять непоколебимый участок у монастыря гитлеровцам не имело смысла, и они неоднократно об этом писали.
____________________________________
"Сходный результат" (с)
Ы-ы-ы-ы-ы-ы lol!

http://www.novpol.ru/index.php?id=1314 Новая Польша 5 / 2010
Даниэль Ольбрыхский БЫТЬ БЛИЖЕ ДРУГ К ДРУГУ
Дорогие друзья!
.................. 27 февраля 1945 г., когда я появился на свет, война еще шла, но уже к западу от моего места рождения. Не могу сказать, что я был младенцем-ветераном. В то же время отношу на свой счет участие в Варшавском восстании. Я пережил его — не знаю, каким чудом, — с 1 августа 1944 г. целые 63 дня во чреве моей матери.
Ровно 30 лет спустя Владимир Высоцкий ехал с Мариной Влади через Варшаву в Париж. По дороге они собирались остановиться у меня. Варшава на полпути. Володя остановил свою машину перед мостом через Вислу. Уселся на берегу, как рассказывала потом Марина. Долго смотрел на возрожденный после полного разрушения во время восстания Старый Город. И, вероятно, увидел его глазами русских солдат — пламенеющий в 44-м году. Глазами, как это сказано у него, танков, которые получили приказ остановить атаку, пока Варшава не истечет кровью и не будет истреблена до конца. Там же, на берегу, он уже начал что-то писать. Через полчаса они были у меня. Володя прочитал нам стихотворение «Дороги... Дороги», которое заканчивается так:

В моем мозгу, который вдруг сдавило
Как обручем, — но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови...
Дрались — худо, бедно ли,
А наши корпуса —
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли —
Рвались, как один, —
И танкисты плакали
На броню машин...
Военный эпизод — давно преданье,
В историю ушел, порос быльем, —
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нем.
Почему же медлили
Наши корпуса?
Почему обедали
Эти два часа?
Потому что танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утерли нос!
А может быть, разведка оплошала —
Не доложила?.. Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!

Потом он приезжал в Варшаву еще не раз. Мы виделись в Париже, в Москве. Размышляли над тем, почему нам так трудно праздновать общий День Победы. Мы оба знали, что мешает этому мерзкая политика.
И вы, русские, и мы, поляки, любили и любим его песни. Потому что в них — бунт. Бунт против нашей общей действительности после войны. Против другого тоталитарного чудовища, которое выжило. Против бесчеловечности сталинского тоталитаризма. Вайда, отца которого поглотила катынская трагедия, я, деда которого, командира Армии Крайовой в Подлесье, несколько месяцев спустя после войны расстреляло НКВД, миллионы поляков дождались этих вселяющих надежду на будущее минут. Володя, к сожалению, не дождался. А ведь он только на семь лет старше меня.
...........................

http://ihistorian.livejournal.com/87707.html 3 Июн, 2010 at 8:30
«Правда» 1937 г. о связях нацистов и украинских националистов.
Две заметки из газеты «Правда», которые показывают осведомленность и поляков и СССР о связях между фашистской Германией и украинскими националистами.

8 февраля 1937 г.
Посмотреть на Яндекс.Фотках...................

Вторая заметка не столько о связях, сколько об идеологической подготовке переманивания украинских наионалистов на сторону Германии в грядущей войне.

8 марта 1937 г.
Посмотреть на Яндекс.Фотках...................
------------------------------------------------------
lightjedi 3 Июн, 2010 19:13
Польский журнал как источник о намерениях Германии? Это несерьезно.

nazar_rus 3 Июн, 2010 19:34
А польские газеты о "голодоморе" 32-33 - это серьезно, да? ;-)

lightjedi 3 Июн, 2010 19:54
Это еще менее серьезно. Как и русские газеты о голодоморе румынском.

nazar_rus 3 Июн, 2010 19:33
Вам в копилочку такой факт http://joanerges.livejournal.com/1047134.html?replyto=4593246

http://www.fondsk.ru/article.php?id=3082 "Фонд стратегической культуры" 08.06.2010
Александр ЗОЛОТНИЦКИЙ (Беларусь) Тысячелетнее русско-польское противостояние
Тысячелетнее соседство поляков и русских наполнено конфликтами, войнами, политическим, религиозным и этнокультурным противостоянием. Ареной особенно жёсткой и непримиримой борьбы всегда были Украина и Белоруссия – земли Западной Руси, или же Кресы Всходни в польской терминологии.
Причину такого непримиримого противостояния этнически близких народов можно усмотреть в различной, даже взаимоисключающей самоидентификации русских и поляков и производной от них квазисамоидентификации белорусов и украинцев. О.Б.Неменский как-то заметил, что поляки и русские - народы разных времён и разных пространств. В этом с ним можно согласиться.
Самоидентификация русских восходит к «золотому веку» Киевской Руси, X-XII векам, крещению Руси Владимиром и катастрофе утраты русского государственного единства и русской свободы – распаду Руси на удельные княжества и монголо-татарскому нашествию, в результате которого земли Белоруссии и Украины на долгие годы выпали из политической орбиты единой Руси. Эпоха возвышения Москвы, Российская империя, Советский Союз и даже нынешняя Российская Федерация так или иначе несут печать стремления к восстановлению русского единства. В этом отношении Белоруссия и Украина могут рассматриваться как составные части русского мира.
В отличие от этого «золотым веком» для поляков стал период первой Речи Посполитой XVI – XVII столетий. После захвата поляками Подляшья (Белосточчины), Червонной Руси и присоединения остальных западнорусских земель в результате Люблинской унии Польша впервые стала империей. Именно тогда и возникло понятие Кресов Всходних. Как справедливо замечает тот же О.Б.Неменский, понятие Кресов Всходних не столько и не только географическое, а в большей мере культурное. Это колонизуемая территория. Я бы даже сказал, что это некое подобие Нового Света для британцев. Поэтому территории Белоруссии и Украины для поляков – их земли, не имеющие отношения к Московии или России. Для поляков Русь ограничивалась Украиной и Белоруссией и была окраиной Европы и католического мира, подлежащей культурному «возрождению» (в польском духе, разумеется).
Поэтому раздел Речи Посполитой и утрата поляками национальной государственности и независимости были восприняты польской шляхтой как национальная катастрофа. Главным виновником этой катастрофы поляки всегда будут считать Россию. В этом смысле восстание Т.Костюшки для поляков является зеркальным аналогом восстания Б.Хмельницкого для русских. Воссоздание Речи Посполитой в границах 1772 года оставалось главным вопросом всей польской мысли XVIII - ХХ веков. Влияние этого вопроса сказывается и сегодня.
Вплоть до конца ХХ века русско-польское противостояние было предопределённым – любое усиление Польши означало ослабление России и угрозу потери ею своих территорий (прежде всего – Белоруссии и Украины) и, наоборот, усиление России означало успех в собирании русских земель и крах польской мечты о восстановлении Речи Посполитой. Другими словами, белорусско-украинский вопрос – ключевой вопрос русско-польских взаимоотношений.
В конце ХХ века для России и Польши начался совершенно новый этап их отношений. Впервые в своей истории Польша и Россия оказались разделёнными «буферными» государствами – Украиной и Белоруссией. При этом не только оба эти государства Западной Руси превосходят Польшу по своему экономическому и демографическому потенциалу, но Польша уступает даже одной только Украине. После распада СССР Россия ослабела, но и Польша не выиграла: в русско-польском порубежье образовались новые силы польско-русской истории – независимые Украина и Белоруссия. Соперничество Польши и России из «лобового» столкновения за земли Западной Руси перешло в область скрытой этнокультурной и религиозной борьбы за украинские и белорусские земли.
Сегодня мы становимся свидетелями становления также определённой квазисамоидентичности украинцев и белорусов. Для украинцев «золотой век» - это XVII век, период массовых восстаний запорожцев, подъём национально-освободительной борьбы, период формирования малорусских говоров и малорусской песенной, архитектурной и бытовой культуры. Не случайно Н.В.Гоголь в своём творчестве обратился именно к этому периоду Малороссии, тогда украинцам казалось, что ещё немного - и они обретут не только реальную, но и юридическую независимость. Поэтому сторонники самостоятельной Украины воспринимают Переяславскую раду враждебно, как акт сдачи уже завоевавшего независимость украинского государства Московии, «воспользовавшейся» слабостью поляков. И так же решение Екатерины II о роспуске Запорожского войска воспринимаются как враждебная акция, направленная на окончательное «покорение» Украины.
Для белорусов-литвинов, ориентированных на независимость, таким «золотым веком» представляется период Великого Княжества Литовского XIV-XV столетий. Идеологами «белорусскости» (литвинизма) на основе действительно независимого положения русского православного дворянства в Великом Княжестве Литовском рисуются довольно далёкие от действительности картины «существования древнего сильного независимого литвинского (белорусского) государства». Люблинская уния в этом случае рассматривается как абсолютно добровольная, а постепенный упадок Великого Княжества Литовского в составе Речи Посполитой – как естественный процесс на фоне «постоянной враждебной агрессивности» Московии и России.
Достаточно странным на первый взгляд является и то, что апологеты белорусской и украинской самостоятельности в выборе между Польшей и Россией, несмотря на многовековое противостояние с польской экспансией, склоняются к выбору, скорее, Польши. В Белоруссии это связано со спекуляциями на тему противостояний Литвы и Московской Руси, а на Украине – скорее, с ревностью к более успешной Московии, в конкретных исторических условиях выигравшей конкурентную борьбу у древнего Киева за право быть центром русского мира и Православной Церкви.
Процесс развития в последние годы украинской и белорусской квазисамоидентификации во многом является сложным продуктом польско-русского противостояния. Отсюда полярность оценок истории вообще и конкретных исторических событий в частности. По сути, Польша так и не смогла удержать за собой западнорусские земли, потеряв даже надежду на их возвращение в ближайшем будущем. Всё, что расположено дальше линии Керзона на восток (кроме Подляшья – на современной Белосточчине практически завершено ополячивание белорусского населения), осталось в сфере влияния России. Поляки могут рассчитывать только на определённую реставрацию своего религиозного и интеграционного влияния через укрепление позиций католической церкви на Украине и в Белоруссии. Но и Россия не смогла удержать Западную Русь. На Украине продолжается украинизация, белорусизация в Белоруссии также выходит на новый уровень. Однако самостоятельными, отделёнными от России русские народы Украины и Белоруссии могут стать только в случае антироссийской и антирусской позиции их элит. Более того, под разговоры о «единой Европе» Польша может попытаться реанимировать проект восстановления Речи Посполитой, на этот раз - в виде польско-украинско-белорусской конфедерации. Достаточно вспомнить широко муссировавшуюся в 90-е годы ХХ века идею создания Балто-Черноморского союза в составе Польши, Литвы, Белоруссии и Украины.
В настоящий момент из-за невозможности полонизации Западной Руси Польше ничего другого не остаётся, как поддерживать украинских и белорусских националистов, играя в их глазах роль своеобразного связующего звена с Европой. Так или иначе, этому способствует и наметившийся в России на официальном уровне отказ от многовековой цели собирания русских земель и концепции триединства русского народа. Отдельные российские представители пытаются заигрывать с украинскими и белорусскими националистическими кругами, отказавшись от идеи политической поддержки пророссийских украинцев и белорусов.
Белорусские власти сегодня заявляют о консолидации белорусской нации, о том, что подавляющее большинство белорусов ощущают себя представителями отдельного государства, чьё будущее независимо от кого-либо. Между тем большинство белорусских католиков всё равно тяготеет к Польше и польской культуре. Еще руководитель антирусского восстания в Польше Т.Костюшко (которого в современной белорусской историографии причисляют к «белорусским национальным героям») считал главным средством, которое позволит переделать в поляков «русинов наших» (по выражению Т.Костюшко), станет католическая вера. Однако большинство населения Белоруссии - православные, традиционно тяготеющие к России. При всех успехах националистической пропаганды русский язык и православная вера остаются основой белорусского самосознания. Другое дело, что при отсутствии со стороны России внимания к процессам, происходящим в Белоруссии, мы можем получить второе издание Великого Княжества Литовского, когда на территории Белой Руси останется православное русское население, которое… не будет считать себя русским (особенно белорусская интеллигенция и значительная часть чиновничества). В таком случае в Белоруссии могут задуматься и об автокефалии Церкви, а там и до нового издания Речи Посполитой рукой подать.

Только поддержка Российской Федерацией на государственном уровне концепции триединства русского народа (при обязательном признании исторически развившихся особенностей великороссов, украинцев и белорусов) способна гарантировать сохранение Западной Руси в орбите общерусского мира.
Противоположная позиция «уважения» украинских и белорусских изоляционистских устремлений в надежде договориться с местными националистическими элитами приведёт лишь к ослаблению русского элемента Западной Руси и всего русского мира в целом.

http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/kak_stalin_polakov_odaril_2010-06-16.htm Информационное агентство СТОЛЕТИЕ 16.06.2010
Как Сталин поляков одарил Александр Бельчук
Русско-польские отношения: прошлое и настоящее
Утихли страсти, вызванные трагической гибелью польского президента Леха Качинского со всей высокопоставленной польской делегацией в авиационной катастрофе под Смоленском. Настало время для спокойного, объективного анализа отношений между российским и польским народами и о вине И. Сталина в расстреле пленных польских офицеров под Катынью в1940 г.
Катынь заняла совершенно особое место в польско–советских и в дальнейшем в польско–русских отношениях. Для поляков она превратилась в нечто вроде холокоста для евреев. Конечно, масштабы этих явлений несоизмеримы, но большинство поляков психологически воспринимают события в Катыни как символ советского, русского варварства, как продолжение антипольской политики российских царей, доказательство невозможности исторического примирения между поляками и русскими.
С точки зрения реального значения катынских событий (около 20 тысяч расстрелянных) такое место Катыни выглядит неоправданным. Напомним, что Польша потеряла в годы войны 6 миллионов человек. Мы уже не говорим о советских потерях.
Любопытная деталь – украинские бандеровцы уничтожили в годы войны десятки тысяч поляков. Но никаких особых эмоций с польской стороны это не вызывает.
Более того, польские власти, особенно при президентстве Ющенко, всячески демонстрировали свою поддержку украинским властям.
То, что отношения между поляками и русскими были нередко напряжёнными, если не сказать враждебными, в течение многих столетий, знают, кажется, даже русские школьники младших классов, а о польских школьниках можно и не говорить. Плохое отношение, а нередко крайняя недоброжелательность к русским типичны для многих поляков. Она вошла в генетическую память народа, несмотря на все попытки исправить положение после Второй мировой войны. Среди русских ситуация не столь драматична, но особой любви к полякам также не отмечалось.
Что является причиной такого положения – насильственное включение Польши в состав Российской Империи в течение почти полутора столетий или тысячелетнее соперничество между обеими народами за лидерство в славянском мире? – в данном случае не имеет значения. Нужно исходить из него как из данности, которая быстро измениться не может.
Кто повинен в расстреле пленных поляков: гитлеровская Германия или Советский Союз? Это обстоятельство до конца ещё не выяснено, хотя президент Д. Медведев и премьер–министр В. Путин присоединились к точке зрения, что приказ о расстреле отдал И.Сталин. Коммунисты, левые вообще, яростно возражают, у либералов и демократов никаких сомнений в вине Сталина, разумеется, нет. Это ещё раз подтверждает истину, что люди очень часто видят в событиях то, что они хотят увидеть, а не то, что есть на самом деле.
Лично я допускаю, что в сложившихся обстоятельствах Сталин мог отдать приказ о расстреле пленных поляков. Времена были лихие. Надвигалась большая война за выживание страны и народа, а польские офицеры рассматривались как лютые недруги СССР. Сталин, как известно, был не очень разборчив в средствах. Однако необходимо иметь безусловные доказательства. Аргументы противоположной стороны также очень серьёзные. Тем не менее, на мой взгляд, персональная вина за расстрел пленных поляков не может служить главным аргументом при оценке роли Сталина, советских властей и частично - русских с точки зрения исторических судеб Польши. В данном случае нас волнует именно этот аспект.
Фемида не случайно изображается как женщина с завязанными глазами, держащая в руках весы, на которых она взвешивает все аргументы за и против. Попробуем и мы взвесить, если не все аргументы, то хотя бы некоторые.
В конечном счёте в результате Второй мировой войны Польша получила чуть не треть своей нынешней территории. Это бывшие немецкие земли, где немцы жили уже пять–семь столетий. С этих земель было изгнано около 12 миллионов человек. Справедливая кара за злодейства фашизма? Такой нормы международное право не знает, и было бы крайне опасным вводить её. Какой народ в своей истории не совершал преступлений против других народов, когда у него были такие возможности? Вряд ли можно найти такой. Может быть, выдвинуть лозунг – вернуть территорию Соединённых Штатов индейцам, большую часть которых европейские поселенцы истребили, а их землю захватили? Аналогичных примеров можно было бы привести сколько угодно. (Выскажу крамольное предположение, которое многим не понравится. В исторической перспективе немцы вряд ли смирятся с потерей столь обширных земель, что бы ни говорили сейчас – и вполне искренне – нынешние руководители Германии. В столь мощной и высокоразвитой стране, как Германия, не может не возникнуть массового движения за возврат потерянных территорий, или хотя бы части их, когда коренным образом изменится международная обстановка. А когда–нибудь она непременно изменится. Евреи вернулись в Палестину почти через две тысячи лет после их изгнания оттуда, французское население изгнали из Алжира через полтора столетия после их переселения в эту страну. И т.п.)
Эти бывшие немецкие земли Сталин, что называется, вытащил из своего кармана и подарил Польше. Решение этого вопроса целиком зависело от него. США и Великобритания на таком варианте совершенно не настаивали. Царский подарок не правда ли? Что–то не припомню аналогичного примера в истории да ещё от нелюбимого соседа. Конечно, у Сталина были свои расчёты: максимально ослабить Германию, которая смертельно перепугала всех своими претензиями на господство в первой половине XX столетия, и привязать Польшу к СССР. Кто же иначе смог бы её защитить от «германского реваншизма»? Первой цели он достиг (чего, на мой взгляд, и не нужно было делать, исходя из российских интересов в дальнейшем), второй – нет. Он недооценил степень исторических чувств поляков к русским, которые мешают осознанию соразмерности и справедливости или несправедливости тех или других деяний.
Так или иначе, честно говоря, за то, что он сделал для этой страны, Сталину могли бы в Польше где–нибудь и памятник поставить.
История этим не заканчивается. После Второй мировой войны Советский Союз в течение почти 40 лет считал своей главной целью в Европе закрепление сложившихся после войны границ, т.е. прежде всего защиту польских интересов.
В чём и преуспел. Не считать же приобретение Калининградского анклава столь уж важным для СССР, чтобы рассматривать это как решающий фактор в формировании советской послевоенной европейской политики! К тому же с потерей Восточной Пруссии Германия в конце концов, скорее всего, смирилась бы.
Складывается впечатление, что психологически поляки были даже рады тому, что Катынь как бы освобождала их от моральных обязательств быть признательными нелюбимому Сталину и Советскому Союзу за то, что они объективно сделали для Польши. Несоразмерность этих событий поляков мало волновала.
Правда, есть и обнадёживающие симптомы. Россияне восприняли гибель польской делегации очень близко, проявив искреннее сочувствие. По–видимому, это было для поляков неожиданным, поскольку показало, что антипольские настроения отнюдь не распространены в России. Поляки как истинные славяне – весьма эмоциональный народ. Почти, как русские. И они очень восприимчивы к подобным вещам. Так что вероятно даже какое–то улучшение отношения к России в Польше. Но это ещё очень долгий путь с непонятным концом. Дай–то Бог, как говорили наши предки!

Хе-хе, НИЧЕГО Сталин шляхте не дарил:
https://katyn.editboard.com/forum-f8/tema-t476-30.htm

Цитата :: teaforme 24.05.10, 13:08
Re:Re: Московия Польше: построим вместе электростанцию...
> Что до оккупированной территории, то на том же самом основании Польша «оккупирует» Силезию и Поморье..
Польша ничего не оккупирует, на законном или незаконном основании. Силезия и Поморье вернулись к нам после долгой германизации и оккупации, так решили государства-участники мирной конференции после 2МВ. Если тебе это не нравится, то обратись с этим огорчением к тем, кто это решение принимал (если ты этого ещё не знаешь, то скажу тебе, что поляки в этом решении не принимали участия). Германия вернула оккупированные территории, а московия нет, поэтому Европа ни о чём не спрашивает немцев, а вот москалей – да.

http://ursa-tm.ru/forum/index.php?/topic/4688-back-in-the-ussr/
Ursa Отправлено Сегодня, 17:43
http://freeyourmind....ack-in-the-ussr Salon24 21.06.10
Free Your Mind Back in the USSR?
Прежде, чем мы выйдем из НАТО и присоединимся к СНГ, поляки должны собственными глазами увидеть точные спутниковые снимки от 10 апреля, которыми располагают наши союзники. Естественно, к этим одиннадцати годам в Североатлантическом Альянсе не следует относиться слишком серьёзно, поскольку это пустяк по сравнению с несколькими десятилетиями участия в Варшавском Договоре, готовившем в 60-е годы ядерную атаку на западные страны (сама советская Россия отрабатывала такую атаку ещё в 1954 году на полигоне Тоцкое). Впрочем, если мы примем во внимание то, что в 1985 году Варшавский Договор был продлён на 20 лет, то мы, собственно говоря, не входим в него всего 5 лет, а 14 мая этого года миновало 55 лет с момента создания Варшавского Договора. Спутниковые снимки, касающиеся хода событий 10 апреля, помогли бы современным полякам, особенно тем сентиментальным, желающим вернуться в советский блок, утвердиться в убеждении, что именно под таким русским сапогом они снова хотят жить долго и счастливо. Потому что под русским сапогом безопаснее, чем где бы то ни было, даже если сапог этот иногда некоторых, мелких – с точки зрения Кремля - людей раздавит.
В. Бернацкий в последнем «Новом Государстве» (5/2010) в статье «Имперская Россия?» напомнил, что наш восточный сосед – это страна, в которой граждане (я сказал бы – подданные) в течение 70 лет жили в тоталитаризме. Время немалое. Это значит, ни более, ни менее, что несколько поколений русских своим менталитетом укоренены в реальности вездесущей лжи и насилия, то есть, собственно, не знают, что такое свобода. Не исключено также, что они не в состоянии понять, что такое правда, доброта, солидарность, честность или порядочность. Принимая, однако, во внимание, что менталитет многих поляков был сформирован после войны русскими и людьми, прислуживающими России, встаёт вопрос, не привёл ли процесс советизации и русификации к необратимым изменениям в нашей стране. Потому что, казалось бы, с польским менталитетом и национальностью неразрывно связана любовь к свободе – а между тем мы встречаем, слышим и видим людей, которые восхваляют рабство, которые с полным пониманием принимают и ложь, и насилие. Мало того, чем больше ложь, чем больше насилие, тем большее уважение они вызывают у этих людей. Точно так же, как в коммунистические времена.
Могущество коммунизма основано на том (на это обратил внимание Ю. Мацкевич), что он устанавливает духовное рабство, что он подчиняет себе людей на духовном, а не только на физическом уровне. А духовное порабощение может длиться целыми десятилетиями и передаваться из поколения в поколение в качестве «realpolitik» в рамках советского порядка. Духовное порабощение может быть столь сильным, что рабы ведут себя «как положено», то есть они вежливы, «слушаются», даже если общественно-политические условия изменятся (см. перестройка). Потому что раб стерпит всё – буквально всё: нищету, унижение, боль – кроме свободы. Свобода для раба – это хаос и опасность. А рабство – это порядок и спокойствие. Нас поражала сервильная, промосковская позиция кабинета простаков, позиция, которая в контексте смоленского теракта требует отдать этих простаков под Трибунал (если бы мы жили в независимой, свободной стране), но ведь не менее поражает и позиция пары миллионов поляков, которые с этим сервилизмом связывают какие-то свои большие жизненные надежды, какой-то образ нашей (а может, только ихней) страны. Поэтому совершенно реальным кажется сценарий, в котором независимость Польши будет погребена не только промосковскими властями, но и немалой частью польских граждан. Также и по этой причине избирательный штаб Качиньского должен помнить о том, за что на самом деле во II туре выборов пойдёт борьба. Я подскажу, что это наверняка не вопрос финансирования здравоохранения и не проблемы, связанные с нравственностью сексуальных меньшинств.

"Выгнали из дисбата за зверства". (с) Мелоди.
Ursa jest chyba jakims emerytowanym kapitanem KGB lub nawet moze NKWD (с) Nachalnik

http://www.interfax.by/article/67574 Информационное агентство "Интерфакс-Запад" 01.07.10
Привидения и проклятия Червеня Татьяна Прудинник
Призрак гуляет по территории заброшенной больницы-тюрьмы в маленьком городке Червене, что в 60 километрах от Минска
Посмотреть на сию достопримечательность отправилась обозреватель портала www.interfax.by .
Непримечательный белорусский городок деревенского типа, который минут за 10 можно перейти из конца в конец. На автостанции гордо стоит желтый мусорный контейнер для сбора пластика, и местные жители охотно используют его по назначению.
Веселенькие ворота с рожицами, мирно сохнущая на заборе пара истоптанных кедов. В краеведческом музее - знамена комсомольских бригад и трофейная печатная машинка марки «Мерседес», стоящая в окружении пластиковой травы. В магазине, в секции комиссионных товаров, продается настоящий раритет - советский бобинный магнитофон в рабочем состоянии. Бобины идут в комплекте. Недорого.
На площади стоит памятник советскому солдату, зловеще нацелившийся во всех смотрящих громадным штыком. А рядом с ним - деревянная скульптура графа Дракулы, на которой написано почему-то «Станислав Монюшко». И руки у Дракулы ниже колена свисают, между прочим. Его еще фосфорицирующей краской покрыть - и привет Хеллоуин круглый год.
На синем деревянном доме по улице Советской висит рукописное объявление о том, что на улице Карла Маркса, 22, можно найти целый набор способных детей. Непонятно только, что предлагается сделать с этим набором - купить или арендовать.
Фотографируя другое объявление про свадебный салон на стене нежилого дома с закрытыми ставнями, обращаю внимание на то, что в Червене очень много заколоченных строений. Мой провожатый в ответ рассказывает страшные истории о том, что очень много народу гибнет случайно или заканчивает жизнь самоубийством. «Все знают - у нас тут неспокойно. Бабушка моего друга из Минска отказывается ехать сюда в гости, говорит, что Червень - гиблое место. Слышал, что Червень - официально проклятый город, потому что тут оккультизм практикуют. Такой вот белорусский Вавилон или Чернобыль - про него говорили, что на ведьмином болоте стоит. Не знаю, верить этому или нет, за что купил, за то и продаю».
Позже, уже в Минске, я действительно нашла выглядящую восхитительно бредовой информацию: «Червень в Республике Беларусь, прежде бывшей частью Советского Союза, имеет репутацию проклятого, потому что многие из его жителей практикуют оккультизм. Оккультные методы настолько распространены в 7-тысячном городе, что некоторые врачи используют их в попытке излечить болезни». Интересно, готова ли придумавшая это все организация отвечать за клевету в адрес честных белорусских врачей?

Червенские Куропаты: дорога смерти
В стародавние времена городок носил название Игумен, при советской власти переименование в Червень стало страшным предзнаменованием для произошедших впоследствии трагических событий.
Именно в июне 1941 года, в ночь с 26-го на 27-е число, в Червень из минской тюрьмы на Володарского сотрудники НКВД пригнали колонну заключенных. Воспоминания одного из выживших в той бойне, польского подполковника Януша Правдица-Шляского, привел в своей знаменитой книге «Катынь» Юзеф Мацкевич:

Цитата :: «Собрали всех арестованных из минских тюрем, гнали на восток форсированным маршем. Кто не мог идти дальше, того убивали на месте, будь то ребенок, старик или женщина. Повсюду сновали энкавэдисты и, опознав некоторых, отводили их в сторону и расстреливали. Остановки были короткие. Есть не давали. Мучила страшная жажда. Нас пригнали в город Игумен и там загнали в тюремный двор. Дошло около двух тысяч, остальные погибли по дороге. В тюрьме были уже другие группы заключенных. Явились энкавэдисты и начали вызывать некоторых по фамилиям. Двое наивных отозвались. Их сразу отвели в баню и там расстреляли. Ночью нас, около 700 человек, вывели из тюрьмы и под сильной охраной погнали в восточном направлении. Пройдя 3-4 км, мы вошли в лес и сзади услышали выстрелы. Оказалось, начали стрелять в задние ряды колонны. Убитых отбрасывали в сторону. Все прибавили шагу. Тогда шедшие сбоку энкавэдисты открыли шквальный огонь. Мы, с еще одним заключенным, бросились на землю, поползли к придорожной канаве, в которой переждали стрельбу. Потом выползли и убежали в лес. Из нашей группы спаслось 37 человек».

Среди погибших в те дни в Червене были самые разные люди - крестьяне, учителя, рабочие, служащие, из разных мест и разных национальностей. Два последних десятилетия на месте расправы, в урочище Цагельня, каждый июнь собираются люди из Беларуси, Литвы, Латвии, Польши, чтобы почтить память тех, кто нашел свою смерть в этом страшном месте.

Тюрьма-больница
Трехэтажное здание тюрьмы стоит до сих пор, едва ли не самое большое в городе, который состоит в основном из деревянных частных домиков.
Построили эту тюрьму еще при Екатерине II. Обратите внимание на почти метровую толщину стен страшного дома (она хорошо видна по оконным проемам), на красивые сводчатые потолки подвалов. Местные жители говорят, что еще во время постройки к кладбищу был проведен подземный ход, чтобы без свидетелей переправлять трупы заключенных. Советское правительство продолжало использовать помещение как тюрьму. А вот после войны в здании открылась больница. Причем некоторые из горожан утверждают, что психиатрическая. Точные данные найти почему-то не удалось, но ничего удивительного в таком раскладе не было, домик самый подходящий для подобного скорбного заведения.
Снаружи он окружен развалившимися хозпостройками из силикатного кирпича, которые возводили уже во времена больницы. Ржавый остов какой-то непонятной, но довольно большой конструкции валяется во дворе.
Внутри - разруха, оставшиеся от переезда больничные вещи: тумбочки, шприцы, полосатые матрасы в углу одной из палат, на которых кто-то спал явно совсем недавно, таблички на дверях врачебных кабинетов. Шаткие перила, выщербленные лестницы, облупившаяся краска и отвалившаяся от стен дранка. Брошенный в отделанных битой белой кафельной плиткой стенах кухни краснобокий бойлер, обрывки бумаг с печатями, все очень уныло и зловеще.
Но то, что ощущаешь на верхних этажах здания, не идет ни в какое сравнение с прохладным ужасом, который сползает по позвоночнику, когда спускаешься в подвал. Там темно, сыро и холодно, все время раздается какое-то похожее на шепоток шуршание. Находиться под землей крайне неприятно, и единственное желание - поскорее вернуться на поверхность. Большие сводчатые залы с крошечными бойницами окошек перемежаются компактными комнатками. Возможно, в прошлом это были общие и одиночные камеры.
Если верить в энергетику места, то там она совершенно точно отрицательная. Я была во многих заброшенных зданиях, но чувства, похожие на те, что шевелились внутри, когда я ходила по Игуменской тюрьме, посещали меня лишь однажды - в печально известной Припяти.
Более того, мы обратили внимание, что возле бывшей тюрьмы-больницы очень тихо - на ближайших деревьях нет птиц, которые радостно заливались щебетанием по всему городу.
Разумеется, в таком готическом месте не могло не поселиться привидение. И легенда о нем ходит по городу и окрестностям уже несколько лет.

Червенский призрак
Приехали как-то летом два минских студента погостить к тетушке одного из них. Та, накормив дорогих гостей, отправила их гулять по городу. Только строго-настрого предупредила, чтобы не ходили на территорию тюрьмы-больницы - нехорошее место, все его обходят стороной. Разумеется, именно туда студиозусы и направились в первую очередь, предварительно приобретя в продмаге вино. Что нехарактерно для подобных легенд - указывается даже марка алкоголя, сделан он был из винограда терпкого сорта «Изабелла». Зато не уточняется, какое именно количество бутылок вина купили бравые охотники за привидениями и сколько из них успели употребить перед тем, как увидеть призрак. Но как бы то ни было, во время вечернего моциона, сидя в беседке под деревом в заброшенном дворе, парни внезапно увидели что-то белое, медленно и совершенно беззвучно двигающееся в сторону больницы. Призрак был при полном параде, его наряд сделал бы честь любому уважающему себя полтергейсту: хламида белой простыни, скрывавшая туловище, под ней шевелилось что-то похожее на обрубки человеческих рук, голова была наклонена вперед, но самое ужасное - у призрака не было ног. В полуметре от земли простыня заканчивалась ничем. Шедшее по своим делам в подвал привидение заметило пьяненьких студентов, тут же развернулось и полетело в их сторону - поприветствовать гостей города. Студенты с воплями скрылись, но алкоголь смягчил стресс, поэтому вечером они отправились на городскую дискотеку, где местные товарищи охотно поведали, что призрак шалит уже давно и многие его видели.
Обозревателю портала www.interfax.by кажется, что по описанию червенский призрак больше всего напоминает привидение по имени Карлсон - жуткое, но симпатичное. Этим объясняется и небольшая длина рук под простыней, и полуметровое расстояние между призраком и землей.
Но торжественно обещаю, что в следующую червенскую экспедицию я возьму смелого товарища, не верящего в демонов, мы приобретем необходимый для встречи с аномальным явлением эликсир и будем честно ждать прихода. Хотя, как показывает история города Червеня, бОльшего зла, чем то, которое способен порождать человек, не существует.
=====================================
Если бы не эти русские штыки, ни тебя, ни твоего народа не было бы.
Поддерживаю позицию Женьки Альбацнутой: надо попросить прощения!!!
Basketball

Yennefer Отправлено 09 Июль 2010 - 14:34
„Przegląd”
4 июля 2010 г.
Ольга Надскакула Русофобия и наши комплексы
Профессор де Лазари о России, которая есть и которой никогда не будет
«Тот, кто думает о будущем Польши, должен понимать Россию, должен понимать её лучше, чем она сама себя понимает, если хочет её обогнать», - сказал когда-то Станислав Бжозовский.
В Польше желание понять Россию – это по-прежнему дефицитное явление. Зато с успехом распространяются предрассудки, стереотипы и предубеждения. Трудно не согласиться с Юлиушем Мерошевским, который говорил, что в Польше «нет знания России, есть только разные степени невежества в этой области». В том, что незнание России вредно, годами убеждает историк идеи, русист Анджей де Лазари. В своих текстах лодзинский учёный, вместо болезненной подозрительности к России, обид и обвинений в её адрес, предлагает нам познакомиться с российскими способами восприятия окружающей действительности, понять мотивы действий политических руководителей в Кремле. В таком тоне выдержана его новая книга «Польские и российские проблемы с российскостью». Под одной обложкой мы находим ранее опубликованные в различных журналах статьи, посвящённые не только российскому взгляду на явления и процессы, происходящие в мире, но и разоблачающие абсурдность польской русофобии. Анджей де Лазари отвечает на ряд волнующих «представителей Запада» вопросов: почему россияне никогда не поддержат НАТО? Почему для многих из них Запад отождествляется с Антихристом?
Ключом здесь является российская «культурная запрограммированность». Автор излечивает своих читателей от иллюзорных надежд на безусловное принятие Россией западных стандартов, ценностей и правовых норм. «Представление о том, что когда-нибудь человечество станет единым, что настанет конец истории, и все примут западный либерализм в политике и экономике – это очередная утопия». Глобализация в её сегодняшнем издании отождествляется в России не только с вестернизацией, но и с культурной экспансией Запада. Ещё более остро формулируют обвинения в адрес западных государств консервативные круги. В их оптике западная борьба за демократию и права человека – это предлог, чтобы ослабить и даже уничтожить Россию.
Это, однако, не означает, что диалог между Россией и западными государствами обречён на неудачу. Автор разъясняет нам, какое огромное значение имеет изменение подхода Запада к России, ревизия его ожиданий, а прежде всего – пересмотр западных категорий при описании российской действительности. Запад не понимает Росcию, так как «вместо восточных понятий вставляет свои». Эта практика приводит к тому, что любая попытка расшифровать загадку «российского сфинкса» заканчивается фиаско.
Размышляя о России «западными» категориями, мы не поймём российской недоверчивости к демократии («дерьмократии»), поддержки правления «сильной руки». А достаточно было бы вернуться памятью к временам Бориса Ельцина, когда «нахальные попытки» внедрения западных правил в экономику и общественную жизнь привели к анархии, хаосу и даже к дискредитации самих понятий «демократия» и «приватизация». «Возможна ли в такой действительности демократия в понимании американцев, швейцарцев или немцев?» - задаёт риторический вопрос Анджей де Лазари. Следовательно, нас не должна удивлять поддержка российской общественностью «авторитарного» Владимира Путина. Бывший президент России решил построить «сильное государство – сильное законом и его исполнением». Это правда, что Путин начал реформировать страну сверху и авторитарно, но другого выхода – по мнению лодзинского исследователя – у него не было. Анджей де Лазари подчёркивает, вслед за Павлом Спеваком, что «живая демократия» воможна только в стране всеобщего благосостояния, с уважением к закону и высоким уровнем институциональных решений, когда навыки людей и гражданская «запрограммированность» лежат в основе экономических мер и легального государственного правопорядка. «Ни один из перечисленных факторов пока не присутствует в России».
Однако этот факт не должен быть для западного мира, а тем более для поляков, аргументом, чтобы поучать Россию и принимать арбитральные решения о том, как она должна реформироваться. Поляки не замечают, что они сами ещё очень далеки от идеала государства права и гражданского общества. «Мы не являемся для россиян ни авторитетом, ни образцом для подражания», - пишет автор, и предлагает отказаться от менторского тона.
Польской русофобии Анджей де Лазари посвящает особый раздел. Это поучительная лекция о национальном характере. Отражаясь в зеркале наших антироссийских предубеждений, стереотипов, маний, мы многое узнаем о собственных комплексах. Лешек Колаковский верно заметил когда-то, что «стереотипы не меньше говорят о тех, кто в них верит, чем о тех, к кому они относятся».
Польские требования компенсаций «за историю» и непоколебимая воля к «унижению России» за польские обиды в прошлом – это неэффективный способ «выравнивания счетов». Кроме того, как указывает автор, у россиян по-прежнему есть проблемы с оценкой собственного коммунистического наследия. С одной стороны, Сталин остаётся для многих россиян национальным героем. С другой стороны, если речь идёт о преступлениях коммунистического режима, то они сами чувствуют себя его наибольшими жертвами. Достаточно знать что-то о процессах, происходящих в сегодняшней России и хотеть понять сложную ситуацию, заключающуюся в неустанных поисках ею своей собственной тождественности, чтобы перестать требовать от россиян того, что сегодня просто невозможно.
Совет лодзинского профессора польским политическим лидерам прост: «Отступим от романтических мечтаний о третьей Росиии. Начнём сотрудничать с той, которая есть».
Эти и другие представленные в книге рекомендации могут показаться спорными людям с привитой ненавистью к России. Не следует заблуждаться, что изменение польского восприятия России наступит по принципу deus ex machina. Но, тем не менее, как говорит польская пословица, «капля камень точит». Тексты Анджея де Лазари стоит читать. И не потому, что он показывает нам другую Россию, а потому, что он показывает нам другой взгляд на российские проблемы. Лишённый сантиментов, эмоциональных оценок, арбитральных суждений, спеси. Взгляд, полный акцептации того факта, что Россия иначе, чем мы, интепретирует некоторые политические явления и процессы. «Перспектива – это одна из составляющих действительности, - писал Ортега-и-Гассет. (...) Действительность, видимая с любой точки как идентичная, является абсурдным понятием». Мы можем не разделять точку зрения россиян, но не имеем права им в ней отказывать Так же, как можем не любить Россию, но нам нельзя приговаривать её к изоляции. Нравится нам это или нет, но она – важный игрок на международной арене, и поэтому учиться «понимать Россию» не только стоит, но и необходимо.

Автор – аспирантка факультета международных отношений и политологии Лодзинского университета

Анджей де Лазари. Польские и российские проблемы с российскостью Издание Лодзинского университета, Лодзь, 2009.
==============================
Мдя, все-таки Медведопуты взялись за неподъемную работу - ублажить шляхту...
Mad

В 20-е годы выходила хорошая работа по истории гражданской войны в России Н.Е.Какурина (переиздана в 1990). Если не ошибаюсь, хороший набор карт к ней делал преподаватель академии (Фрунзе?) Делазари. Кажется - он дальний родственник этого Анджея. Сам он (Анджей) много лет последних отличался весьма лояльным и вполне вменяемым отношением к России.

http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Opasnoe-primirenie Русский Журнал 09.07.10 12:53
Опасное примирение Олег Неменский
Восточная политика Польши после победы Бронислава Коморовского
Европейские уроки
Победу Бронислава Коморовского на президентских выборах в Польше ожидали все – с самого начала предвыборной гонки он значительно опережал других кандидатов. Но победа эта оказалась совсем не столь простой, какой виделась, и чуть не была упущена. Блестящая кампания Ярослава Качинского, начавшего её с немногим более двадцати процентной поддержки, а в результате собравшем почти половину голосов, выглядела особенно ярко на фоне довольно скучной и даже вымученной кампании Коморовского. Победа кандидата от «Гражданской платформы» оказалась возможной более из-за очень большого негативного рейтинга его оппонента. Впрочем, в партии Качинского считают кампанию не проигранной. Ведь впечатляет само то, что столь высокий результат получен после откровенно провального правления Леха Качинского и гибели вместе с ним значительной части элиты его партии. Теперь партия восстановлена и полна сил, а осенью следующего года должны состояться очередные парламентские выборы, которые «Право и Справедливость» имеет все шансы выиграть. В таком случае место премьера может снова занять Ярослав Качинский, а в Польше основная власть в стране принадлежит именно формируемому Сеймом правительству.
Интересно заметить, что президентская кампания этого года в Польше очень во многом напоминала прошедшую несколько ранее президентскую кампанию на Украине. И эта параллель уже не новая: во многом именно так было и пять лет назад. Тогда главной идеей, овладевшей большими массами избирателей во время украинских выборов, был лозунг строительства новой государственной системы, очищенной от тяжёлых недостатков постсоветского времени. Тогда впервые основной негатив, основная критика победившей стороны была направлена не на советское время, а на уже новую Украину, на, условно говоря, затянувшиеся «девяностые» годы. Эта идейная направленность во многом была импортирована из интеллектуальной среды в Польше – стране, игравшей чуть ли не ведущую роль в организации «Оранжевой революции». Вскоре после удачно проведённого эксперимента на Украине то же самое было осуществлено и в самой Польше: Лех Качинский выиграл выборы на основе жёсткой критики посткоммунистического периода. Его главным лозунгом было строительство новой, Четвёртой Польской республики (по-польски – «Речи Посполитой»), которая должна была прийти на смену нынешней Третьей.
Так, в 2004-2005 гг. обе кампании прошли под лозунгом строительства новой государственности, будь то «оранжевая» Украина или IV Речь Посполитая. Основной негатив впервые шёл в отношении не коммунистического прошлого, а уже посткоммунистического, которое представлялось не оправдавшим ожиданий и в целом недостойным своих народов. Те политические силы и их лидеры, которые представили тогда эти проекты, победили. Впрочем, причины проблем посткоммунистического времени активно искались вовне, поэтому главными вопросами тех кампаний были внешнеполитические, а основной вектор ненависти был направлен на Россию. Именно в российском «империализме» виделась главная причина прежних неудач. И если этот империализм не удавалось показать наглядно, то обществу внушалась мысль, что все органы власти буквально кишат российскими шпионами, которые не дают стране развиваться, преследуя цели коварных кремлёвских агрессоров. Спасение виделось в «очищении» и скорейшей, как можно более определённой ориентации на США.
Прошло примерно пять лет и оба проекта тех лет потерпели крах. «Оранжевые» силы на Украине, так и не сумевшие реализовать обещанного, раздроблены и отстранены от власти, а лозунг «IV Речи Посполитой» в Польше вспоминается только язвительными журналистами. Даже Ярослав Качинский теперь решил не вспоминать об этом, просто замалчивая эту тему. Президентские кампании 2010 года в обеих странах прошли в обстановке всеобщего признания несостоятельности проектов «новых республик». При этом теперь оказались мало актуальны и вопросы внешней политики: в обеих странах всеми главными соперниками основной упор в кампаниях был сделан именно на внутренние проблемы. Так в Польше наиболее прозвучавшей из внешнеполитических тем неожиданно стала тема Афганистана и участия в оккупационной кампании в этой стране – это спровоцировала гибель двух польских солдат. Однако почти все кандидаты сошлись во мнении, что оттуда надо б уходить, и желательно побыстрее – даже здесь дискуссии не получилось. Теперь главные вопросы были в сфере экономики и социальной системы. Второй тур выборов в Польше вообще оказался левым по содержанию – при том что оба кандидата были правыми, они были озабочены главным образом борьбой за голоса левого избирателя. Одновременно с этим в обеих странах ушёл и жёсткий антироссийский запал: как на Украине, так и в Польше главные претенденты на президентские кресла посчитали нужным неоднократно высказаться в пользу добрососедских отношений с Россией.
Впрочем, различия во взглядах на то, какой должна быть внешняя политика Польши, у двух кандидатов действительно небольшие и кроятся скорее в нюансах. Качинский и его партия считают необходимым максимально сохранять суверенитет Польши и возможность проводить «политику свободных рук на Востоке» (то есть по отношению к России и постсоветскому пространству), а значит довольно скептично настроены по отношению к дальнейшей европейской интеграции, более уповая на союз с США. Коморовский и его партия не верят в эффективность проведения Польшей самостоятельной внешней политики (всё же страна не из самых крупных), и потому считают необходимым максимально интегрироваться в евросоюзную политику, проводя польские интересы «через Брюссель», в связи с чем несколько более холодно-прагматично настроены на вопросы сотрудничества с США. Однако для обеих сил принципиально важным видится участие Польши в евроатлантических системах безопасности и необходимость проведения активной восточной политики, направленной на максимальный отрыв от России («вывод из-под её влияния») бывших советских республик, и в первую очередь Украины и Белоруссии.
Восточная политика – это вообще краеугольный камень всей польской политики, как внешней, так во многом и внутренней. Помимо сильнейшей ментальной зависимости от того, что происходит на «утраченных территориях», и въевшегося в плоть страха перед Россией, здесь действует и холодный расчёт. Такая средняя по величине европейская страна как Польша может играть заметную роль в общем концерте западных держав, только если будет усилена приоритетной зоной влияния в лице Украины и Белоруссии, а в составе Евросоюза будет исполнять роль главного формирующего и направляющего европейскую политику в отношении постсоветских государств. То есть успех восточной политики Польши видится залогом её будущей силы и влияния.
Однако на этом пути в последние годы Польша потерпела два серьёзных поражения. Во-первых, провалился «оранжевый» проект для Украины. Теперь в Брюсселе и в Вашингтоне не считают поляков столь осведомлёнными в отношении этой страны, чтобы безусловно им доверять. Во-вторых, западноевропейские страны полностью разуверились в способности Польши выполнять роль «моста между Востоком и Западом» и больше не склонны рассматривать её как «главного специалиста по России». За очевидным фактом, что Польшу стоит привлекать к российско-европейскому диалогу только тогда, когда с Россией надо поссориться, последовала относительная изоляция этой страны от всей линии отношений ЕС с Россией. Все планы по установлению значимости Варшавы в европейских делах таким образом провалились. Это, собственно, и привело идеологов «Права и Справедливости» к мысли о «безнадёжно русофильском характере западных держав» и необходимости сохранять для Польши «свободу рук» в восточной политике. Иным путём предложили идти в «Гражданской Платформе», где сочли, что лучше попытаться вернуться в европейскую политику, умерив пыл в восточных делах, и через это получить всё же большие рычаги влияния на своих соседей на востоке, чем проводя суверенную политику.
Главной задачей, поставленной перед собой правительством Д.Туска, было наладить контакты с Россией и тем самым продемонстрировать европейским партнёрам, что Польша может быть если не ведущим, то по крайней мере равноправным участником диалога с Россией. А уже более смелые и далеко идущие цели можно будет ставить позже, нарастив влияние внутри ЕС. Таким образом главной целью объявленной Дональдом Туском политики «нормализации отношений» с Россией является повышение значимости голоса Польши в Евросоюзе, с общей целью в дальнейшем получить возможность активно использовать европейские структуры в польских планах восточной политики.
Было довольно трезво оценено, что столь выгодная Москве изоляция Польши по линии Россия-ЕС была делом скорее западных партнёров, чем самой России. Направленный в Кремль сигнал о готовности улучшения отношений был воспринят там с готовностью идти по этому пути. То, что Польша способна заметно мешать отношениям с Европой было уже очевидно, и возможность наладить с нею «добрососедские» отношения показалась удачным шансом. Впрочем, речь шла именно о «нормализации», так как прежние отношения двух стран точнее всего можно описать через термин «холодная война», которая велась, правда, преимущественно с одной – польской – стороны. В этих условиях задача была именно в нормализации: ввести отношения между двумя странами в русло нормальных, то есть мирных соседских отношений. Событие с катастрофой польского президентского самолёта 10 августа могло, по идее, сорвать эти планы и поставить отношения двух стран на грань уже нехолодной войны, но благодаря удачным действиям с российской стороны, активно поддержанными польским правительством, скорее привело к обратному эффекту.
Так, антироссийская нота впервые не то что не господствовала, а почти не присутствовала во время президентской гонки, и даже брат погибшего президента Ярослав Качинский отзывался об отношениях с Россией в крайне непривычной для себя примирительной манере. Коморовский во время предвыборных дебатов даже призвал «идти шаг за шагом к примирению и сотрудничеству с Россией» - слова, которые прежде трудно было даже представить. «Примирение двух народов» - новая программа отношений двух стран, более смелая, чем просто «нормализация», и, кстати, во многом исходящая из ещё более ранней инициативы церковных кругов. Это означает новый климат в наших отношениях и потенциально значительные перемены в них.

Однако можно ли сказать, что в Польше произошёл перелом во всём взгляде на восточную политику? К сожалению, однозначно нет. Отход ли это от доктрины Гедройца-Мерошевского, безраздельно господствующей в политических элитах посткоммунистической Польши? Да, отход, но не принципиальный и скорее всего очень временный. Напомню, упомянутая доктрина, то есть идеология польской восточной политики, разработанная в кругах польской парижской эмиграции ещё в 1970-х гг., модернизировала старую «ягеллонскую» линию польской политики применительно к новым условиям. Отказ от планов по «возвращению Львова и Вильны» сочетается с постулированием как главной цели новой польской политики отрыва «государств между Польшей и Россией» от московского влияния с последующей их интеграцией в европейское сообщество, имеющее жёсткую цивилизационную границу с миром России на востоке. Так вот нынешний отход Варшавы от соответствующей политики вызван несколькими объективными обстоятельствами, с которыми Польша просто вынуждена считаться. Это и упомянутые проблемы с позицией крупных европейских стран по отношению к России и отсюда с участием Польши в общеевропейской политике; это и поражение «оранжевого проекта» на Украине, создающий новую политическую конъюнктуру приход там к власти В.Януковича; и это новая политика Вашингтона при Б.Обаме. Всё это вынуждает Польшу отказываться от реализации амбициозных планов «на Востоке». Изменение климата в польско-российских отношениях – прямое следствие некоторых перемен в климате более широкого круга международных отношений, а также глубоким кризисом польской политики.
Надо особенно отметить, что никакой новой доктрины восточной политики, которая бы пришла на смену старой, нет и не предвидится. Её даже не ищут: современное положение видится лишь сменой методов, изменением в тактике, но никак не в стратегии. Если уж пользоваться понятиями холодной войны, то это даже не «доктрина мирного сосуществования». Впрочем, такое «мирное сосуществование» невозможно было бы сформулировать просто из-за специфического строя польской культуры, из-за того взгляда, который иногда даже называют манихейским: противопоставление Добра в лице Польши Злу в виде России и восприятие всей истории через борьбу этих начал. «Мирное сосуществование со злом» - никак не в традициях польской культуры. Как выразился в одной из своих статей Пётр Сквецинский, бывший директор государственного Польского агентства прессы, «невозможно представить себе такую Россию, на существование которой многие поляки великодушно дали бы своё согласие». А какого-то серьёзного переосмысления образа и роли России, как и отношения к ней, в Польше сейчас нет даже в интенции. И это надо учитывать.
Впрочем, романтика «всемерной борьбы со злом» в лице соседа может жечь сердца, а может быть и чуть слышным культурным фоном, не причиняющим серьёзного вреда двусторонним отношениям. Вот на это ослабление чувств во многом и рассчитана новая политика «Гражданской Платформы», равно как и заявления о необходимости исторического примирения. Несомненно, что сама эта возможность улучшения отношений является крайне позитивным событием, которым грех было бы не воспользоваться нашим народам. Уже сейчас заметно активизировалось, а часто и просто возобновилось сотрудничество между двумя странами в самых разных областях. Впрочем, не раз уже за последнее время было отмечено (причём с обеих сторон), что Польша в этом процессе пассивна, что она идёт на сотрудничество как бы нехотя и не предлагает собственных проектов. Последнее не удивительно: Польша не сменила концепцию восточной политики, не обрела новый взгляд на отношения с Россией, а только временно отступила от активной реализации по-прежнему господствующей старой доктрины. А такое положение не способствует пробуждению активности.
Несомненно, что победа Коморовского – позитивный факт для польско-российских отношений. Это гарантирует по крайней мере то, что в течение ближайших 500 дней (до парламентских выборов) Россия будет иметь дело с единой линией польской политики. Я.Качинский, несмотря на все его заявления периода предвыборной гонки, был бы причиной многочисленных конфликтов: он блокировал бы значительную часть внешнеполитических инициатив правительства, и особенно это касалось бы именно отношений с Россией. Кстати, параллельно с примирительными заявлениями, он всё же обещал продолжать политику своего брата, и это несомненно было бы так. Да и вся кампания велась под лозунгом «исполнения завещания жертв катастрофы» - а можно себе представить, каким представляется деятелям «ПиС» это «завещание». В нём обязательно нашлось бы место для излюбленной идеи Леха Качинского – сформировать «союз слабых», то есть союз бывших советских республик на антироссийских основаниях и во главе с Польшей и с общей целью – добиться максимальной политической и экономической независимости от России, а вместе с тем интегрироваться в евроатлантические структуры. И провал всех внешнеполитических инициатив Леха, свёдшихся разве что к символическим действиям и громким заявлениям, никого в его партии не побудил отказаться от этих идей. Да от них, собственно, не отказываются и в «Гражданской Платформе», разве что считают сейчас несколько несвоевременными.
Взгляды нового президента Бронислава Коморовского по большому счёту очень близки к тому, что описано выше. Возможно, он менее озабочен враждой с Россией, но зато к Украине проявляет ещё больший сентимент. Это может быть связано с его происхождением: знатный род Коморовских заметно вписал себя в историю земель нынешней Украины. Меньше года назад Коморовский написал очередную свою статью, специально посвящённую вопросам восточной политики («Gazeta Wyborcza», 22.09.2009). Остановимся её тексте, хотя ничего принципиально нового по сравнению с его более ранними статьями там нет – его взгляды стабильны и сформировались, очевидно, довольно давно.
В первую очередь стоит отметить, что во всём её тексте проступает крайняя идеализация польского исторического опыта взаимоотношений с близкими народами и государственного строительства. Это касается и Первой, и Второй (межвоенной) Речи Посполитой. Всё время подчёркивается совместная деятельность народов по созданию и защите этих государств, а их устройство видится образцовым даже на современный взгляд. Сама по себе идеализация прошлого для польской традиции мысли вполне традиционна, но в столь однозначной форме она допускается разве что на школьном уровне. Для более интеллектуального дискурса даже в контексте такой идеализации всё же приняты некоторые оговорки о бесправном положении предков современных украинцев и белорусов в этих государствах, имевшее выражение в многочисленных восстаниях, как находится место и для хотя бы лёгкой критики строя, объясняющей бесславный конец обеих государственностей. Такое романтическое восприятие Коморовским прошлого отношений поляков с подчинёнными прежде народами имеет иногда весьма нелепое выражение. Всем памятна недавняя попытка Коморовского доказать, что Волынская резня была полностью инспирирована НКВД и потому не должна быть причиной претензий к дружественному украинскому народу. Тогда даже в Польше и даже в правом лагере к этой мысли отнеслись очень скептично, а то и с возмущением. Для наглядности представим себе президента США (может, в данном случае не Обаму, а, например, какого-нибудь Буша), который выступал бы в прессе с заявлениями об идеально гармоничных отношениях, свойственных разным этносам США на протяжении всей их истории, а если и случались иногда какие-то противоречия с индейцами там или неграми, то лишь по вине соседей. Вряд ли общество отнеслось бы к этому положительно. Некоторый «перебор» это и для поляков.
Но в связи с этим понятно, что как президент Коморовский будет так же избегать каких-либо открытых противоречий с Украиной, которые могли бы быть истолкованы как напряжение между двумя народами: ничто не должно мешать его мифу об идеальной истории соседских отношений. Ясно и то, что вопросы исторической политики, на которые как раз вполне может влиять президент, будут вновь очень актуальны.
В связи с такой идеализацией польского прошлого Коморовский не хочет отдавать приоритет пястовской или ягеллонской линии внешней политики, заявляя о необходимости синтеза этих традиций. Напомню, «пястовская» идея предполагает преимущественно западную ориентацию польской политики, расширение отношений в Центральной Европе, и особенно контактов Германией, а также с другими европейскими странами. «Ягеллонская» идея постулирует Польшу как великую восточноевропейскую державу, основной вектор развития которой – экспансия на восток, основанная на мессианских идеях несения света западной культуры (католицизма, демократии и т.д.). Ягеллонскую линию Коморовский связывает в первую очередь с «европейской перспективой для Украины» и максимально тесными связями с Польшей: «Исходящая из опыта I Речи Посполитой „ягеллонская” традиция закладывает особенно интенсивные связи – и даже федерацию – с нашими партнёрами на Востоке». При этом с особенным почтением Коморовский отзывается об идеях Ежи Гедройца, имеющих теперь для Польши важнейшее значение. Понятно, что никакого отхода от соответствующей идеологии восточной политики со стороны Коморовского быть не может.
В соответствии с этим вполне традиционно формулируются и главные цели польской политики: «Благополучие поляков связано с успехом демократии и экономики Украины, Литвы и Белоруссии»; «Помощь Украине, а когда-нибудь может быть и Белоруссии, в приготовлении к членству в евроатлантических организациях является проявлением польского национального интереса, независимо от актуально действующих властей, как в Речи Посполитой, так и у наших восточных партнёров».
Об отношениях с Россией Коморовский пишет вообще гораздо меньше и несколько неохотно, но и в этой статье есть вполне однозначные оценки их характера и потенциала: «Попытки же достигнуть взаимопонимания с элитами Кремля будут неудачными так долго, как долго Россия не будет демократизироваться»; «К сожалению, на поворот от авторитарных тенденций в Москве сейчас трудно рассчитывать». Напомню, эта статья публиковалась уже после встречи В.Путина и Д.Туска на Вестерплатте по случаю годовщины начала Второй Мировой войны и, соответственно, уже на фоне новой политики в отношениях с Россией, предпринимаемой его партией.
Кстати, мессианский характер польской политики Коморовский постулирует и в отношении к России. В одной более давней своей статье он писал о польской исторической политике: «как поляк, историк и политик я утверждаю, что то, что мы добиваемся правды и справедливости, является необходимостью и моральным, а также политическим обязательством не только по отношению к нам самим, но и по отношению к простым россиянам» (Gazeta Wyborcza, 19.09.2005, c.24). Кстати, там же он добавлял, что в целом «Россия представляется неспособной к примирению с идеей независимой польской иностранной политики».
В целом надо заметить, что, помимо излишне идеализированного подхода к истории польско-украинских отношений (и вообще к польскому прошлому) и, может, слишком однозначного утверждения польских мессианских задач по отношению к «восточным» народам, взгляды Коморовского на восточную политику крайне банальны и ничем своеобразным не выделяются. Кстати, отсутствие у него оригинальных идей в области внешней политики уже не раз отмечалось и в самой Польше.
Многие отмечают, что у Бр.Коморовского и нет амбиций серьёзно влиять на иностранную политику правительства. Скорее всего, нынешний министр иностранных дел Радослав Сикорский, бывший соперником Коморовского на внутрипартийных выборах президентской кандидатуры, будет иметь в своей области полную свободу действий. Это тем более так, что в польской политической системе основная роль в формировании внешней политики отводится именно правительству, а не президенту. При этом значительных расхождений во взглядах в этой области между Р.Сикорским и премьером Д.Туском не наблюдается. Соответственно, роль Президента во внешней политике Польши теперь заметно уменьшится, а роль МИДа возрастёт. Коморовский, у которого в партии толком нет (и никогда не было) своей команды людей, будет, как и положено ему по конституции, только создавать благоприятные условия для реализации правительственной иностранной политики.
Радослав Сикорский обычно ассоциируется с большей акцентуацией пястовской традиции польской политики, хотя сам он неоднократно заявлял, что «сейчас есть наилучший момент, чтобы реализовывать ягеллонские идеи». Одновременно его нередко обвиняют в ослаблении украинской политики и слишком явном настрое на диалог с Россией. Сам Сикорский при этом клянётся в верности гедройцевским идеям, вполне обоснованно указывая на то, что разногласия с «Правом и Справедливостью» в этой области касаются только «методов действия и распределения акцентов» (см. его интервью «O Giedroyciu sporu nie ma» в журн. «Nowa Europa Wschodnia» 1/2010). И, помимо рассуждений о важности целей расширения Евросоюза на восток и привлечения восточных соседей к европейской цивилизации, он немало сделал как раз в этом – «ягеллонском» – направлении. Сикорский является одним из основных авторов политики «Восточного партнёрства». Он заметно оживил польские связи с Белоруссией и Молдавией, а также с Закавказьем. Новый стиль отношений с Белоруссией вообще стал важнейшим составляющим нынешней польской политики. Он чужд значительной части польского общества отсутствием патетичной позы и «слишком прагматичным» подходом к вопросам внешней политики, но таким он может показаться лишь в сравнении с Качинскими или тем же Коморовским. По крайней мере несомненно, что его внешнеполитический прагматизм, идущий в унисон с настроем Дональда Туска, пока что даёт гораздо большие результаты в иностранной политике, чем линия «Права и Справедливости». А стремление утвердить «возможность рациональных отношений с Россией» довольно охотно поддерживается в Кремле.
В целом польская политика теперь будет заметно «европеизирована». Сама по себе программа «Восточного партнёрства» довольно слаба, плюс она предполагает «пакетный подход» к странам-участникам, что особенно плохо для той же Украины. Новые методы ведения иностранной политики на первых порах неизбежно ослабят польскую политику на востоке, но только до тех пор, пока не будет осуществлена главная цель этих изменений – радикальное усиление польского влияния на общеевропейскую внешнюю политику.
В ближайшее время Польша не будет столь сильно противиться развитию сотрудничества Европейского Союза и России и постарается принять в нём посильное участие. Но вряд ли такое положение задержится надолго. Помимо возможного уже в следующем году прихода к власти Я.Качинского, нельзя забывать и об общем согласии между обеими польскими правыми партиями относительно основных целей этой политики, их общие идеологические, доктринальные основания. В этой области изменений нет и не будет, а значит Россия теперь будет иметь дело с политикой скорее притворной, рассчитанной на долгий забег, а это вряд ли лучшее положение, чем иметь дело с искренней и открыто заявляемой позицией Качинских.
Возможность улучшения российско-польских отношений сама по себе очень важна, однако значительное усиление польского голоса в Европе, возможно приоритетное её влияние в будущем на европейско-российские отношения – это очень опасная перспектива, которая может потом аукнуться большими проблемами в отношениях со всей Европой.
Возможно, в нынешней ситуации относительного улучшения отношений с Европой и столь же относительно мягкой позиции Польши стоит искать пути институциональной нейтрализации в этих отношениях фактора польской враждебности, т.е. создания жёстких рамок её дальнейшего проявления в российско-европейских отношениях. Ещё сейчас к этому могут быть восприимчивы европейские партнёры. Улучшение отношений с Польшей является благородной самоцелью, но оно должно совмещаться с требованием сохранения максимальной отстранённости Варшавы от российско-европейских контактов. Иначе нынешнее «примирение», которое и так может быстро оказаться недолговечным, пойдёт только во вред России, во вред её отношениям с ЕС. Времени на это немного: во второй половине 2011 года Польша впервые станет председателем Евросоюза и, как уже заранее объявлено, отношения с постсоветским «Востоком» будут главной темой политики ЕС на это полугодие.

http://www.regnum.ru/news/1304804.html ИА РЕГНУМ 12:28 15.07.2010
Польша, Литва, Румыния и Молдавия отмечают 600 лет Грюнвальда без России, Белоруссии и Украины
Четыре президента, представители духовенства, глава Европарламента и многие высокопоставленные гости примут участие сегодня 15 июля на мероприятиях, посвященных 600-летию битвой под Грюнвальдом. На мероприятие в частности примут участие президенты Польши Бронислав Коморовски, Литвы - Даля Грибаускайте, президент Румынии Траян Бэесеску и и.о президента Молдавии Михай Гимпу.
Как сообщает корреспондент ИА REGNUM Новости из Варшавы, Чуть ранее Коморовски и Грибаускайте почтили память великого князя литовского, короля польского Владислава (Ягайло), возложив цветы на его саркофаг в Вавеле (Краков). В королевском замке была также открыта выставка, рассказывающая об этом периоде в истории Польши. "Грюнвальд - это не только военная победа. Грюнвальд - это эпос, который живет в каждом поляке и литовце", - заявил в своем выступлении госсекретарь в министерстве культуры и национального наследия Польши Петр Жуховски. Избранный президент Бронислав Коморовски в своем выступлении отметил, что каждый народ нуждается в ощущении величия и успеха, которые будут помнить поколения. По его словам, одним из результатов победы в Грюнвальдской битве стало углубление союза между Польшей и Литвой. Президент Литвы выступила на польском языке Она поздравила польский народ с 600-летием общей великой победы и выразила уверенность, что XXI век позволит обоим народам достичь новых успехов. "Да храни Бог Польшу и Литву, благослови оба народа", - отметила она, передает Wprost.
Грюнвальдская битва состоялась 15 июля 1410 года и стало главным сражением войны между союзными Польшей и Великим княжеством Литовским и Русским - с Тевтонским орденом, в котором орден был разгромлен. В составе противостоявших Тевтонскому ордену союзных войск известны польские полки, литовские полки, а также служившая литовскому престолу татарская конница, полки из русского города Смоленска (он входил в состав Великого княжества Литовского и Русского) и городов Белой Руси и Чёрной Руси, наряду с Литвой ставших основой этнографической территории формирования белорусского народа. Сегодня, при пассивном отношении к ней официальной пропаганды России, Грюнвальдская битва служит одним из немногочисленных позитивных образов исторического единства современных Польши, Литвы, Белоруссии и России в противостоянии германской экспансии, который действующими властями Белоруссии рассматривается как культурно-политический символ единства Польши, Литвы, Белоруссии, не омрачённого дальнейшими религиозными, этническими и социальными противоречиями между феодально-католическими Польшей и Литвой и православной Белоруссией.
В исторический период Грюнвальдской битвы в состав Великого княжества Литовского, находившегося в унии с Польским королевством, входила и территория Молдавского княжества (нынешняя Молдавия и часть Румынии), а также древнерусские земли, составляющие сегодня западную часть Украины.

http://www.chaskor.ru/article/net_svobody_18705 Частный Корреспондент 22 июля 2010 года, 14.05
Дмитрий Петров Нет свободы……bez Solidarnosci!
На плакате второго съезда знаменитого польского профсоюза — малыш в футболке с лого. В его руках розга. В этом году ему — 40 лет. Это непросто. Он переживает кризис среднего возраста. Но куда важнее то, что он сделал когда-то своей хворостиной.

1.
Летом 1968 года я, дошкольник, спокойно жил на даче в Переделкино. А взрослые жили беспокойно. Они много говорили, твердя: Чехословакия, Америка, Дубчек, что будет?
А в августе, гоняя мяч на поляне меж дачных заборов и железной дорогой, я увидел удивительный поезд. На платформах ехали танки и броневики, а в широких дверях вагонов стояли солдаты. Они свистели, маша руками, крича: малой, х…рь по воротам!.. Эх ты, малява… Мы рванули к насыпи. Ух-ты: танки, солдаты, зэкэнско…

Цитата :: Во Второй мировой войне красный СССР подвергся варварской агрессии. Как и демократический Запад. Это сделало их союзниками. Масштабы нынешней атаки на свободный мир, в том числе и на Россию, иные. Но разве она не требует новой коалиции?
Второй фронт

В том августе завершилась великая весна известная под именем «Пражской». Был закрыт один из красивейших экспериментов века — попытка устроить «социализм с человеческим лицом» в отдельно взятой стране. Марксисты-романтики проверили верность гипотезы о возможности не тоталитарной социалистической системы, которая, быть может, уступая Западу в потреблении, не уступала бы ему в свободе — слова, печати, взглядов, союзов.
Гипотеза тест не прошла. Танки с того поезда размазали «Пражскую весну», спасая иллюзию жизнеспособности «красного проекта». Продлевая злой сон, полный кувшинных рыл ЦК КПСС, химер единства народа и партии — «ума, чести и совести нашей эпохи», «коммунизма — будущего человечества», «авангарда общества — рабочего класса»…
Впрочем, последний штамп был не вполне химерическим. На исходе десятилетия, что после прозвали «застойным», рабочий класс показал себя именно авангардом. Занёс пролетарский кулак над красной номенклатурой...

2.
В конце лета 1980 года в советских СМИ появились сводки ТАСС о стачках в Польше. А всё потому, что «голоса» вещали о них ещё с июля. То, что «Голос Америки» и Би-Би-Си слушают миллионы, не было новостью для властей — пришлось печатать тассовки.
Ситуация выходила неудобная: опора социализма — рабочий класс, выступал против системы. Выдать события за бунт кучки диссидентов не выходило — все знали: бастуют рабочие. Причём массово. Требуя снижения цен. Самоуправления. Свободных профсоюзов, отстаивающих их интересы в спорах с хозяином — государством.
Считается, что всё началось в Гданьске на верфи им.Ленина. Именно тамошняя стачка стала самой мощной и победной. Именно она открыла путь к «Солидарности» и выдвинула на первый план Леха Валенсу. Именно там рабочий класс доказал свою силу в отважной борьбе с властью. Гданьск известен боевыми традициями. Там в 1970 году докеры провели массовые стачки. Итог — танки. 45 убитых, 1125 раненых рабочих.
События вызвали бурю в польском руководстве. Первый секретарь ПОРП (местная версия КПСС) Владислав Гомулка оставил свой пост Эдварду Гереку.
Но стачки не прекратились. Бастуют заводы Лодзи и верфи Щецина. В 1976-м, когда внешний долг достигает 11 млрд долларов, а цены растут на 60%, рабочие занимают тракторный гигант «Урсус» и заводы в Радоме. Министр обороны Ярузельский заявляет: «Польский солдат не выстрелит в польского рабочего». Цены снижают. Интеллектуалы-оппозиционеры учреждают «Комитет обороны рабочих» (КОР), издают бюллетень «Роботник» и создают «летучий университет». Его посещает монтёр Лех Валенса.

3.
Вечно эти интеллектуалы что-то придумывают! Ясно, что их явление на сцене в разгар трудового конфликта не случайно. А что же прежде увлекало будущие мозги «Солидарности» — Адама Михника, Кароля Модзелевского, Анджея Гвязду, других? Стремление сделать социализм пригодным для жизни… Создание диспут-клубов при парторганизациях, сочинение статей и листовок, демонстрации протеста с получением по башке от «разгневанных трудящихся», суды и диссидентщина — по сути, гетто…
Оппозиции стало ясно: с всевластием номенклатуры так не покончишь. А тут — массовая аудитория, защита рабочих, экспертиза, «упаковка» и распространение информации, обучение навыкам агитации, переговоров и борьбы. И не за абстрактные и заумно описанные в хартиях «права человека» не близкие человеку труда, а за права кровные и драгоценные: на справедливость, полный холодильник и благополучное будущее детей. Между тем понятно, к чему всё идёт: внешний долг растёт, вместе с ним — цены, а вместе с ценами — недовольство общества и его самой дееспособной части — рабочего класса.
Включиться в рабочее движение и занять в нём позиции стратегов, регуляторов информпотоков и воспитателей актива означало для них выход на гребень волны. Так формировался корпус советников «Солидарности» — её тихих героев и творцов политики.
Рабочие получили советников, знающих ухищрения политиков. Отныне Эдвард Герек не мог объегоривать забастовщиков, обещая перемены и убеждая, что «он их любит, ибо сам — работяга». И те шли на попятный. Теперь такие номера не проходили.

4.
В марте 1978-го учреждён «Свободный профсоюз рабочих Силезии». В апреле — Комитет свободных профсоюзов Балтийского побережья с участием Валенсы. Осенью 1979-го «Роботник» публикует «Хартию прав рабочих» — прообраз соглашений, заключённых годом позже. Валенса заявляет: «если власти не возведут памятник жертвам 1970-го, то мы — 35 миллионов рабочих — принесём каждый по камню, и построим собственный обелиск». Фигурально говоря, так оно и будет. Скоро каждый рабочий окажется вовлечённым в конфликт с властью, начатый в 1970-м. И власть его проиграет.

Цитата :: 65 лет назад Запад и Россия спасли друг друга. Наши деды вместе сражались с нацизмом. Сегодня наши современники вместе маршируют по главной площади России. Продлится ли этот марш?
От Ленд-лиза до парада

1980-й. Внешний долг — 20 млрд долларов. 1 июля цены на мясо подняты на 100%. Завод «Урсус» бастует. С ним — заводы по всей стране. Рост зарплаты на 15% ничего не меняет. В Варшаве собирают директоров предприятий и требуют «купить социальный мир как можно дешевле, но любой ценой». 16 июля бастует весь Люблин. Герек едет к Брежневу.
С 8 августа КОР — контактный центр бастующих коллективов. Там принимают делегатов из Гданьска. 14 августа 16000 докеров занимают верфи. 15-го бастует 50000 человек. Создан Межзаводской забастком — 500 членов от 261 предприятий, лидер — Валенса.
22 августа впервые звучит слово «Солидарность» — это название бюллетеня бастующих докеров. Во главе госкомиссии прибывает зампред правительства Мечислав Ягельский. Ему вручают список из 21 требования. Забастком консультуруют эксперты КОР.
Приезжает Анджей Вайда — автор фильма «Человек из мрамора». Ему говорят: сними кино про нас — «Человек из железа». 31 августа рабочие и власть заключают соглашения. Теперь можно создавать свободные профсоюзы и забастовать, иметь выходные по субботам, смотреть мессу по ТВ. Цензура отменена. Забастовка победила. Герек смещён.
22 сентября 1980 года — первый с 1 июля день без стачек. Делегаты 36 региональных свободных профсоюзов учреждают межотраслевое объединение «Солидарность». Её знамя с красной надписью на белом фоне — символ единства и крови, пролитой за свободу — становится стягом борьбы против диктата номенклатуры. Учреждаются «Сельская Солидарность» и свободные союзы студентов. Монополия компартии на общественно-политическую жизнь рушится. Теперь единственное орудие консерваторов — силовики.
Дальнейшее известно. Польское хозяйство проходит через эксперимент самоуправления. Общественная жизнь расцветает. Число членов «Солидарности» превышает 10 миллионов ответственных граждан, готовых к действиям, а если надо — к лишениям. (До чего же потешно выглядят на их фоне кучка изнеженных болтунов, взявшихся примерить славное имя на своё худосочие!). Провокации властей вызывают взрывы яростного недовольства. Новые волны забастовок превращают стачку и переговоры в инструменты политической борьбы. СССР сильно раздражён свободами, доступными полякам. Брежневская Москва объявляет революционную ситуацию контрреволюционной вакханалией.
13 декабря 1981 года министр обороны генерал Ярузельский вводит военное положение. Лидеры и советники «Солидарности» арестованы. Забастовки запрещены. Есть жертвы.

5.
«…Поставлена точка на одной из самых драматических страниц в истории Польской Народной Республики. 13 декабря 1981 года — перед лицом угрозы переворота высшие органы власти ПНР… ввели в стране военное положение…» — писал в книге «Крах операции «Полония»» сотрудник журнала «Коммунист» Вадим Трубников. Писал спустя четыре года после того, как переворот совершил Ярузельский, отправив рабочих лидеров в тюрьму. И — смешно! — вот она — ирония истории! — за год до старта perestroik’и.
Армия и ZOMO (аналог ОМОНа) управились сами. Агрессия не понадобилась. Да и был ли готов к ней дряхлый синклит кремлёвских геронтократов? Да и руки Кремля в большой мере были связаны Афганистаном. Впрочем, то, что тогда думали, делали и писали о польских событиях в СССР и в мире — невероятно интересная, но отдельная история.
Меж тем, конфликт власти с народом обострялся. «Нет свободы без «Солидарности»» таков был девиз сопротивления. Противостояние нарастало до тех пор, пока «красный проект» не потерпел крах… Ииллюзию его жизнеспособности постигла обычная судьба иллюзий. Её развеяли. Это сделал народ, наречённый «советским», но сбросивший серпасто-молоткастую шкуру, открыв всем, притопнутым красным валенком, возможность выбора и развития.
Сейчас Ярузельский говорит, что спас страну от вторжения, но не был понят… Кто знает, быть может, он и впрямь помог избежать трагедии более страшной, что учинил сам. Бог ему судья. И народ страны, 40 лет назад поднявший флаг свободы, реющий до сих пор.

6.
Ни до, ни после того, нигде в мире массовое движение за экономические интересы, принявшее характер политической борьбы, не достигало такого размаха и успеха. В частности, в том смысле, что польские события 1980—1981 годов и последующее сопротивление, стали катализатором перемен в советском руководстве, приведшим к кардинальным историческим изменениям и в СССР, и в Польше, и во всём мире.
Польский опыт дал немало уроков, важных для нас сегодняшних. Например: в обществах, ещё не вступивших в постиндустриальную фазу или вступивших лишь частично, небольшой, но жаждущий перемен креативный класс, может стать ключевой социально-политической силой. Если создаст у класса-лидера спрос на свои услуги и освоит язык адекватного общения с ним. Так и было в Польше. Впрочем, её опыт до сих пор уникален.
Но, разве любая уникальность не вдохновляет на попытку её успешного воспроизведения?

ЕМНИП уже выкладывал, но для подстраховки повторю:
================================
http://www.levada.ru/press/2010042705.html Аналитический Центр Юрия Левады (Левада-Центр) 27.04.2010
Россияне о проблемах российско-польских отношений
16-19 апреля 2010 Аналитический Центр Юрия Левады (Левада-Центр) провел опрос по репрезентативной выборке 1600 россиян в возрасте 18 лет и старше в 130 населенных пунктах 44 регионов страны. Распределение ответов на некоторые вопросы этого исследования приводится в процентах от общего числа опрошенных. Статистическая погрешность данных этого исследования не превышает 3,4%.

КАКИЕ ЧУВСТВА ВЫ ИСПЫТАЛИ, УЗНАВ О ПРОИЗОШЕДШЕЙ НЕДЕЛЮ НАЗАД КАТАСТРОФЕ ПОЛЬСКОГО САМОЛЕТА, НА КОТОРОМ ЛЕТЕЛИ ВЫСШИЕ РУКОВОДИТЕЛИ ПОЛЬШИ?

КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, КАК ПОВЛИЯЕТ ЭТА ТРАГЕДИЯ НА ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ПОЛЬШЕЙ?

КАКОВЫ ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ ПРОБЛЕМ В РОССИЙСКО-ПОЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЯХ?
(Возможно несколько вариантов ответа)

СЛЫШАЛИ ЛИ ВЫ О ТРАГЕДИИ КАТЫНИ: О РАССТРЕЛЕ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ, НАХОДИВШИХСЯ В СОВЕТСКИХ ЛАГЕРЯХ

СЛЫШАЛИ ЛИ ВЫ О ТРАГЕДИИ КАТЫНИ, ЕСЛИ ДА, ТО КОГДА ВЫ ВПЕРВЫЕ УЗНАЛИ ОБ ЭТОМ?

КТО, ПО-ВАШЕМУ, ОРГАНИЗОВАЛ РАССТРЕЛ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ В КАТЫНИ?

СЛЫШАЛИ ЛИ ВЫ, ЧТО ДОКУМЕНТАЛЬНО УСТАНОВЛЕНО, ЧТО ПОЛЬСКИЕ ОФИЦЕРЫ В КАТЫНИ БЫЛИ РАССТРЕЛЯНЫ СИЛАМИ НКВД?

ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ О ТОМ, ЧТО ЕЩЕ В 1990 г., РУКОВОДСТВО СССР ПРИЗНАЛО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ СОВЕТСКИХ ВЛАСТЕЙ ЗА ТРАГЕДИЮ В КАТЫНИ?

ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ О ТОМ, ЧТО В ХОДЕ ПОСЛЕДНЕГО ВИЗИТА В ПОЛЬШУ ПУТИН ПРИЗНАЛ НАШУ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТРАГЕДИЮ В КАТЫНИ, НАЗВАВ ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕМ, КОТОРОЕ НЕВОЗМОЖНО ОПРАВДАТЬ?

ИСПЫТЫВАЕТЕ ЛИ ВЫ ЧУВСТВО СТЫДА ЗА ПРОИЗОШЕДШЕЕ В КАТЫНИ?

СМОТРЕЛИ ЛИ ВЫ ФИЛЬМ ПОЛЬСКОГО РЕЖИССЕРА А. ВАЙДЫ "КАТЫНЬ"?

КАКУЮ РЕАКЦИЮ ВЫЗВАЛ У ВАС ЭТОТ ФИЛЬМ?
(в %% от числа тех, кто ответил, что смотрел фильм А. Вайды "Катынь")

См. также Российско-польские отношения и Катынский расстрел

Ваше мнение?
Данные в этом пресс-выпуске, на ваш взгляд:
предсказуемые спорные интересные важные неожиданные (при нажатии на любую из этих ссылок ваш голос будет обработан, вы вернётесь обратно на эту страницу, после чего, при желании, сможете выбрать ещё один вариант ответа). Также вы можете перейти на страницу с рейтингами пресс-выпусков, формируемыми по результатам этого опроса.

http://smi2.ru/dzecko/c363875/ СМИ2
«Gazeta Wyborcza»: Аденауэр фон Юнгинген, или как коммунисты сражались под Грюнвальдом – 1
Добавил dzecko 6 дней назад в раздел «Общество». Источник: переводы
Партийные секретари пришпиливали молодежным активистам медали, а военные оркестры играли «Богородицу» и «Интернационал» – так проходили в ПНР годовщины битвы под Грюнвальдом.
В июне 1988 года пожалуй никто в здании ЦК ПОРП не подозревал, что собственно начался последний год ПНР. Партийные деятели были заняты подготовкой к главным событиям ближайших недель: к VII-му Пленуму и визиту Михаила Горбачева, а также к исключительно громко отмечавшейся в том году 578-ой годовщине битвы под Грюнвальдом.
Циркуляр отдела пропаганды ЦК ПОРП информировал: «Программа мероприятий Недели Грюнвальдских традиций в этом году будет обогащена содержанием, связанным с годовщинами, которые прекрасно соединяются в широком понятии грюнвальдской традиции – 70-летием создания Коммунистической партии Польши, 70-летия Союза польских харцеров, 45-летие Народного Войска Польского, 40-летие создания ПОРП».

Гомулка, сын Ягайло
Замысел пропагандистского использования давней победы над крестоносцами у коммунистических властей появился изначально. Уже в 1943 году Зыгмунт Берлинг вместе с Вандой Василевской решили, что только что сформированная в сельцах польская дивизия примет присягу 15 июля. И в тот же год Крест Грюнвальда был определен как воинский орден Гвардии Людовой.

Строительство памятника в Грюнвальде
После войны руководство ПНР посредством навязчивых апелляций к национальной и исторической символике хотело скрыть свою зависимость от Москвы. «Восторженные настроения общества по отношению к Красной армии сильно падают», – говорил в 1945 году на одном из заседаний ЦК Владислав Гомулка, I-ый секретарь партии. И вследствие этого «мы можем получить обвинения в том, что мы – советские агенты... Массы должнвы признать в нас польскую партию, пусть на нас нападают как на польских коммунистов».
Легенда о грюнвальдской победе, которую представляли триумфом славянского союза над немецким элементом, как влитая подходила к новой ситуации. В надежде на завоевание общественного мнения – хотя и наперекор классовой логике – коммунистические сановники выступали в роли наследников Владислава Ягайло, которые завершают дело его жизни.
В июле 1945 года Министерство информации и пропаганды организовало общенародное празднование годовщины. В нескольких десятках городов прошли демонстрации, заседания, спортивные соревнования. На транспарантах, растянутых над головами участников этих празднеств можно было прочесть: «Братство славянских народов – это основа их безопасности и процветания» или «Одра и Нисса – вот стратегическая граница для всех славянских народов». Эти надписи были сделаны на польском, а также на русском, украинском, чешском, словенском и литовском.
«Мероприятия (на полях Грюнвальда) начались мессой, которую проводил капелан Войска Польского ксендз Вархаловский, – читаем мы в отчете в «Голосе народа». – После молитвы началась простая, волнующая церемония взятия с поля битвы земли, которую затем делегация мазурской общественности привезет в Краков и временно поместит ее на холме Костюшки, а затем она будет вмурована в памятник грюнвальдской победы, который будет воздвигнут на месте старого памятника, разрушенного немцами».
Несколькими днями позже в Кракове «на Рынке Глувном, с которого двинулись некогда под Грюнвальд войска Ягайло, собрались представители крестьянства в традиционных костюмах, отряды знаменосцев, представители общественных и политических организаций, а также отряд под знаменами Грюнвальда. После приветствия представителей Войска Польского и Красной армии вместе с делегатами из правительства и местного самоуправления была проведена совместная месса и освящено новое знамя».

От Грюнвальда до Ленино
К концу 40-х годов грюнвальдские годовщины на некоторое время были забыты. Сталинская пропаганда концентрировалась теперь на «борьбе за светлое будущее в неразрывном союзе с Советским Союзом». О победе в 1410 году теперь упоминали только учебники, делая упор на «решающую роль смоленских полков». Однако после 1956 года пропаганда вновь с широким размахом стала подпитываться историко-патриотической риторикой.
К идее празднования грюнвальдской победы вернулись в 1960 году. Поводом стала 550-летие битвы, но причины наверняка можно было поискать в падении популярности Гомулки, теперь уже I-го секретаря ЦК ПОРП. «В польском обществе и по сей день живут традиции Грюнвальда, – читаем мы в чиновничьих директивах. – Опираясь на исторические материалы необходимо популяризовать правду о польском происхождении западных земель и многовековой борьбе их жителей против германизации». Празднование «должно стать знаком для всего мира, что польский народ вместе с братскими народами из всех социалистических стран… становится силой, способной противостоять ревизионизму «Drang nach Osten».
Уже за несколько недель до основных праздничных мероприятий газеты соревновались в публикации помпезных передовиц «Цедыня – Грюнвальд – Ленино – путь польского оружия» или «В социалистической Отчизне исполним заветы Пястов». Десятки тысяч активистов молодежных организаций в рамках Грюнвальдского Зачета сажали деревья, прибирали городские площади, прокладывали дороги и принимали на себя производственные обязательства.
Сценаристы праздничных мероприятий дословно отнеслись к лозунгу, что «грюнвальдская традиция» несет в себе не только память о 1410 годе, но и всю историю польско-немецкой борьбы. «По всей стране состоялись церемонии взятия земли с мест, орошенных кровью участников битв за национальное и общественное освобождение, битв с немецким захватчиком в течении всего тысячелетия нашей государственности», – сообщала «Trybuna Ludu».
Апогеем праздников стало 200-тысячный митинг на поле битвы, во время которого и открыли грюнвальдский памятник. На холме, с которого много веков назад руководил битвой Ягелло, поставили трибуну для членов Политбюро. Вокруг нее развесили копии старых воинских знамен – и таким образом вожди пролетариата выступали среди корон, ликов святых и шляхетских гербов.
Момент прибытия на церемонию Гомулки и премьера Цыранкевича было отмечено выпусканием в небо 30 тысяч белых голубей. Потом наступило время орудийного салюта, присяги молодежи на верность грюнвальдским традициям и речи I-го секретаря. Тирады Гомулки многократно усиленные несколькими десятками громкоговорителями разносилась по всему полю: «Волчья природа немецкого империализма не изменилась со времен Ульриха фон Юнгингена и до времен Конрада Аденауэра», но «дорога на восток для немецкого империализма оказалась закрыта раз и навсегда. Ее преградил стоящий на страже мира, объединенный общей идеологией могучий союз государств – членов Варшавского договора и нерушимое единство социалистического лагеря».
Силу этих слов поддерживал авиапарад. Сотни бомбардировщиков и истребителей исполняли сложные фигуры и оставляли на небе бело-красные полосы. Некоторые самолеты пролетали низко над головами зрителей, оглушая их страшным ревом.
После окончания мероприятия Гомулка со свитой уехал с поля битвы на открытом автомобиле (мерседесе, управляемом лично Цыранкевичем), провожаемый дождем из цветов и громким «гип, гип, ура!» активистов Союза Социалистической молодежи.

Продолжение следует

Петр Осека, историк, адъюнкт Института политических исследований ПАН

Перевел Владимир Глинский, специально для СМИ2

«Gazeta Wyborcza»: Аденауэр фон Юнгинген, или как коммунисты сражались под Грюнвальдом – 2
Добавил dzecko 5 дней назад в раздел «Общество». Источник: Переводы
Партийные секретари пришпиливали молодежным активистам медали, а военные оркестры играли «Богородицу» и «Интернационал» – так проходили в ПНР годовщины битвы под Грюнвальдом.
Продолжение

Пляски и хороводы
Празднование грюнвальдской битвы было вновь включено в основной список государственных праздников уже в середине 80-х. Углубляющийся экономический кризис и падение доверия к правительству в опросах общественного мнения (засекреченных) вынудили команду генерала Ярузельского к обильному использованию в пропаганде исторического реквизита. Уже в 1983 году, в 300-летие победы под Веной, генерал лично отдал дань памяти победителю Яну III, салютуя над его саркофагом.
В 1986 году под эгидой Патриотического движения народного возрождения (PRON) возник Всепольский грюнвальдский комитет. 9 мая он учредил новый праздник ПНР – Неделю Грюнвальдской традиции – который партийными властями уважался на уровне с 1 маем, 22 июля (День Независимости) и годовщиной Октябрьской революции.
Памятные мероприятия, которые с этих пор проходят под девизом «Грюнвальд – гордость и предостережение, наука и долг», были теперь пристегнуты отсылками к современной политике. Уже в первом же сценарии праздника поместилось «прекрасное музыкально-поэтическое представление. Оно переносит нас к временам грюнвальдской битвы, рассказывает об усилиях и богатырской борьбе польского народа за свободную Родину, напоминает нам о мрачных временах гитлеровской оккупации, подчеркивает мирные инициативы, принятые на X-ом съезде ПОРП».
«Грюнвальдская» пропаганда времен Гомулки в основном была направлена против «реваншистов из Бонна», теперь же подчеркивалось, крестоносцев на поле битвы поддерживали «многочисленные наемники из Западной европы». Орден теперь должен стать аллегорией не только «германского империализма», но и для всего НАТО.
В Отделе Пропаганды ЦК ПОРП вырабатывались все более замысловатые ритуалы, которые должны были иллюстрировать лозунг из речи Ярузельского: «Мы остаемся верны идеям наших прадедов с Грюнвальда». Ежегодные годовщины становились поводом для того, чтобы продемонстрировать, что власть ПОРП является вершиной народных чаяний.
В 1987 году 12 тысяч участников молодежной эстафеты «По дороге Ягайло» несли на поле битвы факел, зажженный в Полихне, месте первого боя Гвардии Людовой с гитлеровцами. Вдоль всего пути эстафеты были организованы многотысячные митинги, секретари воеводских комитетов пришпиливали молодежным активистам медали, а военные оркестры играли «Богородицу» и «Интернационал». Когда бегуны наконец достигли места церемонии, наступило торжественное «зажжение свечи славы у грюнвальдского памятника», а затем «просмотр битвы при помощи средств моделирования», «цветные ракеты, дымовые завесы помогали увидеть мельчайшие подробности битвы, позиции польских полков и крестоносцев. Из репродукторов доносился топот копыт».
Годом позже во время празднования 578-ой годовщины участвовало все руководство партии. Среди мероприятий была, между прочим, и церемония принятия присяги несколькими сотнями рядовых «по новому типу», как повторялось в прессе и по телевидению. Изменение заключалось в исключении слов о «союзе с советской армией», о чем пропаганда, правда, не говорила напрямую, а лишь намекала, что измененная формула теперь выглядит более смелой и патриотичной.
На следующий день 20 тысяч участников «харцерской стражи» представили Ярузельскому «Грюнвальдскую мистерию». Ее ход в газетах описывался так: «Поэтические и музыкальные произведения напоминали нам о битве под Грюнвальдом, борьбе за независимость и рождении II-ой Речи Посполитой, периоде II-ой мировой войны и об участии харцерства в борьбе за освобождение. Последним аккордом мистерии стало «Сказание о битве», показ событий битвы под Грюнвальдом, которые с большим интересом просмотрели собравшиеся на Грюнвальдском поле».
Следующими пунктами программы были: «беседа начальника Харцерских союзов Польши на тему патриотического харцерского духа», «танцы зухов (польские октябрята) чередующиеся с балетными сценками», и наконец «финал – самодеятельный хоровод, закончившийся выпусканием зрителями воздушных шариков с прикрепленными к ним мирными посланиями».
Церемония 1988 года стала последним государственным празднованием битвы под Грюнвальдом, хотя в материалах Патриотического движения народного возрождения (PRON) и можно найти сценарии очередных годовщин, вплоть до запланированной в гигантских масштабах «операции Грюнвальд - 2010».
Ни Гомулке, ни Ярузельскому патетические тирады о «верности грюнвальдскому наследию» так и не помогли обрести общественной симпатии. Причиной этому были и трагические события декабря 1970 года и результаты выборов июня 1989 года. Историческая политика – хотя и поддержанная всей мощью коммунистического государства – завершилась позором.

Петр Осека, историк, адъюнкт Института политических исследований ПАН

Перевел Владимир Глинский, специально для СМИ2

http://pereslegin.net/?p=195#more-195 18.04.2010 | Сергей Переслегин Польша

-Я могу наговорить лишнего…
- Скажи, что думаешь…

Наверное, авиакатастрофа с самолетом президента Польши заставляет переосмыслить некоторые вещи в польской истории. Надо сказать, что Польша представляет собой одну из самых странных европейских стран. Странных, необычных, иных, чужих и т.д. Во-первых, Польша имеет свою собственную, совершенно самостоятельную культуру, которую нельзя рассматривать ни как часть русской культуры, ни как часть культуры западноевропейской, ни тем более как часть культуры германо-австрийской. Во-вторых, Польша отличается тем, что создала в свое время, в 60-70-е годы, свою собственную фантастику. Это принципиально важно, потому что наличие фантастики есть понимание народом и страной своего собственного отдельного оригинального проекта будущего. И недаром в те же 60-е годы фантастику создали в США и СССР. Лишь позднее появилась японская ветвь. Так вот старая шутка о том, что фантастика делится на советскую, американскую и Станислава Лема, является абсолютной истиной. Т.е. в этом общем делении Польша явно имела и самостоятельное место, и самостоятельные картины мира, и самостоятельный проект. Вспоминая, что Станислав Лем не только замечательный фантаст, но еще один из гениальнейших философов, должен сказать, во второй половине XX столетия философы, вообще говоря, не очень напоминали о себе, Польша занимала на этой мировой карте очень заметное место. В этом отношении Польша – культура, заслуживающая всяческого внимания и уважения. Еще один важный момент: Польша имеет в своей истории опыт существования в виде империи, т.е. в форме цивилизации, определяющей способы и форматы существования на достаточно больших пространствах. Империй в мире не так уж много, точнее просто мало. И каждая чем-то замечательна. Т.е. у Польши есть, по меньшей мере, два основания находиться на мировой карте. И не только на мировой карте в географическом, пространственном, но и культурном, цивилизационном и других пространствах. Да, по ходу дела, вспомним и Коперника, то, что Польша и в истории великих мировых открытий занимает не самое последнее место.
Все хорошо и здорово. При этом одно «но». В течение основной части своей истории Польша не только не была империей, но даже не была самостоятельной страной. Ее постоянно били. Мы говорим о четырех разделах Польши. Причем все эти разделы приходились на генезис нового времени и само новое время, т.е., грубо говоря, на индустриальную фазу развития. Получилось, что Польша как-то существовала как империя и государство в традиционной фазе и явно показала свою государственную неспособность в индустриальной. Поляки, что любопытно, с тем, что они великая культура, великая цивилизация и бывшая империя, прекрасно соглашаются. Но когда им начинаешь говорить, что не только их достижения, но и их проблемы связаны с ними же самими, вот тут все понимание заканчивается сразу. И в этом отношении Польша ведет себя как очень маленький ребенок, который хочет сказать, что все мои достижения - это мои достижения, а все мои проблемы - это кто-то обязательно другой виноват. Естественно в позиции маленького ребенка пройти индустриальную фазу ну очень сложно. У России-то здесь большие проблемы, а она все ж таки находится в самосознании подростка, что в том числе означает признание своей вины.
И вот возникает картина, которая получилась сейчас. Катынское дело. Сейчас считается неопровержимо доказанным, что виновным в гибели катынских офицеров было советское НКВД. Охотно верю, хотя даже в нерусских материалах указывалось, что в этом были виноваты немцы. Откровенно говоря, вопрос не очень принципиальный. В тот момент Россия и Германия всяко выступали как союзники и известно, что именно Германия заявила, что польская интеллигенция, прежде всего, армейское офицерство, подлежит обязательному уничтожению. Поэтому для меня не очень принципиальным является вопрос, были ли убиты катынские офицеры русскими или немцами. Или русские передали их немцам для убийства. В любом случае ответственность за их гибель несут три страны. Понятно, какие три. Первая – Россия, вторая – Германия, и здесь не важно, в какой последовательности они идут, но есть еще и третья. Она называется Польша. И вот этот момент поляки упорно пытаются игнорировать. Меж тем, если внимательно посмотреть на польскую межвоенную и военную историю, то вскрывается масса не очень благовидных фактов. Начать с того, что, будучи только созданным как независимое государство, Польша после первой мировой войны ввязалась в не очень большую, но все ж таки захватническую войну с Литвой. После чего стала выступать в качестве санитарного кордона против своей бывшей метрополии, России. Ладно. Дальше пришел к власти великий Юзеф Пилсудский, который ухитрился понять, что интересы Польши решаются в равновесии между Германией и Россией и использовании как той, так и другой для развития своей собственной страны. Это был великий политик, который по сути дела и сделал независимую Польшу. И недаром, когда он умер, в сталинской России был объявлен траур, а Польша хоронила его три дня. Но после Пилсудского эта гениальная стратегия, впрочем, довольно очевидная, от чего она не становится менее верной, тут же забывается навсегда. И в районе 34-35-х годов фиксируется разговор между польским и французским разведчиками. И тот, и другой потом стали известными людьми, министрами. Оба, в общем-то, не очень хорошо проявили себя во второй мировой войне, но позиции в истории сохранили. Суть разговора в том, что высоким договаривающимся сторонам не нужна советская сталинская Россия. Этот ужасно жуткий тоталитарный режим. Но и царская Россия им тоже не нужна. Им вообще никакая Россия не нужна. А лучше, чтобы на этом месте был с десяток независимых государств, находящихся друг с другом в сложных международных отношениях и управляемых, например, из Франции, может быть, какие-то, управляемые через воздействие со стороны Польши. Когда не очень сильное государство, находящееся между двумя великими державами, ведет политику на аннексию одной из таких держав и на ее раскол, совершенно не стоит удивляться наличию обратного движения, поскольку третий закон Ньютона никто не отменял. Далее. Имея соглашение с Германией с 34-го года, Польша все более четко ведет политику, направленную против СССР, и действует в пользу Гитлера. Позиция Польши в связи с кризисом в Австрии и позднее в Судетах совершенно четко пронемецкая. Более того, когда кризис закончился гибелью Чехословакии как независимого государства, Польша приняла участие в дележке остатков Чехословакии и с удовольствием получила соответствующие территории, в сущности, из рук Гитлера. Заметим по этому поводу, что в Чехословакии это всегда только так и понималось. В этом плане некая часть отношения поляков к России воспроизводится чехами в отношении к Польше. У них есть примерно те же основания быть обиженными. Далее надо сказать, что поляки неплохо общались с Гитлером, с ним договаривались, пока тому не понадобился Данциг. И вот тут Польша немедленно переходит на проанглийские позиции. И даже не столько она сама переходит, сколько Чемберлен, который даже понял, что его немцы гнусно обманули, будучи страшно обиженным, неожиданно заключает соглашение, согласно которому Польша, по сути, определяет, вступит ли Англия в войну или нет. Что привело в полный ужас парламент, а Ллойд Джордж назвал это просто безответственной, опасной игрой.

Дальше все совсем просто. Азартная игра закончилась тем, чем она должна была закончиться. А две великие державы, Германия и Советский Союз, решили, что эта ситуация на границе им достаточно сильно надоела и с ней нужно заканчивать. И заключается соглашение, пакт Молотова-Риббентропа, плюс договор о дружбе и границе. И появляются знаменитые слова: «Доблестный германский Вермахт вместе с не менее доблестными советскими войсками нанесли решительный удар по детищу версальского договора, так называемому Польскому государству». Поляки до сих пор страшно огорчены, а я процитирую одну пословицу: «Иногда неприятный человек в невежливой форме говорит нехорошие вещи, и при этом он прав». Польша, как государство, оказалась именно детищем версальского договора, и она погибла, когда развалилась версальская система. И оказалась гнилым детищем, потому что одной из особенностью государств, одной из прерогатив, является умение себя защищать. С чем у Польши получилось все совсем плохо. Да понятно, что себя защищать – позиция очень сложная, иногда это правильный союз, иногда это правильная политика, иногда это правильная стратегия, иногда это сильная армия, иногда это просто народ, который сильной армии не имеет, но может продемонстрировать захватчику, что его лучше оставить в покое. Хороший пример – Швейцария в той же Второй Мировой войне. Сколько не пытались немцы создать планы ее оккупации, всякий раз выяснялось, что по разным причинам лучше этого не делать. Так вот у Польши оказалось плохо с союзами, их союзники, англичане и французы, не приложили ни малейших усилий для помощи Польши. У них оказалось плохо со стратегией. Войска были расставлены таким образом, что… Когда говорят, что в Польше было проведено испытание тактики блицкрига, мои тапочки смеются… Так, как поляки расположили свои войска, они проиграли бы сражение и в Первую Мировую, и с точно таким же разгромом. Потому что есть вещи, которых война не терпит. Но поляки не проявили и заметной храбрости на поле боя. Говоря о том, что погибшие на Катынском поле офицеры – цвет польской армии, я могу в это поверить, но хочу обратить ваше внимание, что это сдавшиеся офицеры сдавшейся армии, которые втянули свою страну в войну. Между прочим, их позиция была крайне важна, когда принималось решение, как будет реагировать Польша на кризис. И они не смогли эту войну даже нормально вести. К счастью, у Польши не только эти офицеры были. И я бы согласился с Игорем Тариковым, который сказал, что цвет польской армии сражался в Бреслау и Вестерплатте, и они, как и положено цвету армии, погибли в борьбе, а не без оружия. Хочется вспомнить… Я часто ее вспоминаю. Есть такая цитата из Сент-Экзюпери, военного летчика. Сороковой год, явный и полный разгром Франции, а полеты стратегических разведчиков продолжаются. Хотя, казалось бы, что они могут увидеть, кроме того, какие города уже немцы заняли, а какие еще нет. А потери при этом огромные. Немцы абсолютно господствуют в воздухе. И на вопрос, зачем все это нужно, дает ответ: «Потому что уважающее себя государство и уважающий себя народ не должны терять в войне только пленными». В этом отношении, в некотором плане, катынские офицеры сами выбрали свою судьбу. Будучи первой жертвой Германии, страной впервые вступившей в войну, они могли воевать по-другому. И здесь можно привести пример Бельгии в Первой Мировой войне, которая точно так же попала под первый удар, но сохранила и государственность, и армию, и оружие в своих руках. Да, ситуация была чуть другой, но возможности есть всегда. Их надо было искать. Ситуация у Польши, конечно, оказалась очень тяжелой. Катастрофа 39-го года, вступление советских войск, Катынь, польские офицеры, крайне неудачно используемые англичанами в Италии. Варшавское восстание – еще один момент, резко усложняющийся отношения между русскими и поляками. Но чтобы мне ни говорили по этому поводу о политической необходимости, я сильно сомневаюсь, что фронт, продвинувшийся от Днепра до Вислы, т.е. по сути дела, от Смоленска до Варшавы, первый русский фронт Рокоссовского, имел в этот момент реальные силы и нормально созданные коммуникации, чтобы форсировать реку уровня Вислы. Восстание не было ни с кем согласовано, проведено не вовремя, не так и, в конце концов, оказалось еще одним польским поражением и одной из очень немногих немецких побед лета 44-го. Опять же, в очень похожей ситуации была Югославия. Но обратите внимание, что армия Тито в значительной мере сама освободила свою страну. В 44-м году немцы нанесли сильнейший удар, но армия Тито смогла его парировать и частично уйти. И здесь тоже мы видим разницу. Вот вам получается результат. Свободу от Гитлера принесли естественно русские. Американцы, англичане и французы, говоря их сегодняшним языком, отдали их ужасному Сталину. В Польше возник социализм, а сама Польша была основой Варшавского договора. Кстати, польские части были основой ограниченного контингента войск Варшавского договора в Чехословакии во время всем известных событий. Момент, который Польша тоже упорно не помнит. Хотя, между прочим, вопрос о том, будет сражение или нет, решался не Советским Союзом. Была действительно запрошена позиция стран-членов Варшавского договора, и единственная страна, которая сказала, что они не хотят отвечать на этот вопрос, и считают, что они сами не могут и не вправе участвовать во вторжении, была ГДР, которая не безосновательно сказала, что после того, что мы сделали во Вторую Мировую с чехами, лучше бы нам сейчас вести себя потише. Польша была, однако, совершенно довольна и была основой этих вооруженных сил. Да, конечно, сейчас постоянно идет разговор, который заставляет меня вспомнить Шварцевского дракона. А именно: «Это все не мы, а это все дракон». И это опять ситуация, характерная для поляков. Виноват кто угодно, только не они. Но взросление государственности начинается с понимания своей вины.
Что по ситуации, которая сложилась сейчас. Она, действительно, уникальна, хотя были катастрофы с самолетами с главами других государств. Но это была какая-нибудь Южная Америка, например, Эквадор, либо это была Африка, либо явная диверсия – Пакистан. Но такого не происходило с государственными деятелями Европы. Я сейчас не собираюсь выяснять, кто и насколько виноват. Пилот либо сам президент и так далее. Вопрос в другом. Само по себе это событие знаковое, значимое, сценарное, сюжетное. В нем есть все необходимое, чтобы стать дикой картой. И это событие, между прочим, крайне опасно для Европы, создавая в ней очаг напряженности, чреватый даже и войной при некоторых ситуациях. И вновь мы видим ту же самую картину. Опять виноватыми оказываются все остальные. Но Польша – католическая страна. Даже этот момент мог подсказать полякам очень простой ответ на вопрос, что у вседержителя чувство юмора очень странное, но нужно же как-то отнестись к тому, что во второй раз в том же самом месте гибнут очень значимые и знаковые поляки. Может, это означает, что что-то сделано неправильно. Может быть, это намек, что Польша абсолютно напрасно прилагала такие усилия к педалированию катынской трагедии. Может быть, Польше намекают, что мертвые должны хоронить своих мертвецов, а живые заниматься своими делами. Может быть, ей намекают на то, что нельзя строить всю свою политику на очередном доказательстве того, что мы были абсолютно правы в событиях 1939-го и летом какого-нибудь 1776-го годов. И думать нужно не о вчерашнем дне, а о сегодняшнем. И, во всяком случае, у Польши есть сейчас две возможности. Первая – понять, что произошедшая катастрофа – и предостережение, и намек полностью пересмотреть свою политику. И тогда самое лучшее, что может по этому поводу быть, – это именно понимание, что нужно забыть о прошлом и начать двигаться вперед, строя новую политику со всеми, с Чехословакией, с Германией, с Россией, с Англией, с чистого листа. Начать просто новый этап в жизни и сказать, что старый закончился в этой катастрофе. И вторая версия. Назвать ее второй Катынью. Приложить максимум усилий, чтобы связать ее с гнусными русскими. Не то плохой самолет дали, не то диспетчеры не те, не то аэродром не такой, не то туман искусственно устроили. В общем, как-то они в этом замешаны. Кстати, в сети на этот счет много чего уже говорится, вплоть до организации искусственных маяков, которые неправильно самолет сажают, даже не задавая вопрос, а кому это вообще могло быть нужно. Потому что, с моей точки зрения, катастрофа она и есть катастрофа. Так никто не был заинтересован в гибели Титаника – так никто в мире не был заинтересован в гибели этого самолета. Как гибель Титаника стала в значительной мере прологом к Первой Мировой войне, так и эта катастрофа – может быть прологом чему-то очень страшному, чего крайне хотелось бы избежать. И в этом плане понятно, что ни Россия, ни Польша, ни США, ни мировая закулиса, никто не прилагали к этому усилий. Да, в Мире бывают события, которые определяет Господь, а не люди. И надо это все-таки как-то принять к сведению. Так вот этот выбор сейчас стоит перед Польшей. И, в общем, маловероятно, что она сделает правильный шаг.
У России тоже есть выбор. Что бы ни говорила Россия о своем прошлом, есть страны, перед которыми мы должны и обязаны испытывать комплекс вины. И в первую очередь к таким странам относится Польша. Так уж получилось, что все разделы Польши осуществились с участием России и ее вооруженных сил. Так уж получилось, что восстание 63-го года было подавлено русскими войсками отнюдь не бескровно. Так уж получилось, что принимая решение, необходимое для развития своей страны и ее политических амбиций, мы подставили Польшу в 39-м. А мы ее действительно подставили под удар, что бы я ни говорил несколько раньше о том, что Польша сама эту ситуацию спровоцировала. Спровоцировала – да, но подставили ее все-таки мы, а напала на нее все-таки Германия. И это тоже нужно иметь в виду. И говоря о подобного типа вещах, а их много в нашей истории, и 80-е годы с солидарностью здесь тоже вспоминаются, конечно, какие-то действия, продиктованные чувством вины, сделать нужно. Если брать мое мнение, то я бы отменил наш известный праздник спасения и единения Руси, сделанный явно искусственно, чтобы скорее забыть 7-е ноября, а по сути дела, получившийся оскорбительным для польского народа. Да, я понимаю, что это смешное оскорбление, что нормальные люди на такое не обижаются, все хорошо и правильно, но они обижены. И, может быть, имеет смысл эту обиду не греть лишний раз. Может быть, и нам стоит сделать полную перезагрузку отношений с Польшей. И очень точно, что эта катастрофа, произошедшая с польским президентом, однако ж, на нашей территории, на нашем аэродроме и с нашим самолетом, намек не только полякам, но и нам на то, что некоторые вещи мы делаем неправильно. Надо бы их забыть и переделать. Вот такие решения могли принять и Россия, и Польша в этой ситуации. Мне кажется, что эти решения соответствовали бы и политике, и политическим императивам, и чисто человеческим чувствам. Потому что, конечно, гибель такого количества людей на этой земле, старшему из которых 91 год… Ну, для начала, это трагедия для очень большого числа людей. А поскольку сейчас получилось, что Польша действительно значимый объект, как и Россия, наверное, так или иначе, это коснулось всех, по крайней мере, в Европе.
Но нужно понять одну еще очень важную вещь. Титаник я вспоминаю не зря. Самое страшное, что было в гибели Титаника, – это всеобщее понимание того, что есть ситуация, когда ни молодость, ни красота, ни богатство не могут защитить себя от смерти. Так вот сейчас было продемонстрировано, что высокое общественное положение и знаковость себя как политической фигуры тоже защитить от смерти не в состоянии. Т.е. катастрофа еще раз нам продемонстрировала, что перед природой или перед Богом равны все. И этот урок нам тоже стоит усвоить и как-то оценить.

http://perevodika.ru/articles/15076.html Переводика дата публикации 19.07.10 19:00 публикатор: mocva
“Zeit Online”, Германия "Die mythische Schlacht"
Мифическая битва Переводчик Tortilla
Под Танненбергом в Мазурии в 1410 г. рыцари Тевтонского Ордена приняли свой последний бой. Эта великая битва стала поворотным событием в польской и прусской истории.
Эти два меча известны каждому поляку. Их получил перед битвой от посланников Ордена полький король Ладислаус II Ягайло ( ок. 1351 — 1 июня 1434 — князь Витебский, Великий князь Литовский и король Польши. Внук Гедимина, сын Ольгерда и православной княгини Юлиании (Ульяны Александровны Тверской). Родоначальник династии Ягеллонов, прим. перев.). Понятно, не как жест дружбы. Великий магистр Тевтонского Ордена - так заявили посланники - вызывал поляков и литовцев на битву и, если королевской армии не хватит места, то Магистр готов немного потесниться, чтобы кости противника не истлели в кустарнике. Ответ, последовавший на это, был таким кратким и достойным, что и поныне, более чем полтысячилетия спустя, его повторяют всё школьники, играя в свои военные игры:"Мечей у нас достаточно, но мы примем и эти, в знак нашей победы!"
В тот день, 15 июля 1410 г. две армии встали, вытянувшись почти на три километра, на расстоянии 200 м друг от друга. Они были готовы вступить в самую значительную битву позднего средневековья, предрешившую на более чем 400 последующих лет, раздел власти в Восточной и Центральной Европе: Грюнвальдскую битву (нем. Gruenfelde), которую в Германии с прусских времён называют битвой под Танненбергом. Оба эти местечка находятся в непосредственной близости от места сражения - юго-восточнее полького Ольштына (нем. Allenstein) в Мазурии. С одной стороны стояли, в ожидании, более 20 000 воинов - армия Тевтонского Ордена, состоявшая из 250 рыцарей, тысяч наёмников, конных и пеших из всех стран Европы и 100 пушек. С другой стороны - около 30 000 поляков и литовцев, а также три Смоленских хоругви (организационно-тактическая единица в рыцарском войске средневековой Польши и Литвы, состоявшая из 25-80 копий, прим. перев.) и 2000 татарских конников.
Для затравки первыми выступили лёгкие литовские и татарские конники. Они должны были проверить надёжность почвы после прошедшего накануне дождя и раздразнить противника. Когда их оттеснили назад, раздалось немецкое "Христос воскрес!", на что поляки ответили "Богородицей" - гимном богоматери. И обе христианские армии двинулись друг на друга.
В то время, как на левом фланге польские хоругви берут верх, на правом - литовско-смоленские и татарские начинают отступать. Татары, не выдержав давления в образовавшемся прорыве, бегут, увлекая за собой литовцев и чешских наёмников. И лишь сопротивление Смоленских хоругвей - одна из которых измочалена почти целиком - предотвращает катастрофу.
Три раза безуспешно пытался Великий Магистр Ордена Ульрих фон Юнгинген прорвать польские ряды. Но тут его воины почуяли возможность окружения вражеских полков. С одним из штурмовых отрядов и сам Великий Магистр попытался обойти польскую фалангу и развернуться. При этом манёвре его рыцари оказались даже в опасной близости от холма, с которого король Ягайло руководил битвой. Лишь в последний момент его малочисленному эскорту удалось свернуть королевские знамёна.
Однако поляки, заметив приближающуюся опасность, изменили линию фронта. Это несколько разгрузило их войска. Между тем, Великий князь Литовский Витовт успокаивает свои беглые полки и ведёт их обратно на поле битвы. Вот тут и начинается рубка, в которой гибнет и сам Великий Магистр Ордена. Вплоть до темноты продолжается преследование бегущих рыцарей. В руки поляков и литовцев попало 51 знамя, которые в настоящее время вместе с двумя мечами, осели в Кракове в замке на Вавеле (холм и архитектурный комплекс памятников в Кракове, на левом берегу Вислы, из которых важнейшие — Королевский замок и Кафедральный собор святых Станислава и Вацлава. Вавель — символ Польши и место, имеющее особое значение для польского народа, прим. перев.)
Если верить хронистом, то польские потери были на удивление невелики, литовские - значительны, а потери Ордена - устрашающе большие - 8000 человек, из них 209 рыцарей. Всю ночь шёл дождь, что привело к дополнительным потерям среди раненых, которых, как писал несколько десятилетий спустя хронист Ян Длугош, можно было бы ещё спасти, вынеся своевременно с поля боя и оказав помощь.

Сначала - против языческих пруссов
У великой битвы была долгая, почти 200-летняя предистория. Всё началось тогда когда, как заметил английский историк Роберт Бартлетт, произошло "рождение христианской Европы из духа насилия", в крестовых походах против мусульман в Средиземноморье и язычников на Балтике.
Государства крестоносцев на Ближнем Востоке стремились к закату, когда в 1226 г. польский князь Конрад Мазовецкий (1187 — 31 августа 1247— представитель династии Пястов, один из польских князей периода феодальной раздробленности. Основал независимое Мазовецкое княжество в составе Польши, где и правил в 1207—1247 годах., прим. перев.) пригласил рыцарей Тевтонского Ордена, к тому времени как раз вытесненных из Палестины в Венгрию, к себе в Польшу. Орден состоял, как и другие религиозные рыцарские братства средневековья, из дворян мужского пола, которые хоть и приняли монашеский обет, но в остальном вели образ жизни такой же, как и другие воины в Западной Европе. Конрад рассчитывал на их помощь в насильственной христианизации языческих балтов.
Князь проводил весьма честолюбивую региональную политику, заботился о хороших отношениях с Киевом и хотел сесть в Кракове королём. Однако сравняться с умудрёнными жизненным опытом тевтонцами он не мог. Их великий Магистр Герман фон Зальца был близким другом императора Фридриха II Штауфена (император Священной Римской империи, прим. перев.) и без труда обыграл польского провинциала одной левой, получив от папы и императора гарантии суверенитета над захваченными землями. Таким образом, менее чем за несколько десятилетий, к востоку от нижней Вислы возникло действенное государство крестоносцев, которое, опираясь на современные, на время войны превращающиеся в крепости, монастыри-резиденции, типа мощного Мариенбурга вблизи Данцига, предложило разбитым в Палестине рыцарям, новые возможности для развития и новые крестовые походы.
Для начала они пошли против языческих пруссов и частично языческих, частично православных, литовцев. А позже и против собственных братьев по вере: католической Польши. С последними поначалу было взаимное согласие. Но когда бранденбуржцы (имеется в виду Маркграфство Бранденбург, основанное в 1157 г. и заселённое немцами и фламандцами, прим. перев.) с запада захватили дельту Вислы, поляки в 1308 г. вновь позвали на помощь крестоносцев. Однако рыцари не только прогнали бранденбургских захватчиков, но вытеснили и польских "хозяев" и сами укрепились на этих землях. Государство крестоносцев игнорировало решение папского третейского суда в 1321 г. и не вернуло Восточное Поморье с Данцигом полякам (лишь в 1466 г., по Торуньскому миру Восточное Поморье было возвращено Польше, прим. перев.) С тех пор рыцарям предстояли затяжные войны на два фронта - с литовцами на севере и поляками на западе. Это и сплотило последних. Реакцией на нового врага в собственных четырёх стенах стал польско-литовский альянс, возникший в 1385 г.(Кревская уния, прим. перев.) Это был уникальный для Европы союз, так как он продержался 400 лет - вплоть до Унии 1569 г.(Люблинская уния, прим. перев.) Союз неравных партнёров: Польское королевство было меньше, но современнее и признано в Европе. Территориальное расщепление было преодолено, опустошения монгольских набегов - тоже.

38-летний князь берёт в жёны 13-летнюю королеву
Литва же, напротив, была в то время одной из великих держав Восточной Европы. Она выгодно использовала распад Киевской Руси в результате монгольских нашествий и вассальную зависимость Москвы от Золотой Орды. Великое княжество Литовское со столицей в Вильне простиралось от берегов Балтики до Чёрного моря, включая Смоленск, Киев и гранича с Новгородом. Это было странное сооружение. Страна происхождения была языческой, окраинные части гигантского княжества - православные. Но литовцы тяготели к западному христианству, также из этих соображений более маленькая Польша подходила в качестве союзника.
Союз был скреплён свадьбой: в 1386 г. 38-летний литовский князь Ягайло Альгидрайтис взял в жёны 13-летнюю польскую королеву Ядвигу и стал Ладислаусом II Ягеллоном коронованным королём Польши. Браку поспособствовал один немецкий купец из Риги - небескорыстно, само собой разумеется. Города на Балтийском побережье опасались государства крестоносцев и всячески ему противодействовали. Они оценили более либеральный государственный порядок в Польше. И позже, в 15-16 в.в. это было одной из причин выбора пруссами подчинения польской короне (как автономии в составе унии), усилившей их сопротивление Тевтонскому Ордену.

Заключение перемирия до 24 июня 1410 г.
На рубеже 14 и 15 веков государство крестоносцев находилось в зените силы и власти. Оно прикладывало все силы к тому, чтобы расколоть своих новых противников. И соблазном и угрозами. Однако эта стратегия не оправдывала себя, Литву и Польшу невозможно было разъединить и они всё больше, со своей стороны, теснили Тевтонский Орден.
В августе 1409 г. Великий Магистр Ульрих фон Юнгинген начал поход, который однако вскоре "зашёл в тупик". Было заключено перемирие до 24 июня 1410 г. Между делом, союзник Ордена король Богемии должен был бы спор уладить.
Решение третейского судьи из Праги было целиком, как и ожидалось, в пользу властителей из Мариенбурга. Обе стороны вновь забряцали оружием. Богемский король пообщал Ордену поддержку в 1000 всадников; к этому он агитировал рыцарей в собственной стране, в Силезии, Венгрии и Западной Европе. Польско-Литовское войско тоже было "интернациональным", но в списке рыцарей можно было иногда встретить и немецкие имена.
24 июня 1410 г. Польша и Литва объявили войну Тевтонскому Ордену. Вскоре после этого вся армия по лихо сконструированному "понтонному" мосту переправилась на восточный берег Вислы и двинулась на север. Обе армии неуклонно сближались. И 15 июля у Грюневальда настал час решающего сражения.
Историки до сих пор гадают, о чём разговаривали между собой, с глазу на глаз, после выигранной битвы два литовца: Ягайло и Витовт. Почему они тот же час не двинулись к Мариенбургу, чтобы нанести смертельный удар обезглавленному государству крестоносцев? Почему дали время организовать оборону оплота рыцарей на берегах Ногат наследнику фон Юнгингена - Хайнриху фон Плауэну? Крепость выдержала осаду и, несмотря на последующие победы, Ягайло подписал весьма скверный мирный договор, которое по сути к миру не привел, но спровоцировал новые войны с окрепшим государством крестоносцев. Лишь в 1466 г. Восточное Поморье с Данцигом вернулись под власть польской короны как часть Королевской Пруссии - что значит по собственному решению на правах автономии (по Торуньскому миру Восточное Поморье было возвращено Польше и вошло в состав так называемой Королевской (или Западной) Пруссии, провинции под властью польского короля, но пользующейся по-преимуществу немецким правом, прим. перев.)
Лишь в 1525 г. последний Великий Магистр Ордена Альбрехт фон Гогенцоллерн, произнёс наконец в Кракове "присягу на верность сеньору" польскому королю. В тоже самое время Альбрехт перешёл в протестантскую веру и упразднил остатки государства крестоносцев, создав Герцогство Прусское (уже будучи великим магистром Ордена, он осознал, что век рыцарства отжил своё, что пора что-то менять в своём государстве. Альбрехт втайне принимает лютеранство и объявляет об упразднении ордена и о рождении герцогства. В апреле 1525 года Альберт Бранденбургский приезжает в Краков, чтобы провести церемонию ликвидации Тевтонского ордена (сожжение одежды Ордена), прим. перев.). Позже герцогство объединится с Бранденбургом, создав государство, которое спустя 250 лет, в союзе с Россией и Габсбургами, обеспечило конец "Польско-Литве".

Бесчестие Танненберга
Грюнвальдская битва была плодом военного союза Польши и Литвы. После смерти Великого князя Литовского Витовта в 1430 г., король Польши стал одновременно и Великим князем Литовским. В период с 1569 до 1795 г. уния оставалась федерацией с единым денежным обращением, однако во внешней политике обе страны были вполне самостоятельны. Так например, в походе польского короля Иоганна Собиесского против турок для снятия осады Вены в 1683 г., литовцы участия не принимали.
Польско-Литовское государство, Речь Посполита, имела однако существенные недостатки. Централизованное управление было неразвитым, господствовала экономическая монокультура. К этому надо добавить сословный эгоизм дворянства, подавлявшего свободы горожан и крестьян, а также казаков - что способствовало в немалой степени невозможности присоединения Украины к союзу в качестве третьей составляющей.
С другой стороны, сохранение политических классов в стране в смысле свободы и справедливости, насколько это было возможно в парламентской монархии с самой, на то время современной, европейской конституцией от 1791. После окончательного разделения и потери государственности, воспоминания о Речи Посполитой стали носителями идей национального самосознания, как в Польше, так и в Литве.
Снова и снова воспевали и заклинали прошедшие победы поэты 19-го столетия. Особенно в русской и австрийской части страны ухоженный культ Грюнвальдской битвы был направлен против бисмарковской- и вильгельмовской- антипольской политики.
Роман нобелевского лауреата Генрика Сенкевича "Крестоносцы" вышедший в 1900 г. стал настоящей национальной библией. А памятники Грюнвальда, сооружённые в 1900 г. в Кракове и в Нью-Йорке, демонтстрировали право на самоопределение и суверенитет.
Для прусско-немецких националистов, бесчестие под Танненбергом стало, напротив, бельмом на глазу, которое пытались компенсировать мифами о немецком форпосте культуры против варваров - Мариенбурге. Позже, победа над русской армией в сентябре 1914 г. была удачно стилизована во вторую битву под Танненбергом, как реванш за Грюнвальд.
И нацисты пытались выкорчевать эти воспоминания из народной памяти. После оккупации Польши в 1939 г., они разрушили Краковский памятник Ягайле и торжественно перенесли копии захваченных в 1410 г. знамён в Мариенбург; оригиналы были уже в 1797 г. похищены Габсбургами и с тех пор считаются утерянными - как в настоящее время и копии тоже.
Почти каждый день немецкого террора грюнвальдский миф служил полякам для "согрева сердца". Солдаты подпольной армии брали себе псевдонимами имена героев романа Сенкевича.
Также и коммунисты использовали символику Грюнвальда для того, чтобы выявить польско-советское братство по оружию. Так три смоленских хоругви, державшие оборону, несмотря на бегство литовцев, стали вдруг предвестниками Красной Армии.
"Грюнвальд" стал девизом для национальной демонстрации силы. Еще в 80-х непробиваемые бетонные лбы коммунистической партии, паниковавшие при виде успехов "Солидарности", пытались разжечь в стране антинемецкие натсроения при помощи создания "Патриотического объединения Грюнвальд" - затея смешная и особенно безнадёжная ввиду немецкой акции поддержки Польши в дни военного положения 1981-82 г.г.
Также для бесконечного польско-литовского спора историков - Грюнвальдская битва - благодатный корм. Так как в литовской интерпретации, не поляки решили сход битвы, а именно литовцы, применившие татарскую тактику и своим бегством заманившие крестоносцев в болотистые топи. Какая жалось, отвечают современные воины Грюнвальда, и даже если это так, то план был всё равно растрачен попусту, так как в бегство ударилось больше литовцев, чем тех, кого они должны были за собой с поля брани сманить. Разногласия уладил несколько лет назад шведский историк Свен Экдаль нашедший в Гёттингенском архиве письмо, датированное годом битвы. В нём автор (анонимный) предупреждает рыцарей ордена о том, что если литовцы побегут, преследовать их не стоит, так как это будет обманным манёвром.
Эти исключительные споря мало интересуют современных рыцарей, каждый год инсценирующих знаменитое сражение на лугу под Грюнвальдом . Так и братья Качиньские не очень заботились о исторических деталях, когда в 2005 г. открывали в Варшавском Национальном музее свою (тогда успешную) предвыборную борьбу на фоне знаменитого батального полотна кисти Яна Матейки.

К 600 летию Грюнвальда - не звучат больше антинемецкие речи
В остальном однако, над полем битвы -тишина. То, что Тевтонский Орден был не только заклятым врагом, но и оказал положительное влияние на развитие Польского королевства, уже как будто общеизвестная истина. и абсолютно ясно, что в этот юбилейный год не будет больше разжигаться антинемецкая истерия. Погибший в авиакатастрофе под Смоленском президент Лех Качиньский собирался праздновать юбилей совместно с литовским президентом, приуроча это событие к запланированной предвыборной кампании. Однако время для таких инсценировок миновало. Торжества скорее пройдут в тональности, выбранной Ангелой Меркель в прошлом году на празднествах в Калькризе (музей и парк примерно в 16-ти километрах от нижнесаксонского города Оснабрюк, где расположен так называемый Тевтобургский лес - гористая местность между реками Везер и Эмс. в 9 году н.э. здесь произошло сражением между римлянами и рядом германских племён, прим. перев.) - мы "выиграли битву в Тевтобургском лесу* , но стали ли германцы после этого более мирными и приблизились ли более к Европе?"
Таким образом итог юбилейного года и прошлой политики должен стать примирительным. В Польше уже набирает силу идея, сделать это поводом для передачи патроната над восстановления замка Штайнорт в Мазурии министр-президенту и бундесканцлеру. Здесь могло бы, согласно надеждам, возникнуть сотрудничество учёных, занимающихся историей этой части Европы.
История, которой принадлежит, например, Игнатий Красицкий. Польский епископ, друг Фридриха Великого, просветитель и известный писатель, освятивший в 1773 г. собор Святой Ядвиги в Берлине (был построен в XVIII веке как первая католическая церковь в Пруссии после протестантской Реформации по личному разрешению короля Фридриха II, прим. перев.), и проводивший охотно время в Штайнорте у друзей Лендорфов (владельцы замка, прим. перев.), вне зависимости от того на какой стороне их предки в 1410 году под Грюнвальдом стояли...

Примечания перев.
* Впервые Тевтобургский лес упоминается в истории Тацита при описании поражения Римского легата Квнктилия Вара в Галлии в войне с союзом германских племён херусков и хаттов в 9 году. Германцам удалось заманить три Легиона Вара в малодоступный лес и болота, окружить их и после трёх дней боёв полностью уничтожить. На поле боя погибло 27 тысяч легионеров, что было тяжёлым поражением для Рима. Император Август был до того сокрушён, что несколько месяцев в знак траура не брил бороды.
Современники сохранили описание того, как он бился головой о косяк, восклицая: "О Вар, верни мне моми легионы". В Риме день поражения каждый год отмечался трауром и скорбью.
Через шесть лет после боёв в Тевтонбургском лесу римские полководцы Тиберий и Германик, отомстив за Вара, посетили место битвы, собрали останки римских воинов и воздвигли над ними могильный курган.

Источник оригинала: Хуторок

http://www.novpol.ru/index.php?id=1355 Новая Польша 7-8 / 2010
Владимир Барановский, Борис Шмелев ЭПОХА РАДИКАЛЬНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
С середины 1980-х гг. Советский Союз вступает в эпоху перестройки, которая начинается как попытка придать новый динамизм развитию страны и ее взаимоотношениям с внешним миром. Реформаторская логика быстро приобрела кумулятивный характер, требуя осуществления преобразований по всё более широкому фронту как во внутренних делах, так и во внешней политике. В настоящей статье предпринята попытка проследить, в какой мере и каким образом этот процесс затрагивал взаимоотношения с Польшей — в том числе и в части существующих в них «трудных вопросов».
Впрочем, важнейшее значение в этот период имел общий контекст происходящих событий — как внутри СССР, так и на международной арене. Из них, разумеется, может быть вычленена «польская составляющая», но она в очень значительной мере была производной от более широкого круга обстоятельств, которыми характеризовалась драматические перемены в Советском Союзе и вокруг него.

Общая динамика
К середине 1980-х в отношениях СССР с социалистическими странами Восточной Европы накопилось немало проблем, обусловленных в первую очередь нарастанием в них социально-экономического кризиса. Для его преодоления было необходимо принципиальным образом реформировать сложившуюся хозяйственную и политическую систему.
Требовала кардинальной перестройки и модель взаимоотношений в рамках «социалистического содружества». В частности, необходимо было пересмотреть основы функционирования СЭВ, который из инструмента интеграции и научно-технического прогресса постепенно превратился в тормоз их осуществления. Об этом, в частности, говорилось в адресованных руководству страны аналитических записках Института экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС) АН СССР. В частности, подчеркивалось, что механизм управления сотрудничеством стран—членов СЭВ не позволяет достаточно полно учитывать возможности его углубления на микроуровне, исключая из процесса принятия решений основное хозяйственное звено — предприятие (объединение). Поэтому интеграционные мероприятия нередко насаждаются сверху без должного учета интересов и реальных возможностей непосредственных производителей, что в конечном счете приводит к их неэффективности1.
Не удовлетворяли требованиям интенсификации взаимного сотрудничества и его товарно-денежные инструменты. Они не оказывали должного воздействия на качество взаимопоставляемой продукции, затрудняли определение оценки экономического эффекта экспорта и импорта, вызывали порой экономически неоправданные убытки или выигрыши у отдельных стран2.
В результате доминирующей роли решений, принимаемых на государственном уровне, многие даже малозначительные вопросы хозяйственного взаимодействия приобретали нежелательный политический оттенок. В предложениях ученых предлагалась комплексная перестройка механизма социалистической экономической интеграции, которая охватывала бы все его звенья: порядок многосторонней и двусторонней координации планов, кредитные и валютно-финансовые инструменты, деятельность коллективных международных структур (от совместных предприятий до Совета экономической взаимопомощи), правовую систему регулирования сотрудничества (включая порядок международного общения, передачи научно-технической документации).
Такого рода предложения, конечно же, в значительной степени основывались на предположении о том, что между социалистическими странами можно организовать эффективно функционирующую систему взаимоотношений. Сегодня протестировать реалистичность такого предположения уже невозможно. Но стоит заметить, что в предложениях ученых подчеркивалась критически важная роль преобразований, которые надо было осуществить внутри социалистических стран: «успех такой перестройки в решающей степени зависит от создания адекватных для нее предпосылок во внутрихозяйственных механизмах братских стран»3.
Таким образом, изменение всей системы экономических отношений между социалистическими странами и выход на новые рубежи взаимодействия, без чего было невозможно преодоление кризисных явлений, требовали в свою очередь глубоких системных преобразований в каждой из них. В конкретных исторических условиях середины 1980-х гг. этого можно было добиться только при активной и инициирующей роли Советского Союза как главного системообразующего элемента «социалистического содружества».
Двумя необходимыми политико-идеологическими предпосылками для преобразования отношений между СССР и его союзниками стало провозглашение Михаилом Горбачевым курса на обновление социализма и на проведение политики «нового политического мышления». В обоих случаях этим отношениям задавался вектор трансформации — хотя мера таковой могла, конечно же, стать предметом споров и разногласий.
Формула самого Михаила Горбачева состояла из двух главных элементов — преемственность и необходимость перемен4. Он исходил из необходимости установления равноправных отношений, уважения суверенитета и независимости каждой страны, взаимовыгодного сотрудничества во всех сферах. При этом главное заключалось в том, что признание этих принципов означает одновременно и полную ответственность каждой партии за положение в своей стране. Как отмечал Михаил Горбачев, это и означало поворот к новым отношениям, отказ от «доктрины Брежнева», которая никогда не провозглашалась официально, но фактически определяла подход СССР к союзным странам5. В своем выступлении в мае 1985 г. в МИД СССР он развил эти идеи и сделал новое по духу и весьма откровенное заявление: «Отношения с братскими социалистическими странами вступили в новый исторический этап. Это уже полноправное общество, и водить их на помочах нельзя. Отношения должны быть новыми. Максимальное внимание к этим нашим друзьям и их нуждам. А то был разрыв между декларациями о дружбе и подлинным духом отношений. Уважать суверенитет, достоинство союзников, в том числе малых, отказываться от иллюзий, будто мы можем всех учить» 6.
Говоря о новом характере отношений СССР с социалистическими странами, Михаил Горбачев не отказывался от идеи дальнейшего строительства в них социализма, хотя и нуждающегося в реформировании. Он полагал, что возможности социалистического строя не исчерпаны, что он «способен решить самые сложные свои задачи. Для этого жизненно важно все более активное взаимодействие, которое дает эффект не просто сложения, а умножения наших потенциалов, служит стимулом ускорения общего движения вперед» 7. Строго говоря, в этом пункте уже возникало поле возможных коллизий по причине несовместимости двух векторов — «обновления социализма» и отказа от него.
Михаил Горбачев, вероятно, не собирался отпускать союзников в свободное политическое, а тем более геополитическое плавание, поскольку понимал их значение для обеспечения безопасности Советского Союза. Так, выступая на ХI съезде Социалистической единой партии Германии в апреле 1986 г., он заявил: «Будущее Советского Союза мы не мыслим вне тесного взаимодействия с ГДР и другими братскими странами». И добавил: «Не только потому, что так велят наши интернационалистские убеждения, но и потому, что без него невозможно решение сложных задач, которые выдвигаются временем» 8.
Но при этом существовало стремление, сохраняя за СССР лидирующую роль, избавить его от экономического бремени и от головной боли по поводу внутриполитического развития «братских стран». Общий замысел состоял в том, чтобы способствовать приходу к власти реформаторских сил, которые, получив больше самостоятельности, взяли бы на себя и боле значительную ответственность за внутренние преобразования. Это разгрузило бы и Москву от заботы о союзниках, позволив ей сосредоточиться на решении внутренних проблем страны. А поддержка советских реформ новыми, прогрессистски настроенными лидерами «братских стран» создавала бы прочную политико-идеологическую основу для взаимоотношений внутри социалистического содружества и тем самым открывала новый этап в их взаимном сотрудничестве9.
Михаил Горбачев стремился изменить установившуюся за предшествующие годы традицию, когда лидеры социалистических стран информировались о внешнеполитических шагах Советского Союза по сути дела post factum — с тем только, чтобы их формально одобрить и зафиксировать поддержку со стороны союзников в очередной декларации или заявлении Политического консультативного комитета (ПКК) Организации Варшавского договора. Теперь советское руководство считало необходимым сообща обсуждать внешнеполитические инициативы, с которыми намеревался выступить СССР. Союзникам дали понять, что советская дипломатия берет курс на широкое мирное наступление, притом вполне серьезно, не в пропагандистском, а в практическом плане.
Так, на очередном совещании ПКК Организации Варшавского договора в Софии (октябрь 1985 г.) были «сверены часы» накануне советско-американской встречи в Женеве. Как пишет Михаил Горбачев, «пожалуй, это был первый за многие годы случай, когда советское руководство не просто поставило союзников перед фактом и потребовало формального одобрения своим инициативам, а сочло необходимым сообща обсудить их. [...] Это было по достоинству оценено с их стороны» 10.
Идеи нового руководителя страны касательно кардинального изменения отношений с соцстранами были сформулированы в подготовленной им для Политбюро ЦК КПСС записке «О некоторых вопросах сотрудничества с соцстранами». В ней был сделан вывод о необходимости «подлинного перелома во всей системе сотрудничества с союзниками» 11.
Однако главное внимание в записке было сосредоточено на реформе механизма внешнеэкономических отношений. Основания для такого подхода, конечно, были: серьезные проблемы в экономическом и техническом сотрудничестве СССР с социалистическими странами угрожали перерасти в осложнение политических взаимоотношений, подрывали взаимное доверие. Всё более очевидным становилось несоответствие структуры экономического и научно-технического сотрудничества потребностям развития социалистических стран. Эта структура практически не менялась на протяжении многих лет: примерно две трети всего содействия европейским социалистическим странам приходилось на 5-6 ресурсоемких отраслей, в основном тяжелой промышленности, а также транспорта и связи.
Общий уровень оказываемого Советским Союзом научно-технического содействия союзным странам оказывался явно несоизмеримым с их потребностями. Об этом, в частности, говорилось в записке ИЭМСС «Об эффективности экономического и технического содействия СССР социалистическим странам» 12. В последних с начала 1980-х гг. осуществлялась серьезная перестройка структуры экономики, значительное развитие получали передовые технологии, а развитие энерго- и материалоемких отраслей замедлялось. Советское же техническое содействие не было ориентировано на поддержку новых тенденций. В записке делался общий вывод о том, что повышение эффективности экономического и технического сотрудничества СССР с социалистическими странами является важной составной частью перестройки всей хозяйственной жизни страны и поэтому данная задача требует неотложного решения и мобилизации всех резервов.
На состоявшемся в ноябре 1986 г. в Москве «социалистическом саммите» по проблемам экономического сотрудничества участники дискуссии указывали на несовершенство самой экономической модели, действовавшей в странах социалистического содружества, на «пороки экономической политики, не обеспечивающей оптимальное соотношение эффективности и социальной справедливости, социальных программ и стимулов к труду» 13. По существу, под сомнение ставились основополагающие принципы социализма, которые в предшествующие десятилетия определяли политику правящих коммунистических партий.
Встреча в Москве представляла собой одну из последних попыток сообща найти пути преодоления нарастающих во всех странах СЭВ экономических и социальных трудностей, которые грозили перерасти в непредсказуемый по своей силе и последствиям кризис. Правда, отмечает Михаил Горбачев, «всей глубины его [кризиса] в полной мере тогда еще никто не осознавал» 14. Но становилось очевидным, что выведение сотрудничества СССР с социалистическими странами на качественно новый уровень невозможно без глубокого реформирования действующих в них экономических систем и хозяйственных механизмов.
Между тем в самом Советском Союзе проведение экономической реформы, по словам бывшего тогда членом Политбюро ЦК КПСС Вадима Медведева, «уперлось в необходимость перестройки политической системы и, прежде всего, самой партии, глубокой демократизации общества, гласности и свободы слова. [...] Экономическая реформа могла состояться лишь как одна из составляющих всестороннего процесса реформирования общества» 15. Однако именно в этом вопросе подходы горбачевского руководства и большинства лидеров европейских социалистических стран разошлись самым основательным образом.
Не выступая в принципе против проведения преобразований в обществе, они ссылались на то, что многие из политических проблем, мешающих реформированию социализма в их странах, уже якобы решены. Особенно на этом настаивали лидеры коммунистических партий ЧССР, Болгарии, Румынии и Германской Демократической Республики16. На этой почве начинали усиливаться негативные настроения и в отношении советской перестройки — что, по оценке Михаила Горбачева, всё больше определяло атмосферу в отношениях между руководителями соцстран и всю ситуацию в социалистическом содружестве.
В сущности, на первых этапах намерение советского руководства в плане проведения реформ было поддержано скорее инерционно, чем содержательно — как традиционный акт лояльности к «старшему брату» в обмен на его гарантии авторитарным режимам в союзных странах. Но со временем неприятие перестройки начинает проявляться все больше, особенно в части демократизации и гласности17. Эрик Хонеккер после январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, посвященного вопросам демократизации и кадровой политики партии, заявил, что путь перестройки для ГДР не подходит. По его указанию была запрещена публикация материалов пленума в печати ГДР. Полное неприятие решений пленума отмечалось в Румынии. Общественности не давали никакой информации. Николае Чаушеску откровенно заявил советскому послу, что не может согласиться с высказываниями на пленуме и что «КПСС вступает на опасный путь» 18. Густав Гусак (Чехословакия), Тодор Живков (Болгария) высказали различного рода оговорки в отношении исходящего из Москвы пафоса преобразований.
А вот Войцех Ярузельский, по словам Михаила Горбачева, «горячо поддерживал перемены в Советском Союзе» 19. Примечательно, что понимание в отношении проводимой им политики Михаил Горбачев встретил лишь со стороны польского лидера, а также Яноша Кадара. Вероятно, это не случайно: оба возглавляли страны, в которых реформаторство в условиях «реального социализма» носило относительно более продвинутый характер. Хотя развивалось оно по-разному и, как показал дальнейший ход событий, не смогло стать альтернативой смене общественного строя, резонанс от начавшихся в Советском Союзе процессов оказался там гораздо более явственным, чем в заповедниках коммунистической ортодоксии типа ГДР или Чехословакии. Причем четверть века спустя Войцех Ярузельский обращает внимание на такую сторону взаимосвязи советской перестройки и предшествовавших событий в Польше: если бы там не было установлено военное положение в 1981 г., в страну были бы введены войска Варшавского договора, и это «неизбежно усилило бы позиции сторонников жесткой линии руководстве СССР. Горбачев бы не пришел тогда к власти и не начал бы свои реформы» 20.
Ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение сегодня невозможно. Но отсутствие четкой и ясной концепции отношений СССР со своими восточноевропейскими союзниками в эпоху перестройки бросается в глаза. Представления о последствиях проводимой политики как для восточноевропейского региона, так и для самого Советского Союза были, по всей видимости, не осмыслены и не просчитаны, а иногда строились больше на благих пожеланиях, чем на анализе реального положения дел. К примеру, предполагалось, что преобразования в Советском Союзе вызовут благоприятную «волну подражания» в союзных странах. Ведущие в этом направлении процессы поддерживались и даже подталкивались, а когда руководство «братских партий» демонстрировало сдержанность вместо ожидавшегося энтузиазма — поощрялась его смена, приход к партийно-государственному управлению нового поколения политиков (предположительно, менее консервативных и более открытых к новым веяниям) 21.
Шатались ли режимы в большинстве стран Восточной Европы, или у них были ресурсы для выживания, несмотря на растущие трудности? Как долго они могли продержаться у власти, не начнись проведение реформ в Советском Союзе? Возглавлявший в эпоху перестройки советское внешнеполитическое ведомство Эдуард Шеварднадзе писал по этому поводу: «Мы отчетливо видели, что почти во всех странах Восточной Европы политическое руководство быстро теряет контроль над ситуацией, не находит адекватные ответы на требования сторонников демократических перемен. [...] Упорствуя в нежелании осуществлять реформы, консерваторы подвигались на применение приемов и мер, которые независимо от их воли и желания сплачивали организованную оппозицию, способствовали ее оформлению в широкое общенародное демократическое движение» 22. При этом консервативные силы в социалистических странах искали и находили поддержку в Москве у противников перестройки. Для борьбы с ней традиционно-ориентированные партийно-государственные элиты готовы были к подлинной консолидации в масштабах всего «социалистического содружества» 23.
В этих условиях перед Москвой вставала сложная проблема выработки линии поведения в отношении правящих режимов «братских стран» и противостоящей им растущей оппозиции, которая пользовалась всё более широкой поддержкой. Ни одна из моделей поведения не выглядела абсолютно удовлетворительной. Поддерживая правящий режим в той или иной стране, Москва противопоставляла бы себя доминантным общественным настроениям и ставила под вопрос свои отношениями с ее будущим руководством. В то же время слишком прямолинейное содействие смещению режимов означало бы вмешательство во внутренние дела «братских стран». Отказ от вмешательства, от «экспорта идей» мог быть выигрышным в политико-пропагандистском плане и отлично вписывался в логику «нового мышления», но грозил полной утратой контроля над ситуацией.
Сегодня популярна точка зрения, что советское руководство оказалось неспособным разрешить данную коллизию — точнее, что ее разрешил ход событий, который вышел из-под контроля инициаторов перестройки24. Но не стоит сбрасывать со счетов и принципиальную значимость отказа от «доктрины Брежнева» — даже если существуют серьезные сомнения в том, что Советский Союз на исходе 1980-х гг. был бы способен реализовать ее на практике. Да, post factum кажется очевидным, что воспроизвести сценарий 1968 г., когда «пражскую весну» задавили прямым применением военной силы, Москва, вероятно, уже не могла. Но консерваторы в кремлевском руководстве вполне могли придерживаться иной точки зрения: поскольку шансы «братских партий» в Восточной Европе удержать власть без политической поддержки, экономической подпитки и военных гарантий со стороны Советского Союза становились все более эфемерными — им нужно оказать всемерную помощь. Понятно, к каким последствиям могли бы привести попытки спасти коммунистические режимы или предотвратить их перерождение.
На практике поведение Москвы отличалось нерешительностью и непоследовательностью — которые, впрочем, можно интерпретировать и как осторожность, и как проявление ответственности. Так, начиная с 1987 г. оказывалась поддержка настроениям в пользу замены некоторых высших руководителей в «братских странах». Но на обращение оппозиционных групп румынской элиты об оказании помощи в свержении Николае Чаушеску советский лидер ответил отказом, мотивируя это принципиальным невмешательством во внутренние дела других стран25.
Сценарий драматического клинча, в который могли бы войти Советский Союз и восточноевропейские страны, оказавшиеся в кризисе, не состоялся, и есть все основания поставить это в заслугу горбачевскому руководству. Парадоксально, но, хотя Москва отказалась гарантировать поддержку существовавшим там режимам, социалистическое будущее Восточной Европы не ставилось под вопрос чуть ли не до самого конца их существования. Приведем в качестве примера относящиеся к 1988 г. (!) слова Михаила Горбачева о том, что в «социалистическом мире разворачивается процесс преобразований и реформ, призванный дать новому общественному строю второе дыхание, поднять его на порядок выше во всех измерениях — экономическом, политическом, идеологическом» 26. По его оценкам, «процессы реформ и радикальных преобразований в социалистических странах подтверждают жизнеспособность социализма и его готовность ответить на вызов времени» 27.
Однако на деле жизнеспособность «нового общественного строя» сокращалась, как шагреневая кожа. Не оправдывались и надежды на то, что реформы сами по себе станут стимулом для перевода отношений соцстран на новую основу. Наряду с различиями в подходах к осуществлению реформ, методам и темпам их проведения, все более обострялись противоречия в экономической сфере взаимодействия. Поскольку реформа экономической системы и хозяйственных механизмов не проводилась либо (как это имело место в СССР) не могла дать быстрого эффекта, то и застарелые проблемы в экономическом сотрудничестве не решались и поэтому еще более обострялись.
Исчерпала себя старая модель экономических взаимоотношений, когда советское сырье и энергоресурсы обменивались на промышленные товары. Принятая в 1986 г. Комплексная программа социалистической экономической интеграции не давала того эффекта, на который рассчитывали ее инициаторы. Советский Союз, переживавший всё более углубляющийся экономический и социальный кризис, оказался не в состоянии выступить в качестве локомотива социалистической экономической интеграции.
Не мог он и оплачивать издержки функционирования экономики социалистических стран за счет поставок им по льготным ценам сырья и энергоресурсов. В Москве начинают возникать представления о том, что союзники стали «обузой» и от них лучше бы «дистанцироваться» 28 — это позволило бы снять ответственность за их развитие и целиком сосредоточиться на решении задач, связанных с проведением реформ в стране. В значительной степени указанной логикой было обусловлено и согласие советского руководства на перевод торговых отношений со странами СЭВ на конвертируемую валюту, что нанесло им сильнейший удар в период реформирования.
Нарастающие противоречия между социалистическими странами, их неготовность к перестройке интеграционной модели на рыночный лад в конечном счете привели к роспуску СЭВ (как международной экономической организации) и неуправляемому резкому свертывание всех форм взаимного сотрудничества в торговой, производственной, научно-технической сферах.
В конце 1980-х гг. страны региона и Советский Союз оказались в крайне тяжелом экономическом положении. Наличие экономического кризиса вначале было официально признано в Венгрии, Польше, Югославии, а затем в Болгарии, Румынии, Чехословакии и ГДР. Все более явственными становились черты системного кризиса, охватившего «социалистическое содружество». Стало очевидным, что теория и практика «реального социализма» не универсальны и не адекватны основным тенденциям мирового развития. Реальный социализм исчерпал свои исторические возможности и должен был уступить место другим общественно-экономическим и социально-экономическим отношениям, способным гибко и эффективно реагировать на вызовы времени.
В Москве это начинали понимать. Когда осенью 1989 г. в ЦК КПСС обсуждался вопрос о ситуации в восточноевропейском регионе, то секретарь ЦК В.М.Фалин заявил, что «нельзя сводить все к “специфике” Польши и Венгрии. В кризисе — послевоенный порядок, нами насажденный. В кризисе — вся система отношений в социалистическом содружестве. Нужно быть готовым к взрыву, хотя не совсем ясно, где рванет вначале» 29.
СССР уже не мог взять на себя задачу стабилизации положения в «социалистическом содружестве», поскольку и сам переживал глубокий и системный кризис, а также по причине существенно сократившихся экономических возможностей. В 1989 г. череда событий, происходивших в восточноевропейских странах, стала проверкой заявленного Москвой признания свободы социального и политического выбора каждым народом и каждой страной30. Проверкой, которую она выдержала.
Как бы подводя своеобразный итог своей политике в Восточной Европе, Михаил Горбачев отмечал, что «строй, который существовал в странах Восточной и Центральной Европы, был осужден историей так же, как и в нашей стране. Он давно уже изжил себя, тяготил народы. И спасать этот строй, консервировать его значило бы еще больше ослаблять позиции нашей собственной страны, компрометировать ее в глазах и собственного народа, и всего мира» 31.
Отказ от сохранения советской гегемонии в Восточной Европе не являлся результатом сознательной и продуманной политики. Он был следствием исторических обстоятельств, с которыми Москва не могла или просто не захотела «конкурировать». Гадать, могла ли она вести себя по-другому, сегодня бессмысленно. Но в итоге демонтаж социализма в регионе произошел в основном мирным путем и без драматических пертурбаций.

Международно-политические обстоятельства
Для уяснения масштабности происшедших на рубеже 1980-х — 1990-х гг. перемен имеет смысл напомнить, что установление Советским Союзом контроля над Восточной Европой явилось следствием его победы во второй мировой войне. Легитимность присутствия СССР в регионе была обусловлена прежде всего тем обстоятельством, что он явился освободителем восточноевропейских народов от фашистского порабощения. Именно из этого на протяжении длительного времени проистекала значительная поддержка, которой пользовался Советский Союз в Восточной Европе, — в какой-то степени нейтрализуя негативную реакцию на его претензии играть роль гегемона, контролировавшего социальное, экономическое, политическое и культурное развитие стран региона, и сглаживая тяготы советского присутствия32.
Важно иметь в виду и еще одну составляющую советского присутствия в Восточной Европе — проистекающую из военно-политических императивов. Восточная Европа рассматривалась Москвой как пояс безопасности, и доминирование там считалось необходимым для обеспечения более надежных позиций в плане противостояния с Западом. Речь шла о своего рода стратегическом предполье, придававшем дополнительную глубину и ресурс прочности оборонительной диспозиции. И одновременно доминирование на этом пространстве использовалось для оказания военно-политического давления на Западную Европу.
«Холодная война» в значительной степени как раз и возникла именно из столкновения интересов СССР и Запада в Восточной Европе. Борьба СССР за сохранение своих позиций в восточноевропейских странах и активные действия Запада по усилению своего влияния на них во многом определяли состояние дел вокруг европейской безопасности в послевоенные годы.
Подписание Хельсинкского Заключительного акта означало признание Западом территориальных изменений в Восточной Европе, произошедших в результате разгрома гитлеровской Германии. В Москве были склонны интерпретировать это обстоятельство как фактическое согласие с ее доминированием над восточноевропейскими сателлитами. Однако в западных странах такой подход отнюдь не казался самоочевидным. Наоборот, сотрудничество по линии Восток-Запад в экономической, политической и особенно гуманитарной областях рассматривалось как средство постепенного «размягчения» советского лагеря, ослабления контроля СССР за своими союзниками, переориентации вектора их внешнеполитического и в целом общественного развития.
Возникающие на этой почве озабоченности всегда становились сильным аргументом в пользу более жесткого подхода Москвы к вопросу о взаимоотношениях с восточноевропейскими странами (и об отношениях с Западом по поводу восточноевропейских стран). Эта тенденция отчетливо прослеживается и со вступлением в эпоху перестройки. Понятно, что провозглашенная Михаилом Горбачевым логика «нового политического мышления» требовала изменить характер отношений с Западом. Но довести ее до признания возможности выхода союзников из сферы советского влияния оказывалось гораздо более трудным делом. Ведь речь шла уже не об общечеловеческих и общецивилизационных принципах, а об обеспечении страной своих геополитических интересов и своей безопасности. Занимавший фактически вторую (после Горбачева) позицию в партийном руководстве Егор Лигачев высказался на этот счет совершенно недвусмысленно: укрепление социалистического содружества, развитие связей и взаимодействия со всеми социалистическими странами является одной из центральных задач внешней политики Советского Союза33.
Была ли неизбежной геополитическая трансформация региона, расположенного к западу от Советского Союза, в связи с начавшимися в последнем преобразованиями? Это еще один вопрос, на который нет убедительного ответа (если только не считать таковым принятие всего сущего как неизбежности...). Отметим, однако, что происшедшие на волне и вследствие перестройки перемены в Восточной Европе (а точнее, их масштаб и темп) некоторые аналитики считают в какой-то степени неожиданными не только для Михаила Горбачева, но и для Запада.
Еще в середине 1980-х годов там молчаливо признавали советскую гегемонию в регионе, считали ее чуть ли не само собой разумеющейся. Понятно, что в открытую на этот счет никаких разговоров не велось ни на официальном уровне, ни в полуофициальной обстановке, ни даже просто в «приличном обществе». Тема присутствия СССР в регионе была из числа тех, которые по соображениям «политкорректности» не подлежат обсуждению. Максимум, на что рассчитывали в столицах западноевропейских государств и в Вашингтоне — это некоторая либерализация режимов и определенные послабления в плане их полицейски-репрессивных функций, но уж никак не полная независимость, роспуск Варшавского договора и СЭВ, устранение советского контроля над «социалистическим содружеством». Наоборот, такая перспектива применительно к «нормальным» условиям могла скорее порождать опасения касательно дестабилизирующих и потому нежелательных последствий.
Но, во-первых, условия явно переставали быть «нормальными». А во-вторых, есть и иные оценки касательно стратегических расчетов, возникавших в связи с Восточной Европой. Они восходят к традиционной логике бдительно-настороженного отношения к Западу. Очередной всплеск этой логики пришелся как раз на годы, непосредственно предшествовавшие перестройке в Советском Союзе. Примечательны оценки, которые содержались в докладе ИЭМСС АН СССР, подготовленном в 1984 г.
«В нынешних концептуально-стратегических установках политики США и их союзников в отношении стран [социалистического] содружества находит свое выражение стремление создать в течение 80-х годов путем усиления конфронтации и гонки вооружений предпосылки для коренного изменения международного соотношения сил в свою пользу. Нынешний политический натиск империализма [...], нашедший свое наиболее крайнее воплощение в провозглашенном Рейганом “крестовом походе” против коммунизма, преследует далеко идущую цель покончить с социализмом и коммунизмом до конца ХХ века» 34.
Таким образом, стратегически Запад нацелен на окончательное решение в свою пользу вопроса «кто кого». А тактически — сосредоточен лишь на одной супер-идее: ослабить Советский Союз и лишить его международно-политической дееспособности (либо максимально таковую ограничить). Как только появляется хоть какой-то шанс к этому продвинуться — все другие внешнеполитические приоритеты отступают на задний план. Именно такая ситуация, согласно указанной логике, и возникла в связи с вступлением Советского Союза на путь радикальных преобразований — надо было воспользоваться ею для того, чтобы быстро, пока есть к тому возможности, элиминировать имевшиеся у него ресурсы, которые позволяли ему присутствовать на международной арене в качестве достаточно весомой величины.
К числу таких ресурсов относилась и система советского контроля над сателлитами и их мобилизации на поддержку внешней политики Москвы. Этого инструмента ее надо было лишить — причем не дожидаясь того, к какому результату придет сам Советский Союз со своими экспериментами в области трансформации существующего в нем общественного строя. Об этом пишет российский аналитик, который был в рассматриваемую здесь эпоху заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС и поэтому может передать существовавшие «на Старой площади» (то есть в высших эшелонах власти) представления и ощущения.
«С провозглашением “нового мышления” США и их ближайшие союзники сознательно работали ради ослабления роли и влияния СССР в ЦВЕ. [...] При этом использовался и весь арсенал средств, применявшийся в годы противостояния, в период “холодной войны”, включая финансовый рычаг, разного рода приманки, нажим на правительства, закрытые контакты с лидерами оппозиции и пропагандистские каналы. Цель была одна: используя возможности, предоставляемые политикой Горбачева, шаг за шагом раскачивать ситуацию, чтобы добиться благоприятных [для Запада] политических перемен»35. И далее приводится цитата из книги президента Дж. Буша-старшего и его советника по вопросам национальной безопасности Б.Скоукрофта, которые пишут, что на первом месте в приоритетах американской администрации стояла «Восточная Европа, где наметившиеся шаги по пути реформ могли дать нам возможность извлечь выгоду из “нового мышления” в Советском Союзе, добиваясь ослабления хватки Москвы»36. Примечательно, что, согласно этому же источнику, задача «оторвать» от СССР его союзников стояла даже выше, чем императивы контроля над ядерными и обычными вооружениями (то есть связанные с обеспечением безопасности самих США!).
Ностальгически-реставрационная ментальность, которая стала набирать силу в России с начала 2000-х гг., видит в таких расчетах возмутительное коварство Запада. Однако морализаторство на эту тему представляется совершенно беспредметным — хотя бы потому, что оно отталкивается от представления о безусловной легитимности сохранения «социалистического содружества» под контролем и влиянием Советского Союза. Между тем эта легитимность исчезала буквально на глазах. Не только по причине кризиса идеологии и нарастающей недееспособности самого Советского Союза. Но и потому, что его руководство не имело ни стратегии преобразований в восточноевропейских странах, ни критериев адекватной оценки складывающегося там положения дел. Москва была вынуждена импровизировать, постоянно приспосабливаясь к быстро меняющейся обстановке, подстраиваться под «естественный» ход событий.
Было еще две причины, которые предопределяли иррелевантность возможных попыток проведения активного курса на геополитическое удержание Восточной Европы в орбите советского влияния.
Во-первых, даже если исходить из описанного выше представления о том, что отношения по линии Восток Запад являются имманентно конфронтационными («игра с нулевой суммой»), у Советского Союза к исходу 1980-х гг. просто не было ресурсов для поддержания конфронтации. Достаточно сказать, что страна уверенно шла по пути усиливающейся экономической деградации, удержание военно-стратегического паритета становилось все более проблематичным, назревали все более серьезные внутриполитические проблемы. В таких условиях было просто не до Восточной Европы — даже если и хотелось бы сохранит

http://www.novpol.ru/index.php?id=1356 Новая Польша 7-8 / 2010
Влодзимеж Марциняк ВНОВЬ ОБРЕТЕННАЯ СВОБОДА И СУВЕРЕННОСТЬ
Политический опыт Польши и России после 1989 г. в каком-то смысле сопоставим, так как касается смены политического режима, совершавшейся в условиях глубокого экономического и общественного кризиса. В обоих случаях дело дошло до демонтажа всей системы правления коммунистической партии. Однако же в Польше сформировалась политическая система, опирающаяся на принципы равновесия ветвей власти, политической активности граждан, межпартийной конкуренции и смены власти путем выборов. Тем временем в России принцип разделения властей не был последовательно проведен, политическая конкуренция идет не между партиями, а между институтами внутри иерархической структуры власти, с 1991 г. никогда не происходило чередования власти, и наступил упадок политической активности общества. Если в случае Польши можно со многими оговорками вести говорить о переходе от авторитаризма к демократии, то в России осуществился, как доказывает Андрей Мельвиль, переход от «авторитарной мобилизации» к «олигархической конкуренции»1. Возникший таким путем режим представляет собой разновидность элитарного правления, где формальный характер демократических институтов препятствует действительному осуществлению контроля над правлением верхов. Я оставляю в стороне ответ на вопрос, существенный для политической теории: с чем мы имеем дело в России — с так называемой демократией с изъянами (например, делегированной, нелиберальной либо суверенной) или же с новым авторитаризмом. В этом тексте я принимаю предложенную Борисом Макаренко стратегию оценки посткоммунистических режимов, в соответствии с которой существует принципиальная разница между результатами процессов преобразования в Центральной и Восточной Европе и ходом тех же самых процессов на пространстве бывшего Советского Союза. К западу от советской границы 1939 г. возникли системы сменяющихся у власти партий, а к востоку — сложились президентские системы2.
Опыт перехода от авторитаризма к демократии был обобщен в виде теории политического транзита, которая первоначально описывала процессы демонтажа авторитарных режимов и консолидации демократии в некоторых странах Латинской Америки и Южной Европы, а после 1989 г. ее начали применять в изучении перемен государственного и общественного строя в Восточной Европе. Политический транзит прежде всего предполагает, что в обществе сохранился национальный консенсус, заключающийся в том, что большинство граждан не оспаривает своей принадлежности к национальной политической общности. В самом процессе транзита можно указать несколько важнейших моментов: принятие решения о политических переменах, затем проведение первых конкурентных выборов и консолидацию демократии. Об успехе транзита свидетельствует первая смена власти и «консолидация» демократических правил игры. Из этой общей схемы не вытекает, что транзит везде и всегда протекал одинаково, но можно указать несколько общих его черт, таких как мирный характер перемен, большая роль новых ненасильственных общественных движений, частое, хотя и не повсеместное, использование механизма «круглого стола» и большая роль элиты общества в процессе осуществления перемен.

Советская империя и ее идеологические мутации
Бурные события 1989 г. в Восточной Европе положили начало глубоким политическим, экономическим и общественным переменам, но размах и пространство воздействия этих изменений приблизительно совпадают с геополитической структурой империи. Этот политический процесс по-разному проходил в центре империи, или в России, и на ее периферии, в Центральной и Восточной Европе. Империя в этой части Европы распадалась дважды: сначала — после I Мировой войны, а во второй раз — на рубеже 1980-х — 1990-х.
Советский Союз не был обычным территориальным государством, наделенным национальными интересами, политической системой и бюрократическим механизмом принятия решений, а был прежде всего идеократией, а также экстерриториальным государством-партией. Телеология этой структуры и тип принимаемых решений, причем не только стратегических, но и тактических, вытекали из ее архетипа. Решения не столько принимались, сколько интерпретировались иерархией разных органов власти в процессе имперской мистерии (arcana imperii). РКП(б)-ВКП(б)-КПСС всегда была однородной, централизованной, но также международной по своим целям и функциям организацией, образующей победоносную, но все-таки лишь часть большего глобального целого. Союз Советских Социалистических Республик никогда не был тождествен пятнадцати союзным республикам, обозначенным на карте мира ярким розовым цветом. Он скорее напоминал геополитическую систему, составленную из нескольких концентрических кругов, в центре которой стояла КПСС; первый имперский круг образовывала российская союзная республика (РСФСР), где партия правила непосредственно, не учреждая республиканского подразделения, а в качестве второго и третьего кругов выступали союзные республики и страны народной демократии со всё более сложными формами правления. Система обладала также своей экстерриториальной периферией — разного рода легальными и нелегальными организациями, которые «еще» не завоевали власть в «своих» странах. Существование этой всемирной системы составляло вектор, устанавливающий путь от одной исторической победы к другой — вплоть до окончательного торжества коммунизма. Как пишет Алексей Салмин, в такой ситуации идеологическая «мутация» политики была чрезвычайно редким событием, сопряженное с существенным обновлением всей верхушки, которое охватывало как смену руководства партии, так и физическую или только политическую ликвидацию части предыдущей элиты3. По существу за годы советской власти таких мутаций было всего лишь три: это отказ от экспорта революции и принятие идеологии построения социализма в одной стране на исходе 1920-х, формулирование концепции «мирного сосуществования различных социально-экономических систем» в конце 1950-х, а за ней — программы построения коммунизма, и третья — закончившаяся неудачей перестройка Михаила Горбачева. Всякий раз идеологические «мутации» сопровождались изменениями в способе отправления власти.

Реформы Горбачева
Политические реформы начались в Советском Союзе ближе к концу 1980-х с некоторым опережением по сравнению с остальными государствами советского блока. Причины реформ были в СССР схожи с теми, что в Польше, ГДР или Венгрии: провал «ускорения» — попыток укрепить централизованное планирование, зависимость советской экономики от мировой системы (драматический крах цен на нефть в 1985 г. и рост затрат на обслуживание иностранного долга). В 1987-1988 гг. экономический кризис начал переходить в три структурных кризиса, которые Егор Гайдар определил как кризис лояльности провинций империи, кризис лояльности населения и кризис лояльности аппарата репрессий4.
Ход кризиса лояльности провинций империи вытекал из геополитической структуры советской империи: в первую очередь кризис охватил второй и третий ее круги. Начало системных изменений в Центральной и Восточной Европе мы можем датировать 1987-1988 годами. Тогда же начались конфликты между союзными республиками и Советским Союзом вокруг концепции республиканского хозрасчета. 16 ноября 1988 г. Верховный совет Эстонии принял декларацию о государственном суверенитете в рамках СССР, предусматривающую приоритет республиканского права над общесоюзным и республиканского бюджета над союзным. В 1989 г. такие декларации приняли Литва, Латвия, Армения, Грузия и Азербайджан, а в 1990-м — Россия, Молдавия, Белоруссия и Украина. К тому времени, когда кризис переместился в территориальный центр империи — Россию, декларации о независимости уже успели принять Литва, Латвия, Армения и Грузия, а Варшавский договор и Совет экономической взаимопомощи уже клонились к падению.
Кризис лояльности населения вытекал в первую очередь из кризиса снабжения, бюджетного дефицита, инфляции и замораживания сберегательных вкладов. В 1987 г. была легализована частная хозяйственная деятельность и увеличена самостоятельность государственных предприятий. Обостряющийся экономический кризис вызывал всё более массовые акции протеста вплоть до всеобщих политических забастовок весной 1991-го.
Кризис лояльности аппарата репрессий вытекал из «армейской революции» и пониженного финансирования оборонной промышленности. Кризис лояльности этого аппарата имел для КПСС принципиальное значение ввиду системной памяти о нелегальном происхождении советской власти и ключевом значении насилия для ее сохранения. С этой точки зрения бросается в глаза сдержанность коммунистов в применении насилия. Столь принципиальная новость, причем не только в истории коммунизма, но и в истории революции, впервые проявилась как раз в ходе «бархатных революций» 1989 г., затем повторилась в Советском Союзе в августе 1991 г., а позже — в процессе «цветных революций» в Грузии и на Украине. В случае применения силы побеждает не тот, у кого больше ресурсов, а тот, кто готов жертвовать собой ради сверхиндивидуальных целей. Отсутствие такой жертвенности в августе 1991 г. свидетельствовало, что КПСС, которая формально еще правила, уже перестала быть сувереном. Феномен «сдержанности аппарата репрессий» показывает, что распад Советского Союза вышел далеко за рамки политического транзита, так как он касался проблемы суверенности, то есть куда более принципиального вопроса, чем политический режим.
Кризис суверенности старался предотвратить Михаил Горбачев, выступив летом 1988 г. инициатором политической реформы (XIX партийная конференция). Решениями конференции в конституцию были внесены изменения, в соответствии с которыми высшим органом государственной власти становился Съезд народных депутатов, создававший два других органа власти: Верховный Совет и пост председателя Верховного Совета, а с марта 1990 г. — президента СССР. Выборы народных депутатов состоялись в марте 1989 г., когда в Польше еще шли заседания «круглого стола». Две трети депутатов выбирались в округах, а треть назначалась непосредственно партией и подчиненными ей общественными организациями. В среднем на один мандат претендовали два кандидата. Новостью, кроме сложной системы выдвижения кандидатов, была также передача избирателям права принимать окончательные политические решения через обязанность вычеркивать фамилии кандидатов. Последствия выборов народных депутатов оказались двоякими. Во-первых, они положили начало механизму политической конкуренции, упрочившемуся годом позже, весной 1990 г., в ходе республиканских парламентских выборов. Во-вторых, в результате выборов возник Съезд народных депутатов, который смог легализовать новый орган государственной власти — президента Советского Союза.
На первых порах новые политические институты старались только снижать уровень социальной напряженности, а реальные политические решения по-прежнему оставались в руках аппарата КПСС, возглавляемого генсеком. Лишь в феврале 1990 г. Горбачев решился создать пост президента, подрывая тем самим монопольное положение партии. Съезд в марте 1990 г. выбрал Горбачева первым президентом СССР, изменив одновременно те положения конституции, которые гарантировали КПСС политическую монополию. Совпадение этих событий во времени хорошо иллюстрирует замысел заменить диктатуру партии «сильным» харизматическим президентством. Очень скоро оказалось, что новому президенту слишком тесно в границах конституции. После короткого периода демократизации советов он вернулся к практике концентрации власти. В октябре 1990 г. Съезд народных депутатов предоставил президенту чрезвычайные полномочия в проведении экономической реформы с помощью указов. Верховный главнокомандующий вооруженных сил получил право издавать указы, имеющие силу закона. Таким путем реальная власть начала переходить из рук КПСС к президенту.
Внеконституционные действия президента подтолкнули и других политиков к похожим поступкам. Почти назавтра после занятия М.С.Горбачевым должности президента Нурсултан Назарбаев, первый секретарь ЦК КП Казахстана, предложил учредить пост президента в союзных республиках. Это предложение меняло логику преобразований, подрывая их исходное условие — «национальную консолидацию», по классической концепции Д.Растоу. Политическая конкуренция начала перемещаться из сферы межпартийного соперничества в сферу, определяемую институциональной структурой советской федерации. Политический ландшафт претерпел принципиальное изменение: с политической сцены начали исчезать партии, а их функции взяли на себя выбиравшиеся в республиках весной 1990 г. новые законодательные органы.

Суверенность России
В марте 1990 г. в РСФСР были проведены выборы народных депутатов, образовавших Съезд народных депутатов, то есть высший орган государственной власти, который имел полномочия — в соответствии с логикой «советской демократии» — создавать другие органы власти. Главным предметом заседаний первого Съезда народных депутатов РСФСР стало принятие декларации о государственном суверенитете РСФСР. Первоначально идею государственного суверенитета РСФСР в составе СССР выдвинул коммунист Александр Власов, занимавший к этому моменту пост премьер-министра РСФСР и добивавшийся должности председателя Верховного Совета. Он призвал к разграничению компетенций СССР и РСФСР. В ответ Борис Ельцин, соперничавший с Власовым, сформулировал лозунг «экономического суверенитета России». По его мнению, намерение РСФСР обрести независимую и абсолютную власть имело смысл только при условии образования республиканской собственности.
Ельцин считал, что полная и неделимая власть — так он понимал суверенитет, — охватывающая и экономическую сферу, составляет фундамент государства. Такой способ осмысления суверенитета соответствовал главенствующему в российской политической культуре пониманием власти в согласии с логикой обладания ею. Тут предполагается, что важен не институциональный аспект власти, а сам факт обладания ею в полном объеме. Декларация, принятая 12 июня 1990 г., полностью отвечала взглядам Ельцина. Она положила начало длившейся несколько месяцев «войне законов», первым аккордом которой стало постановление «О разграничении функций управления организациями на территории РСФСР», отделившее Совет Министров РСФСР от правительства Советского Союза, а последним — закон «О собственности в РСФСР» от января 1991 г., предусматривающий переход всего союзного имущества под юрисдикцию республики. Можно рискнуть утверждением, что вместе с принятием этого закона Советский Союз перестал быть государством в веберовском значении этого понятия, утратив монополию владения материальными средствами осуществления власти.
Принятие в 1990 г. Белоруссией, Молдавией, Россией и Украиной деклараций о государственном суверенитете означало принципиальный поворот в развитии политической ситуации в Советском Союзе. В центре этой процедуры оказалась суверенность советских республик, а не их демократизация. Компромисс между политическими противниками не был достигнут, а основополагающим фактором политического процесса стала эскалация политической напряженности. Система позднесоветской демократии, опирающейся на конструкцию «Съезд — Верховный Совет», два раза терпела крах при трагических обстоятельствах: в августе 1991 г. — на уровне Советского Союза, а в сентябре 1993 г. — на уровне Российской Федерации. Развитие событий в 1990-1991 гг. показало ограниченное значение институционального анализа в рамках теории транзита и напомнило о важности более классических концепций, которые говорят о суверене как субъекте чрезвычайного положения и государстве как аппарате насилия.
В самой России логика конфронтации между союзными властями и властями республиканскими привела в начале 1991 г. к открытому расколу внутри российского Съезда народных депутатов. Ельцин, чья власть полностью зависела от народных депутатов, предпринял попытку преобразовать общественную поддержку в постоянный фактор легитимизации. В таких обстоятельствах родилась идея учредить в РСФСР/России пост президента, избираемого путем всеобщего голосования. В России то была новая идея с точки зрения способа создания высшей власти и источников ее легитимизации. Можно было бы признать, что учреждение должности президента РСФСР и проведение 12 июня 1991 г. первых прямых выборов на этот пост представляло собой осуществление и подтверждение предвидения, изложенного Максом Вебером в начале столетия. Тем более что первый президент России Борис Ельцин подтвердил свою харизму, добившись в августе 1991 г. провала чрезвычайного положения. Появилась харизматическая фигура президента, способного противопоставить себя бюрократии и консервативным общественным группам. Однако же великая победа российской демократии оказалась ее последним словом, так как победивший политический лагерь уже в августе 1991 г. объявил мораторий на выборы, а президент России начал методом ползучего переворота перехватывать права и полномочия своего конкурента — президента СССР.
Выбор Ельцина на президентский пост и победа демократов в 1991 г. не только революционизировали способ формирования и легитимизации власти, но и начали процесс репродуцирования культурного архетипа власти, сконцентрированной в одних руках. В соответствии с этим архетипом, записанный в конституции принцип разделения властей понимался как способ размещения отдельных институтов в иерархической структуре власти. Процессу такого культурного репродуцирования способствовали и институциональные факторы. Российское президентство возникло в ходе политической конкуренции как способ преодоления кризиса советской системы, которая лишилась несущего остова КПСС. Институт президента занял в политической системе место, покинутое партией, и как бы автоматически вступил в конфликт с советами и Съездом народных депутатов, которых конституция наделила ничем не ограниченной властью. Политическая конкуренция превратилась в институциональный конфликт между органами власти, приведший в 1992-1993 гг. к кризису двоевластия и затем к вооруженным столкновениям в Москве 3-4 октября 1993 г., однако его контуры просматривались уже в августе 1991-го.
Немедленно после августовских событий Верховный Совет РСФСР принял закон, изменяющий устройство территориальных органов власти в государстве. Вместо коллегиальных исполкомов местных советов была создана должность главы администрации. В соответствии с этим законом руководителей администрации надлежало выбирать путем всеобщего голосования, но на переходный период, фактически до 1996 г., Верховный Совет объявил мораторий на выборы, передав президенту право назначать глав администрации указами. В августе 1991 г. для оценки предлагаемых кандидатур была образована администрация президента, однако никаких правил принятия решений по этим вопросам не разработали.
Первоначально президентскую администрацию не считали субъектом публичной политики, однако быстрый процесс перехватывания Ельциным полномочий президента Советского Союза (оборона, внешняя политика и спецслужбы) привел к тому, что она стала наиболее влиятельным — наряду с президентом — институтом власти. По сути дела в России от президента и его администрации зависят все политические институты. Процедуры принятия решений в администрации дополнительно осложнялись в 1990-х самостоятельной ролью отдельных помощников президента, руководителя его кабинета и главы охраны, что в значительной степени ограничивало роль ее формального руководителя. Зато в первый период президентства Владимира Путина неимоверно выросла роль главы администрации президента как фактического руководителя так называемой властной вертикали, или системы связей администрации с правительством и федеральными округами.
Чрезвычайно неформализованный характер функционирования администрации президента весьма уподобляет это учреждение аппарату ЦК КПСС как негласному органу власти. Можно рискнуть тезисом, что администрация президента совместно с Советом безопасности и с представителями президента в регионах, а с 2000 г. — в федеральных округах образуют самостоятельную и развитую структуру исполнительной власти, роль которой вытекает из центральной позиции президента в политической системе РФ.
В ноябре 1991 г. V Съезд народных депутатов на год наделил президента правом принимать в виде указов все решения, касающиеся проведения экономической реформы и формирования исполнительной власти. В дополнение к этому съезд назначил Ельцина на пост премьер-министра. В течение нескольких месяцев под юрисдикцию РСФСР/России перешли такие органы исполнительной власти Советского Союза, как вооруженные силы, внешнеполитические подразделения, специальные службы и функциональные министерства (например, финансов). Большинство союзных хозяйственных ведомств превращалось в государственные концерны (например, Газпром). Характерной чертой этого процесса было отсутствие юридических оснований в конституции РСФСР и в законе о президенте РСФСР, а также тот факт, что указанные преобразования опирались на чрезвычайное законодательство, постановления съезда и указы президента.
Политическая власть в России возникла и сформировалась под воздействием перенесения политического соперничества из плоскости межпартийной конкуренции в плоскость двух институциональных конфликтов — конфликта союзных властей с республиканскими и конфликта между президентом России и народными депутатами, а также Верховным Советом. От политических процессов в других посткоммунистических странах политический процесс в России отличает отсутствие базового консенсуса по поводу преобразований. Победившее меньшинство навязало в августе 1991 г. свою волю большинству, а затем не легализовало последствий распада Советского Союза. В марте 1991 г. 71,3% активных избирателей России высказалось за сохранение Советского Союза. На Украине результаты этого мартовского референдума были 1 декабря 1991 г. аннулированы референдумом по вопросу о независимости. В России Верховный Совет ограничился единственно денонсированием союзного договора 1922 г., не приняв даже декларацию о независимости. Такая ситуация создала, по мнению Михаила Краснова, юридического советника президента Ельцина, состояние «мировоззренческой неопределенности»5, составлявшей предпосылку стремления к сохранению статуса великой державы. Государства СНГ 21 декабря 1991 г. признали за Россией статус «государства-продолжателя» Советского Союза. Тезис о России как «государстве-продолжателе» Советского Союза многократно формулировался Борисом Ельциным, а после 1999 г. — Владимиром Путиным.
Упрочение власти победившего меньшинства, которое пришло к руководству в результате поражения коммунистического переворота и успеха собственного «ползучего переворота», могло осуществиться исключительно в форме укрепления безальтернативного характера власти лично президента и его окружения, которое постепенно начало сужаться до круга «семьи». «В этой системе, — пишет Дмитрий Фурман, — не могут сложиться неизменные “правила игры”, при которых выигрывать, приходить к власти могут разные силы, а наоборот, обеспечивается постоянство пребывания у власти одного лица (или его наследников) при меняющихся в зависимости от ситуации “правилах игры”»6. Демократия — это такая политическая система, в которой партии проигрывают или выигрывают на выборах. В России же в результате победы демократов возникла такая система, где правящие круги ни разу не проиграли на выборах, а смена власти может совершиться только в форме переворота. Отсутствие демократической легитимизации перемен, произошедших осенью 1991 г., предопределило не только безальтернативный характер российского президентства, но и дезинтеграцию политического контекста. Хаотичный характер политической власти в России мы можем признать в равной ступени как следствием революционных преобразований начала 1990-х, так и результатом того, что победителям было необходимо «покупать» себе поддержку влиятельных и активных общественных групп (например партийной номенклатуры).

Вновь обретенная свобода
Если в СССР и России мы имели дело с неудачной попыткой политического транзита от авторитаризма к демократии, заключавшейся в отсутствии легитимизации наступившего распада империи и, как результат, в несформированности механизма политической ротации власти, то Польша в процессе освобождения от империи столкнулась с проблемами, вытекающими из относительной слабости политических партий и конфликтного характера дуализма исполнительной власти.
В Польше уже много лет ведется оживленная дискуссия о причинах падения коммунизма и начала системных перемен, затрагивающая также связь между реформами Горбачева и теми изменениями, которые происходили в Польше во второй половине 1980-х. С хронологической точки зрения, конституционная реформа и выборы народных депутатов в СССР опередили соглашения «круглого стола», изменение конституции ПНР, а также выборы в Сейм и Сенат. Однако же с концептуальной точки зрения только начальную стадию перемен в Польше можно рассматривать как часть идеологической мутации империи. В Польше июньские выборы 1989 г. значительно ускорили развитие событий, а падение коммунизма в Европе было окончательно предрешено объединением Германии и ликвидацией советского бастиона в сердце континента. Выборы 1989 г. стали в Польше началом процесса постепенного внедрения и закрепления того механизма политической конкуренции, который в Советском Союзе и в России дважды потерпел крах при драматических обстоятельствах — в августе 1991-го и сентябре 1993-го.
На фоне других стран советского блока специфическим свойством политического транзита в Польше было существование организованной и относительно массовой оппозиции, которая охватывала рабочих государственных предприятий, объединенных в профсоюз «Солидарность». Нарастающий экономический кризис и отсутствие перспектив его преодоления в пределах советской империи привели к тому, что коммунисты начали стремиться к более глубокой интеграции ПНР с мировой системой при одновременном сохранении своей политической власти. Первоначальные попытки втянуть специально отобранные оппозиционные группы в политический диалог, сопряженный с взаимными уступками, закончились неудачей. В этой ситуации коммунисты стали реализовать стратегию кооптации, всё время сопровождавшуюся ограниченным общественным давлением. Летом 1988 г. начались беседы министра внутренних дел Чеслава Кищака с председателем «Солидарности» Лехом Валенсой, результатом которых явился запуск механизма «круглого стола». Это привело к проведению 4 июня 1989 г. всеобщих выборов в две палаты парламента, напоминающих те «куриальные», выборы, которые проходили во многих европейских странах в период заката абсолютизма.
Созданный таким способом двухпалатный парламент провел выборы президента, которым стал первый секретарь ЦК ПОРП генерал Войцех Ярузельский, а Сейм назначил на пост премьер-министра генерала Чеслава Кищака. Ввиду протеста «Солидарности» миссия этого близкого сотрудника президента Ярузельского закончилась неудачей. Оппозиция образовала коалицию с прежними сателлитами коммунистов — крестьянской партией ЗСЛ и Демократической партией, а 24 августа 1989 г. Сейм назначил главой правительства Тадеуша Мазовецкого. Всеобщие президентские выборы, которые выиграл легендарный лидер «Солидарности» Лех Валенса, состоялись 25 ноября (первый тур) и 9 декабря (второй тур) 1990 г., а первые полностью демократические парламентские выборы прошли 27 октября 1991 года.
Можно, таким образом, признать, что выборы 1989 г. имели двоякие последствия: с одной стороны, произошло значительное расширение политического участия, а с другой — был запущен механизм политической конкуренции и выборной ротации власти. Независимо от того, какие партии побеждали в следующие годы на выборах, политическая конкуренция всегда велась в форме партийного соперничества. Похожий механизм сложился и в остальных странах Центральной и Восточной Европы, причем независимо от того, как там возникали политические партии — с опорой на общественные сети нелегальной либо полулегальной оппозиции или же с опорой на аппарат бывших компартий.
Сущность демократической системы — право создавать разного рода политические объединения, которые располагают возможностью представлять и проводить в жизнь нужды и интересы тех или иных общественных групп. В условиях политического транзита основным ограничением развития партии выступает неуверенность, связанная с отсутствием стабильных референтных структур в общественном окружении и в системе конституционно-административного устройства. Партийные лидеры стараются ограничить эту неуверенность через получение контроля над внешним окружением и происходящими там процессами. Ход демократизации в Польше определялся специфическими исходными условиями. Партии возникли в результате кризиса участия и кризиса легитимизации предыдущей системы. Их возникновению предшествовало полное изменение общественных установок по отношению к политической власти. Партии образовались как из фракций и обломков прежней номенклатуры, так и из окружения руководства «Солидарности», они создавались скорее сверху, а главной плоскостью их формирования были очередные парламентские выборы и функционирование законодательной власти. Элитарные и парламентские корни партий, отсутствие собственных партийных традиций и связей с интересами общественных групп, сила независимых профсоюзов и представительств некоторых хозяйственных отраслей предопределили институциональную слабость партий. Специфика исходных условий привела к тому, что в Польше не возникли сильные массовые партии. Польские политические партии ближе к моделям картельной партии или же к модели catch-all party (всеобъемлющей разношерстной партии). Несмотря на эти слабости, польские политические партии несомненно концентрируют распыленную публичную волю, а также удовлетворяют основному требованию по определению: они с успехом стремятся к завоеванию и удержанию верховной власти. Кроме того, партии обеспечили легитимизацию нового порядка.
Та принципиальная трудность, которую несет с собой ситуация перемены и которая состоит, помимо прочего, в переходе от видимого единства к открытой конкуренции, от монопартии к многопартийной системе, способствует общественному чувству дезориентации и с самого начала затрудняет задачу легитимизации новой системы. Новые власти были ограничены влиянием старой бюрократии, а их члены оказались вынуждены распутывать взаимоотношения с бывшей номенклатурой — трудные и порождающие большую неопределенность. Несмотря на это, польская политическая система позитивно выдержала тест на правомочность — в большой мере благодаря активности политических партий. Это подтверждается прохождением двух критических точек демократической перемены. Во-первых, внутри политической системы в результате выборов многократно состоялась передача политической власти между различными партиями. При этом два раза власть передавалась от коалиции партий родом из «Солидарности» к партии бывшей номенклатуры, что можно признать особо трудным испытанием демократизации. Сходная передача власти касалась и поста президента. Во-вторых, часто совершалась передача власти внутри самих политических партий, между их лидерами, что также надлежит признать важным тестом на консолидацию демократии.
Польские политические партии оказались исключительно непрочными и неспособными войти в стадию институционализации. Основным участником избирательной игры в Польше остаются не политические партии, а предвыборные коалиции. Распад крупных антикоммунистических коалиций в начале 1990-х привел к партийному раздроблению, частым слияниям и дальнейшим расколам. Из числа антикоммунистических группировок, которые действовали в Сейме, избранном в 1991 г., ни одна не продержалась больше десяти лет, а их лидеры рассеялись по различным формированиям, нередко выступая теперь одни против других. Еще в 2001 г. в Сейм попали политические партии, которые до того были только предвыборными комитетами («Лига польских семей», «Гражданская платформа», «Право и справедливость»), а «Самооборона» была продуктом специфического слияния профсоюза и политической партии.
Польские политические партии еще и нестабильны. В принципе только две политические группировки участвовали с 1991 г. во всех парламентских выборах под одним и тем же названием: крестьянская партия ПСЛ и «Союз демократических левых сил»; все остальные партии претерпевали частые организационные и персональные метаморфозы. Многие из партий, добивавшихся высоких результатов на выборах 1991 и 1993 гг., уже завершили свою политическую жизнь («Конфедерация независимой Польши», «Либерально-демократический конгресс», «Соглашение центра», «Уния свободы»). Практически в каждом избирательном цикле появлялись новые политические субъекты, которые возникали незадолго до выборов, и многие из них оказалось эфемеридами. Тот факт, что они привлекали значительную часть избирателей, хотя их программные предложения не были хорошо известны, указывает на весьма слабую связь политических партий с избирателями. Хорошим примером флуктуации электоральной поддержки служит коалиция «Избирательная акция “Солидарность”» — «Уния свободы», которая на выборах 1997 г. совместно завоевала целых 47,2% голосов, чтобы четыре года спустя довольствоваться поддержкой всего лишь 8,7% избирателей.
Невзирая на эти негативные тенденции, доказательством в пользу стабилизации польской партийной системы может быть ее концентрация, иначе говоря, рост поддержки тех партий, которые на выборах занимают первое и второе места. Победитель выборов 1991 г. — «Уния свободы» — располагала поддержкой 12% избирателей, тогда как в 2001 г. сильнейшая из группировок — «Союз демократических левых сил» — получила свыше 40% голосов. Процент голосов, отданных двум самым крупным партиям, рос с 1991 до 1997 г., когда он достиг уровня 60%, а на очередных выборах снизился до 54%, чтобы на последующих выборах вновь вырасти. В ходе выборов 2005 и 2007 гг. два первых места завоевали одни и те же партии — «Право и справедливость» (ПиС) и «Гражданская платформа», — что может предвещать начало стабилизации польской партийной системы.
Перемены 1989 г. не только запустили в Польше механизм политической конкуренции и избирательной ротации власти, но также изменили способ создания и функционирования исполнительной власти. Правительство назначается парламентом и несет перед ним политическую ответственность. Поэтому характер и структура польской партийной системы существенным образом влияют на функционирование исполнительной власти, так как качество исполнительных органов в значительной степени зависит от того, кто их образует. Это качество зависит также от избирательной системы. В общем, чем менее пропорциональный характер носит избирательная система, тем сильнее позиция крупных политических партий, а значит, и правящей партии. Отсутствие заградительной клаузулы и низкий уровень порога исключения усиливают раздробленность парламента. К сходным последствиям ведет и применение метода Сен-Лаге вместо метода д’Ондта при переводе числа полученных голосов в количество мандатов. Хорошим примером этого служат парламентские выборы 1991 г., когда в Сейм попали представители целых 26 группировок. В период с декабря 1991 до мая 1993 г. действовали три премьер-министра. Для сравнения: в 1997 г. в Сейм вошли четыре группировки, а премьер-министр Ежи Бузек хотя и с трудностями, но функционировал на протяжении четырех лет. В 2001 г. в Сейм вошло 6 группировок, а у власти сменились два премьер-министра.
Управление государством представляет собой не только изъявление воли суверена, осуществляемое при помощи права и нормативных актов, но в первую очередь — умение координиров

http://www.svobodanews.ru/archive/ru_news_zone/20100813/17/17.html?id=2126603 Радио Свобода 13 августа 2010
В Польше отмечают 90-летие победы над Красной армией у Варшавы
В Польше отмечают 90-летие варшавской битвы, которая стала переломной в польско-советской войне 1920 года. Тогда в результате удачного тактического решения, польские войска под командованием Юзефа Пилсудского отбросили дивизии Михаила Тухачевского от Варшавы.

Цитата :: «Битва имела для Польши огромное значение, поскольку она сохранила независимость нашей страны. Если бы Польша проиграла, то на нее обрушились бы все несчастья, которы позже обрушились на советскую Украину, Белоруссию – красный террор, ЧК, коллективизация, голодомор. Польская армия поставила тогда непреодолимый барьер на пути расширения коммунизма. Если бы тогда коммунизм прошел через Польшу, то у него были бы большие шансы распространиться на всю Европу»

- говорит историк, профессор Томаш Налэнч.
Польско-советская война 1920-го года закончилась подписанием невыгодного для Советской России Рижского мира.
В Польше в эти дни 90-летие варшавской битвы отмечается с участием президента Бронислава Коморовского, а также представителей правительства и парламента, сообщает из Варшавы корреспондент Радио Свобода Александр Лемешевский.
================================
За попытку пронести "огонь мировой революции" через Польшу большевики имеют отдельный счет перед русским народом ... bounce

http://www.vremya.ru/2010/144/5/259788.html Время 13.08.2010
Президент и армия
Поляки открывают памятник погибшим красноармейцам
Послезавтра, в воскресенье, в Польше будут торжественно отмечаться праздник Войска польского и 90-я годовщина Варшавского сражения. В этот же день президент Польши 58-летний Бронислав Коморовский, принесший присягу главы государства 6 августа, примет на себя командование вооруженными силами. Армия для него не новый вид деятельности. В 2000--2001 годах он возглавлял министерство обороны (в правительстве нынешнего председателя Европарламента Ежи Бузека) и занимался модернизацией вооруженных сил, доводя их до натовских стандартов.
Долгие годы считалось, что строительство Войска польского началось весной 1943 года на территории СССР, а боевое крещение оно получило в сражении с немецко-фашистскими захватчиками у села Ленино в Белоруссии 12--13 октября 1943 года. Однако День Войска польского отмечался 12 октября только до 1992 года. В том году сейм новой Польши принял закон, по которому праздник стал отмечаться 15 августа в ознаменование победного для поляков Варшавского сражения 1920 года во время, как ее здесь называют, польско-большевистской войны.
В советских энциклопедиях этот период входит в раздел «война с буржуазно-помещичьей Польшей 1920 года», которая, «спровоцированная и поддержанная Антантой», началась в апреле наступлением польских войск на Киев. В мае-июне Красная армия остановила их (к этому времени поляки уже захватили ряд районов Украины и Белоруссии) и перешла в наступление, выйдя к Варшаве. Но успехом операцию завершить не удалось: польские войска под командованием Юзефа Пилсудского разгромили под Варшавой войска Красной армии под командованием Михаила Тухачевского (на снимке) и перешли в контрнаступление, завершившееся для Советской России потерей Западной Украины и Западной Белоруссии.
В польской историографии это сражение называется «Чудо на Висле». Для советских войск это «чудо» обернулось трагедией: 25 тыс. красноармейцев погибли, более 130 тыс. попали в плен и почти половина из них умерла в польских лагерях. Хотя о той войне написаны десятки книг, в ней остается много «белых пятен». Гибелью в польском плену из-за жестокого обращения красноармейцев некоторые до сих пор объясняют не менее жестокий расстрел польских офицеров в Катыни и в других лагерях НКВД в 1940 году. В польской печати уже появляются материалы, свидетельствующие об унизительных условиях пребывания красноармейцев в плену. Новое руководство Польши призывает к раскрытию всех фактов и приглашает сделать это совместно с российскими историками.
Завтра в рамках мероприятий, посвященных 90-й годовщине Варшавского сражения, должно произойти важное событие. В варшавском предместье Оссове будет открыт памятник красноармейцам, погибшим в том сражении. Два года назад польские археологи, делая раскопки на соседнем лугу, наткнулись на братскую могилу. Найденные при останках двадцати двух человек предметы -- клочки формы и обуви, патроны и красные звездочки -- говорили о том, что они принадлежат павшим из армии Тухачевского. Местные жители по передаваемым из поколения в поколение рассказам уже привыкли к мысли, что тут, в Оссове, нашли красноармейцы последний приют. Поляки давно приносят сюда цветы и зажигают свечи, говоря:

Цитата :: «Враг ни враг, а огонек умершим полагается»

После исследования останков их снова предали земле, а на могиле установили временный деревянный крест.
Тогда и возникла идея воздвигнуть постоянный памятник. «Солдаты заслуживают памяти, несмотря на то что они были нашими врагами», -- посчитали в администрации местного самоуправления. Инициативу поддержал тогдашний маршал сейма Бронислав Коморовский.

Цитата :: «Уважение к солдатам лежит в польской традиции. Стоит показать россиянам, что так мы относимся и к их погибшим. Это стало бы хорошим жестом в польско-российских отношениях», --

сказал тогда нынешний президент. Завтра его будут ждать на открытии памятника. Он выполнен из нержавеющей кислотоустойчивой стали и представляет собой надгробие в форме православного креста, выходящего из-под земли и окаймленного 22 остроконечными элементами, напоминающими острия штыков. Автор проекта скульптор Марек Модерау объясняет выбор креста, а не звезды, просто:

Цитата :: «Это поколение, воспитанное перед революцией»

Среди памятных вещей в братской могиле был найден и маленький нательный крестик.
Валерий МАСТЕРОВ, Варшава

http://www.polskieradio.pl/zagranica/ru/news/artykul137603.html Польское радио. Зарубежная служба 13.08.2010
В годовщину Варшавского сражения выставка "И Варшава не подвела"
Фотографии, документы, карты и фрагменты воспоминаний периода Варшавской битвы, из музейный собраний и частных архивов жителей города - все это экпонаты плэнерной выставки «И Варшава не подвела». Выставка на столичном Краковском предместье приурочена к 90-летию победы поляков в польско-большевистской войне 15 августа 1920 года.

Цитата :: «В сложных днях решающей о судьбе страны битвы, столица Польши совершила большое усилие, поддерживая борющихся за защиту родины солдат. Варшава мобилизировала четвертую часть всех добровольцев, в большинстве учеников и харцеров. Это была поддержка не только для центральных властей, в том числе Совета Защиты Государтсва, но также это была основа добровольческой армии, -

сказал вовремя открытия выставки агенству ПАП ее организатор Анджей Ставаж.
Варшавское сражение относится к числу 18 великий битв, повлиявших на мировую историю. В прошлом оно называлось «Чудо на Висле», в связи с показатальной победой над превышающими по численности советскими силами. Тогда в результате удачного тактического решения, польские войска под командованием Юзефа Пилсудского отбросили дивизии Михаила Тухачевского от Варшавы. Польско- большевистская война 1920 года закончилась подписанием невыгодного для Советской России Рижского мира.
В Польше в эти дни 90-летие Варшавской битвы отмечается с участием президента Бронислава Коморовского, а также представителей правительства и парламента.
су

Ursa Отправлено Сегодня, 17:03
http://www.polskatimes.pl/blogi/294090,pilsudski-stworzyl-sowiety-niewykluczone,id,t.html#material_1 Polska-Times 13.08.10
Paweł Zarzeczny Piłsudski stworzył Sowiety? Niewykluczone
Павел Зажечны Пилсудский создал Советы? Не исключено
Мы – страна годовщин, происходящих регулярно каждые две недели. 15 июля – Грюнвальд, 1 августа – Восстание, 15 – Чудо на Висле, 31 – августовские договорённости.
15 августа, воскресенье, отмечу песней, которая – как Фогг (Мечислав Фогг, 1901-1990, – знаменитый польский певец, лирический баритон, прим. перев.) – может восхищать в течение нескольких поколений. Поётся на мелодию «Эй, паненка», но слова не Корнеля Макушинского, а более поздние, народные:

- Я-то думал – это ветер,
И г..о летит по свету!
А это Советы! Советы! Совеееты!
Думал – драные сапоги,
Онучи вонючи или носки,
А это – большевики! Большевики! Большевииики!
Слышу – крики ужасные,
Думал – сутенёры за шлюхами шастают,
А это Красные! Красные! Красныыые!

Ну, празднование началось, спойте у костра – саблю бери, большевика гони, гони, гони! В 1920 году нам удалось прогнать (хотя и всего-то на 20 лет) красную сволочь. Советов, рядом с которыми дикари Тамерлана или вандалы были рыцарственными воинами, а красные кхмеры – весьма милосердными. Ну, да. Юзеф Пилсудский, этот диктатор, нелюдим, левак, бабник, разведённый и вовсе не католик, дал Польше первую после Собеского победу в войне. И стал легендой. Даже если конница Будённого ринулась на Польшу в валенках и ватниках, с кремнёвыми ружьями на проволоке, а Тухачевский не до конца понимал, с кем он воюет и где. Ну, об этом мы вспоминать не будем, в конце концов, праздник, ах, уланы, уланы, в вас влюбляются все панны!
Меня сильно интригует, как в нашем мире мог случиться советский строй, введённый сифилитиком (сначала), психопатом (потом) и чередой кегебешников (в период упадка), что стоило русскому народу и всем соседним десятков миллионов жизней. Демографы утверждают, что только в бывшем СССР не хватает… целых 63 миллиона человек (!), из которых «только» 20 поглотила Отечественная война.
Террор и лагеря. Чистки. Неслыханный культурный и бытовой примитивизм (хотя в молодости я заинтересовался тем, что советские профсоюзы пропагандируют… свободную любовь, гм, любопытство моё было возбуждено, но я тогда не знал советских женщин!).
Советы. Абсолютный застой в науке – ценой выдуманных полётов в космос. Грабительская экономика, на уровне голодного существования. Алкоголизм в масштабах ранее не известных даже алкоголикам ( «Москва – Петушка», почитайте). Погубленная окружающая среда – вследствие хотя бы кретинского поворота рек или такой безответственности, как в Чернобыле. Враньё. Воровство. Лень. Война с религией. А это Совеееты!
Польшу обычно называли самым весёлым бараком во всём лагере. Да, уже с первого визита большевиков этот строй воспринимался с юмором. Как в случае со Слонимским. Приезжает в Польшу советский писатель на съезд литераторов. И спрашивает пана Антония, где он может помочиться. А тот вежливо отвечает: «Вы? Везде». Это бытовая шутка, а вот из области науки: «Кто изобрёл радио? Москаль. На чердаке у немца». О воровстве мы помним другой анекдот: «Тяжёлое время», - сказал москаль, волоча часы с башни костёла…
Советы утверждали, что строят общество справедливости. Вот только они выдумали классовую борьбу – и целые общественные слои стирали с лица земли. Вместо налогов – конфискации. Уничтожение промышленников, дворянства, крестьянства, только что освобождённого царизмом от крепостного права. Плодородная страна превратилась в пустошь с вечной нехваткой продовольствия. В колхозы. Механизация сельского хозяйства? Один комиссар так рапортовал в центр: «Половину задания я уже выполнил. Перестрелял всех лошадей!».
Советы. Вожди-склеротики, такие, как Брежнев или Черненко, примитивы, как Хрущёв. В самом деле, ни одного умного там не случилось. В Советском Союзе я бывал много раз. Запуганная страна, в которой самые распространённые обороты – это «nielzia» и «nie nada». Вонючая страна с сортирами, которые чистили лизолом, чаще всего просто с дырой в земле, требующей знакомства с позой «лыжника». Родина взяток, без которых ничего нельзя уладить. Страна массовых разводов и абортов (как-то один, скажем, знакомый обратил внимание советской девушке, чтобы она так не кричала и не притворялась, что ей с ним хорошо. А она, krasawica, отвечает, что ей вовсе не хорошо! Просто ей выскребли rebionka, и потому болит!).
Советы. Страна подслушивания, запугивания, доносительства, приговоров без суда, тайных убийств (Блохин, палач из Катыни, имел на своей совести около двадцати тысяч собственноручно совершённых казней – в том числе и убийство Тухачевского – а ведь трудно предположить и то, что он был рекордсменом, и то, что все советские преступники вдруг растворились в тумане). Никаких чувств. Как у заключённых, бегущих из Сибири, которые брали в дорогу «консерву» - приятеля, которого по пути съедали. По кусочку. Сначала окорок.
Страна Советов. С бюстгальтером в гербе (груди на фоне мира). С величайшим изобретением человечества – топорной мясорубкой (gniotsja nie łamiotsja). С цензурой, отсутствием свободы слова, собраний, частной собственности, плюрализма, с монопартией… «Коммунизм – это власть Советов плюс электрификация». Хотя не было ни того, ни другого. Ба, ничего и никого не было, как у Кононовича (Кшиштоф Кононович, баллотировался в мэры Белостока в 2006 году; сказал в одной из своих речей: «… чтобы не было бандитизма, чтобы не было воровства, чтобы не было ничего». Фраза стала популярной, была даже такая песня «Не будет ничего», - прим. перев.). Как на том конкурсе художников. «Ленин в Поронине» (Ленин бывал в Поронине в 1913-1914 годах, прим. перев.). Живописец нарисовал Сталина, совокупляющегося на скамейке в парке с женой Ильича – Надеждой Крупской. «Но где Ленин?», - спрашивают художника. А он: «Как это – где? В Поронине!».
Ленина наш Дед на Каштанке выгнал, но подарил ему жизнь. Сталин – другой мерзавец и правопреемник – тоже, к сожалению, умер естественной смертью, перед этим продолжая гигантский экспорт революции и нищеты на все континенты. Я когда-то был в его музее в Гори. Я вошёл в его бронепоезд, в котором он прятался, как крыса, от врагов (а на фронт посылал тёмный народ, на верную смерть - см. «Волоколамское шоссе»). Ну, и, к своему изумлению, я открыл там одну человеческую черту Сталина, а именно – унитаз, сразу около штабного кабинета. И с нескрываемой радостью наср*л туда. Только это он и заслужил, я думаю, этот Совет из Советов. И на его могиле я, наверняка, сделал бы то же самое.
Но какое отношение имеет годовщина 1929 года к Советам и всей их омерзительнейшей истории? А вот имеет. Потому что Пилсудский большевиков прогнал, но совершил чудовищную ошибку. Он остановил своё победное наступление. Вместо того, чтобы уничтожить красных всех до единого, с Лениным и Сталиным, и спасти Польшу не только на 20 лет – он остановил армию. Почему? Потому что боялся, что разгром ослабленной Революции, при удачном наступлении царских войск (белых) Колчака и Деникина может означать одно. Возрождение Великой России и… возвращение границ времён разделов. Утрату независимости. Пилсудский предпочитал Ленина царю, и потому начал переговоры с ним, с убийцей. Ну, да ведь никто вам об этом не скажет, чтобы не разрушать миф Вождя. Миф Вождя, который первый после Собеского дал Польше победу в войне.
И который – прости, Маршал - совершенно неосознанно создал нечто, чего не предвидел. Советы. Как в той песенке:

- Я-то думал – это ветер,
И г..о летит по свету!
А это Советы! Советы! Совеееты!

"Выгнали из дисбата за зверства". (с) Мелоди.
Ursa jest chyba jakims emerytowanym kapitanem KGB lub nawet moze NKWD (с) Nachalnik

http://www.polskieradio.pl/zagranica/ru/news/artykul137628.html Польское радио. Зарубежная служба 14.08.2010
В Польше отмечается 90-летие Варшавской битвы
В Польше отмечается 90-летие Варшавской битвы, которая стала переломной в польско-советской войне 1920 года. Тогда в результате удачного тактического решения, польские войска под командованием Юзефа Пилсудского отбросили дивизии Михаила Тухачевского от Варшавы. Польско-советская война 1920-го года закончилась подписанием невыгодного Советской России Рижского мира. 90-летие варшавской битвы отмечается с участием президента Бронислава Коморовского, а также представителей правительства и парламента. Президент принимает участие в мероприятиях посвященных 90 годовщине «Чуда на Висле». В Оссове под Варшавой Бронислав Коморовский возложил венок у памятника ксендзу Игнацию Скорупке, принял участие в богослужении и наградил посмертно погибшего в Битве Варшавской священника Орденом Белого орла, которое принял представитель семьи. Днем на полях под Оссовом состоялась реконструкция Битвы варшавской 1920 года. Состоялись также скачки кавалерийских эскадронов на звание обладателя Кубка министра национальной обороны.
И.Зм

» Нам не дано предугадать как наше слово отзовется... :)
» Польша получит еще 20 томов дела о расстреле в Катыни
» Польша вводит суровые санкции против России
» Виктор Точинов Бедная, бедная Польша - 2